ЛЮБОВЬ И… ПУЛЬСАЦИЯ ПЫЛИ
Альберт Степанович Потрошилов вернулся домой утром. Летние отпуска вышвырнули на черноморские пляжи и укропные плантации половину личного состава 108-го отделения милиции. Алик заступал на дежурства через день, частенько ночуя на продавленном казенном диване.
Он припарковал «Запорожец» и медленно направился к дому. После милицейской суматохи тишина лилась на душу сыщика елеем покоя. Алик шел, наслаждаясь отсутствием криминала. Ноги сами укорачивали шаг. Хотелось продлить мгновения спокойствия и безмятежности. Вдруг что-то будто толкнуло его в печень. Неясное ощущение тревоги заставило Потрошилова надеть очки и остановиться. Алик медленно поднял голову.
Многое могло произойти, пока капитан милиции защищал город. Вплоть до девальвации монгольского тугрика. Но действительность оказалась куда необычней. В детской песочнице догорал костер. Рядом лежала груда пустой стеклотары. На фоне парка возвышалось нелепое сооружение, похожее на гибрид гигантского унитаза с холодильником. Впрочем, табличка на крыше поясняла непонятливым: «Яранга!»
Все это было достаточно дико. Но самое немыслимое заключалось в другом. На большом чемодане типа «дипломат» сидели два лица чукотской национальности! И не просто сидели. И не просто лица. Во- первых, северные люди в унтах и полушубках нагло пялились на него, капитана милиции Потрошилова! Во-вторых, эти лица ему были явно знакомы. В третьих, оба «лица» делали это сквозь очки.
Алик невольно потянулся к своим окулярам. Он стащил их с носа и машинально протер. Северные люди немного понаблюдали за лихорадочными движениями Потрошилова и синхронно сделали то же самое.
«Дразнятся», — обидчиво подумал Алик.
«Не похож он на тойона!» — одновременно, хоть и про себя, решили Сократ и Диоген. Все трое вернули очки на место.
Гениальные извилины Потрошилова устало и дремотно шевельнулись, как линяющая змея. Логическая цепочка началась от простого: «Во дворе сидят чукчи. Значит, ждут рассвета. Рассвета нет. Значит…» — Алик с трудом остановил полет мысли в другую сторону от разума. Он досадливо плюнул на утреннюю дедукцию и пошел домой.
— Однако, на вид-то он — Потрошилов, — с большим сомнением сказал Сократ.
— Ты тоже на вид — не Ален Делон, — возразил Диоген и добавил, — однако.
Дверь подъезда сочно хлопнула. Братья невозмутимо сплюнули в отгоревшее кострище и слезли с чемодана. Сократ взглянул на небо. Солнца там не было. Создавалось впечатление, что на родине папы его не бывает вообще.
— Будем смотреть по очереди. Час ты, час я, — предложил он.
Диоген кивнул. Дверь в ярангу приоткрылась, впуская хозяина. Внутри в беспорядке валялись соплеменники. Места среди новых Белых Оленей было мало. Восходящее солнце разогревало пары спирта в воздухе до взрывоопасной температуры. Якут ввинтился в сопящую жаркую кучу и мгновенно захрапел.
Альберт Степанович проснулся вечером. Душа, палимая любовью, не давала сыщику покоя. Мамы дома не было, а страдать в одиночку не хотелось. Он немного поколебался и разбудил Доктора Ватсона. Хомяк недовольно зажмурился, предчувствуя долгую беседу. Разговоры с Аликом ему не нравились. Хозяин рассуждал громко и о своем, мешая спать. Кроме того, он много курил, отбивая Ватсону аппетит.
— Итак, Доктор, — объявил Потрошилов, раскуривая трубку, — вас, безусловно, интересует мое мнение…
Ватсон в ужасе закрыл нос лапками. Его интересовала только свежая морковка. А никак не болтовня. И вдруг произошло чудо — громкий голос смолк. Клубы дыма уплыли в сторону. Ватсон в изумлении уставился на Алика. Тот стоял у окна. Трубка тлела в безвольно опущенной руке. Отпавшая челюсть лежала на груди и мелко подрагивала. Гениальный сыщик постигал невероятный факт — утренний мираж был реальностью!
