его начальнику и не сказали: «Между прочим, у вас служит некий Огден. Боюсь, он ступил на ложный путь, который может привести его к беде»?
Я выудил из пачки сигарету, закурил.
— Сколько вы платите за ваши костюмы, лейтенант?
— Максимум семьдесят пять долларов — это за тот, в котором хожу к мессе.
— А вы, сержант Фастнот?
Сержант чуть улыбнулся.
— Однажды заплатил сто двадцать пять, но дело было до свадьбы.
— Огден платил за свои никак не меньше трехсот долларов. Ездил он на «линкольн-континентале». Играл в покер по-крупному и даже не кривился, спуская за вечер пятьсот долларов. Жил в квартире, обошедшейся ему по меньшей мере в восемьдесят тысяч. Я знал обо всем этом, хотя виделся с Огденом не более десяти раз в год и только за столиком для покера. Но если об этом знал я, почему оставались в неведении люди, под началом которых он служил, или те, что работали с ним плечом к плечу? А если так, почему я должен негодовать? И кому, по-вашему, я должен был высказать свои претензии? Его непосредственному начальнику? Насколько мне известно, он стриг двадцать пять центов с каждого доллара, полученного Огденом.
— Допустим, — Деметер разглядывал потолок, — допустим, мы с Фастнотом сделаем вам предложение, аналогичное тому, что, как вы говорите, сделал вам Огден?
— Он его сделал.
— А теперь мы пойдем по его стопам. Вас это удивит?
— Да.
— Почему? Только из-за того, что мы носим дешевые костюмы?
— Нет.
Деметер наклонился вперед и пристально посмотрел на меня.
— Наверное, у вас в голове какой-то прибор, Сент-Ив. Этакий внутренний радар, сразу определяющий, честен полицейский или нет. Есть он у вас?
— Нет.
— Тогда на основании чего вы судите обо мне и Фастноте? Почему вы решили, что мы — честные полицейские?
— Потому что вы не дали мне повода убедиться в обратном.
— Я уже сказал, что удивлюсь.
Деметер допил виски и поставил пустой стакан на столик. Я не стал спрашивать, налить ли ему еще. Он стряхнул пепел с кончика сигары на поднос, посмотрел на Фастнота, а когда тот кивнул, вновь откинулся на спинку.
— Фастнот и я намерены сделать вам предложение. Мы обговаривали сложившуюся ситуацию до того, как узнали, что в этом деле замешан Огден. Теперь мы хотели бы услышать ваше компетентное мнение. Вы говорите, Огден знал, кто украл щит?
— Он сказал мне, что знал.
— И вы пришли к выводу, что именно потому они и убили его.
— Причина достаточно веская.
Деметер затянулся, выпустил струю дыма.
— А теперь, после его смерти, они все же попытаются обменять щит на двести пятьдесят тысяч?
— Откуда мне знать?
— Я думаю, попытаются, — сам себе ответил Деметер. — А как по-вашему, Фастнот?
— Еще один покойник их не остановит.
— Скорее всего, вы правы, — кивнул Деметер. — Сколько их у нас? — Он сунул сигару в рот и начал загибать пальцы. — Сэкетт, ниггер-охранник, это один. Огден — уже два. Да еще этот парень из Нью-Йорка, Фрэнк Спиллейси. Вы забыли назвать его детективам из отдела убийств, Сент-Ив.
— Вы тоже.
— Ну, тогда у нас не было полной уверенности.
— Кто вам сказал? Огден?
— Нет. Не Огден. Огден не единственный полицейский, которого я знаю в Нью-Йорке.
— Он даже знаком с одним-двумя честными копами, — вставил Фастнот.
— Нам стало известно, что вы собирались встретиться с Фрэнком Спиллейси в тот день, когда его убили, а Огден замолвил за вас словечко.
— Пусть так.
Деметер пересчитал загнутые пальцы левой руки.
— Так что у нас получается? Охранник, Огден и Спиллейси. Трое. Я никого не забыл, Фастнот?
— Забыли, — отозвался тот с подоконника, — Джордж Уинго. Но вы знали о нем, не так ли, Сент-Ив? Я хочу сказать, вы знали, что он был наркоманом.
— Знал. — Отпираться я не стал.
— В канцелярии коронера нам сообщили, что вы интересовались подробностями смерти Джорджа Уинго и даже упросили помощника генерального прокурора Соединенных Штатов выяснить их для вас.
— Вы, я вижу, не сидите сложа руки.
— Обычная полицейская текучка. Даже в канцелярии коронера смогли сложить два и два, когда Фастнот попросил прислать ему результаты посмертного вскрытия в один день, а помощник генерального прокурора — днем позже. Этот парень из канцелярии позвонил нам, мы — помощнику генерального прокурора, тот признал, что оказывал услугу вашему адвокату... как его?
— Майрон Грин, — подсказал Фастнот.
— Грину, — повторил Деметер. — Так о чем вы подумали, уяснив, что и Сэкетт, охранник, и мистер Уинго баловались героином?
— Ни о чем, — ответил я.
— Как бы не так, — пробурчал Фастнот.
— Подождите, Фастнот. Может, мистер Сент-Ив не так силен в дедукции, как вы. А вас интересует, о чем подумал Фастнот?
Я вздохнул.
— Этот Уинго посадил охранника на иглу и уговорил его украсть щит. Об этом догадался бы даже пятилетний ребенок. Мой, к примеру. У него высокий Ай-Кью.
— Наверное, хорошая голова досталась ему по наследству от папули, — продолжал Деметер. — Так вот, по мнению Фастнота, Уинго нуждался в деньгах, чтобы покупать наркотики. Будучи специалистом по искусству, он решил украсть щит, а потом продать его музею. Но ему требовалась помощь. Не только внутри музея, но и снаружи. И куда он пошел, чтобы найти помощников?
— К Спиллейси.
— Вам следовало бы поступить на службу в полицию, Сент-Ив. Как вы до этого додумались?
— Когда я заглянул в контору Спиллейси, я увидел, что он написал на блокноте фамилию Уинго. Последнее слово, написанное им при жизни.
— И вы никому об этом не сказали?
— Нет.
— Вы могли бы избавить нас от многих забот, — укорил меня Фастнот. — Очень многих.
— Мог, но не избавил, — подытожил Деметер. — И вчера вечером нам пришлось поехать к миссис Уинго и познакомить ее с нашими выводами. Ей это не понравилось. Ой как не понравилось. Но она позволила нам заглянуть в бумаги мужа, и в них мы обнаружили кое-что интересное.
— Что же?
— Переписку между Уинго и Спиллейси. Лет шесть или семь назад, живя в Нью-Йорке, Уинго через Спиллейси играл на бирже. И, похоже, Спиллейси задолжал Уинго крупную сумму. Мы позвонили в Нью- Йорк, чтобы справиться насчет Спиллейси, но нам сказали, что он уже на том свете. А также ввели в курс
