берите оружие, стройтесь по сотням, я веду вас!
Твердый голос Серебряного, повелительная осанка и неожиданная решительность сильно подействовали на разбойников.
- Эге, - сказали некоторые вполголоса, - да этот не шутит!
- И впрямь атаман! - говорили другие, - хоть кого перевернет!
- С ним держи ухо востро, не разговаривай! Вишь, как уходил песенника!
Так рассуждали разбойники, и никому не приходило более в голову трепать Серебряного по плечу или с ним целоваться.
- Исполать тебе, князь! - прошептал Перстень, с почтением глядя на Никиту Романовича. - Вишь ты, как их приструнил! Только не давай им одуматься, веди их по дороге в Слободу, а там что бог даст!
Трудно было положение Серебряного. Став в главе станичников, он спас Максима и выиграл время; но все было бы вновь потеряно, если б он отказался вести буйную ватагу. Князь обратился мыслию к богу и предался его воле.
Уже начали станичники готовиться к походу и только поговаривали, что недостает какого-то Федьки Поддубного, который с утра ушел с своим отрядом и еще не возвращался.
- А вот и Федька! - сказал кто-то. - Эвот идет с ребятами!
Поддубный был сухощавый детина, кривой на один глаз и со множеством рубцов на лице.
Зипун его был изодран. Ступал он тяжело, сгибая колени, как человек, через силу уставший.
- Что? - спросил один разбойник.
- Я чай, опять досталось? - прибавил другой.
- Досталось, да не нам! - сказал Поддубный, садясь к огню. - Вот, ребятушки, много у меня лежало грехов на душе, а сегодня, кажись, половину сбыл!
- Как так?
Поддубный обернулся к своему отряду:
- Давайте сюда языка, братцы!
К костру подвели связанного детину в полосатом кафтане. На огромной голове его торчала высокая шапка с выгнутыми краями. Сплюснутый нос, выдававшиеся скулы, узенькие глаза свидетельствовали о нерусском его происхождении.
Один из товарищей Поддубного принес копье, саадак и колчан, взятые на пленном.
- Да это татарин! - закричала толпа.
- Татарин, - повторил Поддубный, - да еще какой! Насилу с ним справились, такой здоровяк! Кабы не Митька, как раз ушел бы!
- Рассказывай, рассказывай! - закричали разбойники.
- А вот, братцы, пошли мы с утра по Рязанской дороге, остановили купца, стали обшаривать; а он нам говорит: «Нечего, говорит, братцы, взять с меня! Я, говорит, еду от Рязани, там всю дорогу заложила татарва, обобрали меня дочиста, не с чем и до Москвы дотащиться».
- Вишь разбойники! - сказал один из толпы.
- Что ж вы с купцом сделали? - спросил другой.
- Дали ему гривну на дорогу и отпустили, - ответил Поддубный. - Тут попался нам мужик, рассказал, что еще вчера татары напали на деревню и всю выжгли. Вскоре мы сами перешли великую сакму [115]: сметили по крайнему счету с тысячу лошадей. А там идут другие мужики с бабами да с детьми, воют да голосят: и наше-де село выжгла татарва, да еще и церковь ограбили, порубили святые иконы, из риз поделали чепраки…
- Ах они, окаянные! - вскричали разбойники. - Да как еще их, проклятых, земля держит!
- Попа, - продолжал Поддубный, - к лошадиному хвосту привязали…
- Попа? Да как их, собачьих детей, громом не убило!
- А бог весть!
- Да разве у русского человека рук нет на проклятую татарву!
- Вот то-то и есть, что рук-то мало; все полки распущены, остались мужики, да бабы, да старики; а басурманам-то и любо, что нет ратных людей, что некому поколотить их порядком!
- Эх, дал бы я им!
- И я б дал!
- Да как вы языка-то достали?
- А вот как. Слышим мы лошадиный топ по дороге. Я и говорю ребятам: схоронимся, говорю, в кусты, посмотрим, кто такой едет. Схоронились, видим: скачет человек тридцать вот в этаких шапках, с копьями, с колчанами, с луками. Братцы, говорю я, ведь это они, сердечные! Жаль, что нас маленько, а то можно б поколотить! Вдруг у одного отторочился какой-то мешок и упал на землю. Тот остановился, слез с коня подымать мешок да вторачивать, а товарищи его меж тем ускакали. Братцы, говорю я, что бы нам навалиться на него? Ну-тко, робятушки, за мной, разом! И, сказамши, бросились все на татарина. Да куды! Тот только повел плечами, так всех нас и стряхнул. Мы опять на него, он нас опять стряхнул, да и за копье. Тут уж Митька говорит: посторонитесь, братцы, говорит, не мешайте! Мы дали ему место, а он вырвал у татарина копье, взял его за шиворот, да и пригнул к земле. Тут мы ему рукавицу в рот, да и связали, как барана.
- Ай да Митька! - сказали разбойники.
- Да, этот хоть быка за рога свалит! - заметил Поддубный.
- Эй, Митька! - спросил кто-то, - свалишь ты быка?
- А для ча! - ответил Митька и отошел в сторону, не желая продолжать разговора.
- Что ж было в мешке у татарина? - спросил Хлопко.
- А вот смотрите, ребята!
Поддубный развязал мешок и вынул кусок ризы, богатую дарохранительницу, две-три панагии [116] да золотой крест.
- Ах он, собака! - закричала вся толпа. - Так это он церковь ограбил!
Серебряный воспользовался негодованием разбойников.
- Ребята! - сказал он, - видите, как проклятая татарва ругается над Христовою верой? Видите, как басурманское племя хочет святую Русь извести? Что ж, ребята, разве уж и мы стали басурманами? Разве дадим мы святые иконы на поругание? Разве попустим, чтобы нехристи жгли русские села да резали наших братьев?
Глухой ропот пробежал по толпе.
- Ребята, - продолжал Никита Романович, - кто из нас богу не грешен! Так искупим же теперь грехи наши, заслужим себе прощение от господа, ударим все, как мы есть, на врагов церкви и земли русской!
Сильно подействовали на толпу слова Серебряного. Проняла мужественная речь не одно зачерствелое сердце, не в одной косматой груди расшевелила любовь к родине. Старые разбойники кивнули головой, молодые взглянули друг на друга. Громкие восклицания вырвались из общего говора.
- Что ж! - сказал один, - ведь и вправду не приходится отдавать церквей божиих на поругание!
- Не приходится, не приходится! - повторил другой.
- Двух смертей не бывать, одной не миновать! - прибавил третий. - Лучше умереть в поле, чем на виселице!
- Правда! - отозвался один старый разбойник. - В поле и смерть красна!
- Эх, была не была! - сказал, выступая вперед, молодой сорвиголова. - Не знаю, как другие, а я пойду на татарву!
- И я пойду! И я! И я! - закричали многие.
- Говорят про вас, - продолжал Серебряный, - что вы бога забыли, что не осталось в вас ни души, ни совести. Так покажите ж теперь, что врут люди, что есть у вас и душа и совесть! Покажите, что коли пошло на то, чтобы стоять за Русь да за веру, так и вы постоите не хуже стрельцов, не хуже опричников!
- Постоим! Постоим! - закричали все разбойники в один голос.
- Не дадим поганым ругаться над святою Русью!
- Ударим на нехристей!
