Базука не приспособлена для стрельбы по летающим целям. Но если ракета попадет, то вертолету не поздоровится. Ракета попала. Вертолет вздрогнул, словно налетел на невидимую стену. Затем резко развернулся и рухнул на шоссе. На всякий случай базука всадила еще одну ракету ему в брюхо Начался настоящий фейерверк – взрывались боеприпасы.
– Давайте уносить отсюда ноги! – закричал Ауэрбах, чувствуя, как дрожит его голос.
Парочка ящеров еще сопротивлялась, но американцы быстро прикончили их. Гораздо больше времени ушло на то, чтобы перевязать раненых. Ауэрбах отчаянно торопил своих людей. Он хотел оказаться как можно дальше от места боя, пока ящеры не прислали еще один вертолет.
– Даже если они прикончат нас всех, мы расплатились вперед, – бормотал он.
И хотя он был совершенно прав, ему очень хотелось спастись. Победа намного слаще, если ты остаешься в живых, чтобы насладиться ею. А когда он вернется в Ламар, ему будет что рассказать Рэйчел Хайнс… и Пенни Саммерс.
Когда Дэвид Гольдфарб вернулся в Дувр, ему показалось, что он перенесся по времени в начало войны. Тогда все было проще, и беспокоиться следовало только о фрицах. К тому же, несмотря на обещания Гитлера, немцы так и не смогли вторгнуться в Англию. Все помнили выступления фюрера: «Не беспокойтесь… мы придем». Но вермахт так и не пришел. Пришли ящеры.
В маленькую комнатку здания естественных наук дуврского колледжа, где работал Дэвид, вновь вернувшийся к изучению радара ящеров, вошел Бэзил Раундбуш. Усатый пилот что-то насвистывал, но Гольдфарб не узнал мелодии; в любом случае слова наверняка похабные.
Появление Раундбуша заставило Дэвида вспомнить о месяцах, проведенных в Брантингторпе. Он оторвался от осциллоскопа и сказал с шутливым негодованием:
– Все время, пока я играл в пехотинца, меня не оставляла уверенность, что ты умер и больше не будешь действовать мне на нервы своими песенками. – После небольшой паузы он добавил: – Сэр.
Раундбуш достойно воспринял шутку Дэвида. Оскалившись, словно лев, только что заваливший зебру, он ответил:
– Умер? Произошло нечто куда более страшное: меня повысили в чине.
– Да, сэр! Самый знаменитый капитан авиации Раундбуш, сэр! – вскричал Гольдфарб, вскочил на ноги и отдал столь неистовый салют, что едва не вывихнул руку.
– О, нельзя ли приглушить звук, – добродушно попросил Раундбуш. – Давай лучше займемся делом.
– Давай, – кивнул Гольдфарб.
Насмешничество помогало ему скрыть восхищение, переходящее в благоговение. Во время службы в пехоте ему не раз приходилось подвергаться опасности. Однако вовсе не мастерство на поле боя помогло Дэвиду уцелеть. Пули и осколки носились вокруг и находили свои жертвы случайным образом. Если тебе везло, они в тебя не попадали. Если нет – ты погибал или становился калекой.
Но Бэзил Раундбуш остался в живых после множества боевых вылетов, причем ему приходилось воевать против ящеров, чьи самолеты и оружие гораздо эффективнее самолетов людей. Конечно, без везения здесь не обошлось, но пилоту истребителя в отличие от пехотинца одной удачи не достаточно. Ты должен в совершенстве владеть своим ремеслом, иначе никакая удача тебе не поможет.
А Раундбушу не просто удалось выживать. Крест «За летные боевые заслуги», который он носил на офицерской гимнастерке, являлся ярким тому свидетельством. Бэзил обычно не любил хвастаться – разве что перед официантками, – но Гольдфарб слышал, что Раундбуш сумел сбить один из громадных транспортных кораблей ящеров, в котором мог поместиться целый полк. Рядом с ними транспортные «Дакоты», которые ВВС Великобритании начали получать от американцев незадолго до вторжения ящеров, напоминали игрушечные модели из дерева и бумаги – а «Дакоты» были на порядок лучше английских транспортных самолетов.