Прямо напротив фамильного балкона семьи Потрошиловых возвышалась яранга из линолеума с дверцей от холодильника. Рядом сидел знакомый чукча в очках и таращил на Алика свои узкие глаза. Альберт Степанович застыл в удивлении. Интуиция злорадно подсказала, что им интересуются народы Севера. Логического объяснения этому не было.
Потрошилов встрепенулся и задернул шторы. Ватсон добрался до морковки и удовлетворенно захрустел, наслаждаясь покоем. Он уважал тишину.
Люда манила Альберта Степановича. Рабочий день в больнице Всех Святых подходил к концу, следовательно, пора было приступать к наблюдению. Потрошилов выскользнул из родного подъезда, маскируясь маминым зонтиком, расписанным большими ромашками. Ему не хотелось встречаться с чукчами. И любой другой народностью Заполярья тоже.
«Запорожец» взревел мотором, унося Алика навстречу любви. Внезапно в зеркале заднего вида показались двое в унтах, очках и полушубках. Они неторопливо бежали за украинской иномаркой, вежливо стараясь не обгонять. Так же неумолимо и монотонно бегал в кино американский терминатор. Альберту Степановичу сделалось не по себе. Он прибавил газу и начал петлять. Преследователи не отставали.
Потрошилой уходил дворами. За ним по пятам шел «отмороженный» криминал. Такого с Аликом еще не случалось. В роли дичи он чувствовал себя неуютно. «Запорожец» ревел, здорово обижаясь на изнасилование моторесурса. На двадцатой минуте погони нервы капитана милиции не выдержали. Он резко затормозил, высовывая голову в приоткрытое окно. Тишину переулка прорезал гневный вопль:
— Прекратите безобразничать! Что вам от меня лужно?!
Якуты застыли на месте, ища, куда бы спрятаться. Как старший брат их заметил, было непонятно. Ни один олень, не оборачиваясь, не мог обнаружить погоню. Они переглянулись и быстро юркнули в ближайшие кусты.
Потрошилов с облегчением выдохнул. И даже торжествующе улыбнулся. Все-таки, он внушал ужас преступному элементу. Несмотря на национальность.
«Запорожец» уехал, потрескивая мотором. Сократ вылез из кустов, потрясенно глядя вслед:
— Однако, великий охотник! Ни разу не обернулся!
— Тойон, — с уважением отозвался Диоген. — Сердцем чувствует!
Тем не менее упускать брата из виду им не позволял наказ отца. Сократ вышел на проезжую часть. Он дотронулся до асфальта, поднес пальцы к носу и втянул воздух. След железного оленя был вонючим, но отчетливым.
— Найдем? — спросил Диоген.
— Найдем! — уверенно заявил Сократ. — Я запомнил номер.
Якуты сурово нахмурились и потрусили по чужой каменной тундре. От них было трудно уйти, не оставив следа.
Мама всегда права. Как трамвай. А в том что трамвай обычно прав, Альберт Степанович убедился на личном опыте. Впрочем, стоило только сесть за руль, как выяснилось, что правы не только мама и трамвай, но и все остальные. За исключением его самого. Ну да речь не об этом. Как и предсказывала Валентина Петровна, с приобретением «Запорожца» Люда стала ближе и доступнее. Для наблюдения. Тут Потрошилов был асом.
Через неделю он знал о любимой женщине все. Она действительно была челюстно-лицевым хирургом. И еще профессионально занималась тяжелой атлетикой. После чего плавала в бассейне. Мужа у Люды не было. Узнав о ее трагическом семейном положении, Алик усмехнулся:
— Пока!
Он постоянно следовал за Людиным джипом. Отставал (часто). Догонял (редко). И старался быть незаметным. Альберт Степанович с наслаждением совершал все подряд глупости, свойственные
