для человека. А написано там: «Дорогой покупатель! Помни, что скунсы любят засовывать…». Да ну тебя, не веришь, включи «Си-Эн-Эн», или залезь на Интернет.
— О, Кей, спасибо за идею, — пробурчал я.
Через пятнадцать минут я уже несся в ближайший магазин, так как информация, сообщенная мне Патриком, оказалась правдой от первого и до последнего слова. Скандал с задыхающимися от удушья скунсами, похоже, даже затмил разборки с сексуальными безобразиями американского президента, не говоря уже о прочих малозначительных событиях, происходящих вне границ великих и могучих Соединенных Штатов.
Йогурт в конусообразных баночках я нашел без труда. Некоторое время я сомневался, какой именно сорт выбирают привередливые скунсы, но, отчаявшись купил все имеющиеся в наличии сорта: персиковый, банановый, клубничный и голубичный. Все баночки были исправно разбавлены самой ядовитой водкой в окрестностях Сан-Франциско, и выставлены во дворе.
Я всеми силами старался не погрузиться в сон, но увы… Разбудило меня фырканье, громкое и переходящее в хрип.
— Сидоркин, мать твою, кончай храпеть! — разозлился я, вспомнив военные сборы, в раздражении свалился с дивана, окончательно проснулся, и, накинув халат, осторожно вышел во двор.
— Ах ты, какая зверюга. — Служба новостей и общество охраны природы не обманывали — скунс засунул морду в конусообразную банку, и, казалось, хрипя задыхался. — Тише, дурачок, — я стянул пластиковую коробочку, обнажив лунному свету греховно измазанную в творожно-кефирной массе симпатичную востроносую мордочку.
Хрип прекратился. Скунс крепко спал, слезы катились из его глаз, и мне стоило значительных душевных мук распрощаться с этим животным, подкинув его на соседний участок.
Ну что же, я сделал все, что мог. Как ни странно, спать мне расхотелось, и я работал до четырех тридцати утра.
К пяти часам у соседей начало происходить что-то странное. Стоны, хриплые и чмокающие похрюкивания, всхлипывания. Потом завыла сирена, еще одна. Потом что-то возбужденно объяснял по- китайски женский голос, мигали на стене голубовато-красные маячки полицейских машин, а к семи часам утра все стихло.
Проснулся я около десяти, и, хватаясь за голову, подошел к окну.
На соседнем участке стоял невысокого роста китаец, и, матерясь вполне по-местному, а также зажимая пальцами нос, поливал то, что еще осталось от скаутских палаток из шланга.
— Твою мать, — агрессивно заявлял он. — Ноги этих идиотов больше не будет в моем доме. За неделю загадили все так, что… Виктор! Виктор!
— Что, папа? — Смущенно заявил высокий и долговязый китаец-пионер, появившись у входа в сад, хватаясь за живот.
— Если ты, паршивец… Если ты посмеешь привести своих дружков… Засранцев! Вонючек! А ну-ка быстро сворачивай палатки, твою…
— Папа!!! Я больше не буду. Прости!
Операция моя явно прошла успешно, самое обидное, что я так до сих пор и не знаю, что именно подействовало на моих пионеров. Засранцы и вонючки, упомянутые отцом несостоявшихся пионеров, равным образом подтверждали как поносный вариант, так и обонятельные дисфункции соседей, вызванные состоянием глубокого похмелья у свежепойманного скунса.
Так или иначе, скауты больше не возвращались, они исчезли с соседского участка и из моей жизни. Более того, я почти уверен, что китайские эмигранты в Америке не отказываются от телесных наказаний, иначе как объяснить детский визг и плач, который доносился вечерними часами из соседского дома. Как объяснить тот факт, что долговязый парень и пухленький китаенок молча, с самурайским выражением лица, перекопали весь участок и засадили его колючими розами «Звезда Востока»?
Ну что же, все хорошо в этом лучшем из миров. Воздух тут особенно наполнен светом сразу после рассвета. По земле стелется туман… Пахнет влажностью и свежей листвой. Я даже закончил книжку, потом прошло лето и наступила золотая, прохладная и прозрачная осень. Раньше я никогда не замечал этой красоты. Если бы не вся эта история, так что я скаутам теперь даже благодарен…
Дело в том, что мне приходится вставать рано из-за Тимофея. Так я прозвал того самого енота, который нажрался водочного хлеба, предназначавшегося для скунса. Тимофей — хронический алкоголик. Он приходит ко мне каждую ночь, требуя своего. Этот нахал не только приводит своих енотных баб, но, более того, он меня шантажирует. Пару раз я забывал заехать в магазин за спиртовой пропиткой сухих батонов, так этот мерзавец устраивал самый настоящий погром. Вы когда-нибудь собирали рыбные косточки, плавники и хвосты, разбросанные по площади в пятьдесят квадратных метров?
Если это безобразие повторится еще раз, — я дал себе слово, — я сделаю еще порцию слабительной выпечки, размешаю ее с водкой и скормлю этому жирному нахалу. Уж если я справился с пионерами всех времен и народов, неужели я отступлю перед енотом? Хренушки вам…