Именно за этот подвиг Раундбуш получил крест. И вот что он сказал: «В Лондоне сидит куча проклятых дураков. Красотки должны ненавидеть их всех до одного – они думают, что размер важнее техники. И хотя у транспортного корабля размер кита, у него нет пушек, чтобы вести ответную стрельбу. Сбить истребитель ящеров – несравнимо сложнее».
Гольдфарб посмотрел на дождь, льющий со свинцового неба, и сказал:
– Если бы ящеры были умнее, они бы напали на нас сейчас. Мы не увидим их самолетов при такой тяжелой облачности, тумане и дожде, а они благодаря радарам могут летать совершенно спокойно.
– Они не любят холодную погоду, – ответил Раундбуш. – Я слышал, что они вторглись в Англию после того, как были вынуждены отступить в СССР. Красные применили бомбу из взрывчатого металла, и ящерам пришлось спасать свои чешуйчатые задницы. – Он фыркнул. – Нельзя позволять политикам принимать решения – человек ты или ящер.
– Теперь, когда мы одержали победу, я даже рад, что они на нас напали. – Гольдфарб показал на электронную аппаратуру, заполнявшую полки и столы лаборатории.
Среди обломков самой разной аппаратуры попадались и неповрежденные приборы, которые удалось снять с самолетов и машин, доставшихся англичанам практически целыми после отступления ящеров.
Бэзил Раундбуш в ответ развел руками.
– Как мне кажется, – сказал он, – перед нами стоят две задачи. Во-первых, использовать устройства, которые достались нам в рабочем состоянии. Во-вторых, разобрать поврежденные приборы на части, чтобы собрать два работающих из четырех сломанных.
– Было бы неплохо понять, как эти проклятые штуки работают, – заметил Гольдфарб.
К его удивлению, Раундбуш покачал головой.
– Вовсе не обязательно, по крайней мере сейчас. Краснокожие индейцы не имели понятия о том, как плавить металлы или производить порох, но они быстро научились стрелять в захватчиков. Сейчас у нас такая же задача: необходимо научиться использовать устройства ящеров в войне против них. А понимание придет потом.
– Краснокожие индейцы так и не поняли, как работает огнестрельное оружие, – и что с ними стало? – возразил Дэвид.
– В отличие от нас краснокожие индейцы не имели понятия о научных исследованиях и производстве, – покачал головой Раундбуш. – К тому же мы и сами были близки к внедрению радара, когда появились ящеры. У нас уже имелся радар: конечно, не такой эффективный, как у ящеров, но он существовал – тебе об этом известно больше, чем мне. Кроме того, мы и немцы начали разработку реактивных двигателей. Было бы интересно полетать на их «мессершмитте», чтобы сравнить его с нашим «метеором».
– Интересно, где сейчас Фред Хиппл, – вздохнул Гольдфарб. – И жив ли он.
– Боюсь, что нет, – ответил Раундбуш и заметно помрачнел. – Я не видел Фреда после налета ящеров на Брантингторп. Наверное, он погиб вместе с другими офицерами в казарме. Во всяком случае, его не было среди нас, когда нашу команду собрали вновь.
– Я тоже ничего о нем не слышал, – грустно ответил Гольдфарб. – Меня отправили в пехоту.
– Ну, полковника авиации так легко в пехоту не заберешь, к тому же Фред Хиппл им бы сразу объяснил, кто они есть, – проворчал Раундбуш и вздохнул. – С другой стороны, его могли и не послушать. К сожалению, до войны никто всерьез не относился к реактивным двигателям.
– Но почему? – спросил Гольдфарб. – Ведь очевидно, что такой двигатель гораздо эффективнее. Как ни крути, «спитфайр» не может состязаться с «метеором».
– Совершенно верно. Я летая на обеих машинах.
Раундбуш задумался, собираясь с мыслями. Он прекрасно соображал – когда хотел. К тому же он был красивым и смелым. Когда у Гольдфарба случались приступы плохого настроения, он находил это сочетание удручающим. Раундбуш продолжал:
– Причин несколько. Мы сделали крупные вложения в поршневые двигатели, причем не только в заводы, которые их производят, но и в течение почти сорока лет исследовали оптимальные условия их
