так, забавы ради. Теперь он кум ругал себя за это, жалел, что просто не открутил птице голову.
Боря научился передразнивать интонации своего благодетеля, кроме того, на зоне он нахватался грубых нецензурных словечек. И его словарный запас продолжал обогащаться. Клетка с попугаем стояла на высоком круглом столике. Сейчас Боря из своего угла внимательно наблюдал за Чугуром и, кажется, собирался сказать какую-то очередную непристойность.
— Из района два прокурора приехали, — пожаловался Чугур. — Медицинский эксперт, врачи и еще какие-то хмыри на двух машинах. Замордовали меня. За целый день не пожрал, не присел ни разу.
— Говорили, убийца жив остался, да?
— Жив, — ответил Чугур и поправил себя. — Пока жив.
— А кто он?
— Как это: кто? Обычный зэк. Наркоман и отморозок. За дозу дури, родной матери глотку перережет.
Пыжа хотели везти в районную больницу, но кум приказал поместить его в лазарет. А то, чего доброго, Паша Бурмистров, не помня себя, скажет то, о чем нужно молчать даже на страшном суде. Сопливый врач, приехавший из района, настаивал на своем, убеждал Чугура, что без операции и переливания крови пострадавший не выживет. Но кум твердо ответил: в районе нет тюремной больницы, а помещать Пыжа в обычную палату никак нельзя. Это особо опасный рецидивист, сколько душ он загубил, сам не вспомнит. Да и Кум не возьмет на себя такой ответственности, он в ответе за каждого зэка.
Врач пообещал завтра направить на зону опытного хирурга. Только это напрасные хлопоты. Эту ночь Пыж не протянет, к утру приберется. Тут, как говориться, и бабке не ходи, потому что слишком большая кровопотеря. На всякий случай кум отдал приказ лепиле облегчить страдания Бурмистрова, если тот все же доживет до побудки.
— Боря хороший, — громко и внятно сказал попугай. Он картавил, и голос был неприятный, с железной ноткой. Будто говорила не птица, а вокзальный репродуктор. — Хороший… Хороший… Боря… Хороший…
— Заткнись, — сказал кум, злобно глядя на птицу.
— Умри, мусор, — ответил Боря. — Умри… Умри… Мусор мусорской…
— Заткнись, — повторил кум.
— Позор мусорам, — прокричал попугай. — Гони рубли. Статья сто пять…
— Вот же тварь какая, — покачал головой кум.
Боря взмахнул крыльями, крепче вцепился в жердочку и замолчал. Ирина, сколько не уговаривал ее Чугур, не соглашалась отдать птицу в чужие руки. Сейчас кум подумывал, не подсыпать ли строптивой птице зерна, потравленного крысиным ядом.
Когда хозяйка прибрала со стола и протерла клеенку тряпочкой, Кум выложил из портфеля планшет с журналом «Недвижимость за рубежом» и личное дело Кота, которое забрал из сейфа оперчасти. Подшитые бумажки он уже смотрел, но надо бы еще раз взглянуть на них. Чугур должен досконально знать, что за это личность он выпускает на волю. И каких фокусов можно ожидать от Кота, когда тот обретет свободу. Чугур положил дело на угол стола, посмотрит его позже, раскрыл журнал на нужной странице и крикнул Ирину, которая ушла в спальню стелить постель.
Наверное, сейчас не лучший момент, чтобы заводить серьезный разговор, но когда-то он должен состояться. В ближайшее время, как только Чугур утрясет все дела, он напишет рапорт об отставке. Это решено. Куму быстро подберут замену, и все, — свободен. Тогда начнется настоящая жизнь, а не то убогое существование, которое он влачит до сих пор. Останутся в прошлом и скроются в тумане жена Антонина с ее свиньями, сын, великовозрастный оболтус.
Дочь Лера, которая не сумела удачно выскочить замуж, теперь подала на развод. Дочь сидит в бухгалтерии какого-то строительного треста и все ждет прекрасного принца, будто принцы по ней очень соскучились, но пока не узнали дорогу в эту чертову шарашку. Хорошо хоть у отца денег не просит.
Ирина Степановна в шелковом халатике встала у стола и сказала, что пора бы ложиться, ей завтра ехать на базу в район, вставать ни свет ни заря. Потом неожиданно потянулась к папке с личным делом Кота, раскрыла ее. Посмотрела на фотографии и прочитала имя и фамилию заключенного.
— Огородников Константин Андреевич, — и сделала неожиданное и обидное для кума заключение. — А он ничего, Огородников этот. Мужик хоть куда.
— Хоть куда, — передразнил Чугур и закрыл папку. — Обычная уголовная рожа. Патологический тип. Мокрушник и быдло.
— Я уж не знаю, мокрушник он или кто. Только внешне симпатичный. Приятный молодой человек.
— Он двух ментов замочил.
— Моя бы воля, я их всех замочила.
Чугур подумал, что смерть мента вряд ли вызовет сострадание в душе Ирины. Ее муж, бывший милиционер, издевался над женщиной, как хотел, бил ее смертным боем, а когда совсем с катушек спился и вылетел из органов, уехал на шабашку и сгинул неизвестного где. Месяца три назад прислал Ирине покаянное письмо, умолял простить его, дескать, начну новую жизнь, капли в рот не возьму… Он писал, что приедет, но след его снова потерялся, и где теперь блуждает Леонид, никто не знает. «Когда этот гад ступит на порог, я его из ружья кончу», — пообещал тогда кум и порвал письмо.
— Если бы ты встретилась с Костей Огородниковым в темном переулке, он тебя для начала пером пощекотал, — выпалил кум. — А потом отодрал во все дырки.
— А чего… Я не против, — Ирина засмеялась, будто сказала что-то остроумное.
— Ладно, хватит, — Чугур, начиная всерьез сердиться, пристукнул кулаком по столу. — Сядь, не маячь перед глазами.
Ирина зевнула, давая понять, что пустые разговоры сейчас ее мало интересуют.
— Мне вот тут журнальчик попался, — начал кум, когда любовница присела к столу. — Оказывается, цены на такие хоромы за границей почти такие же как на квартиры в Москве. Ты вот взгляни.
Он повернул к Ирине цветную фотографию желтенького особняка и пояснил, что на задах дома бассейн, а до моря доплюнуть можно. Есть в доме несколько спален, бильярдная, даже винный погреб.
— Вот сколько он стоит, — кум ногтем провел черточку под обозначенной ценой дома. — По- божески.
— А это что написано? — Ирина показала на циферку, нарисованную Димоном Ошпаренным.
— Это я так, ну, для себя что-то начирикал. Уж не помню. К делу не относится.
Закончив лирическое вступление, Чугур сделался мрачным и веско заявил, что последнее время стал чувствовать тяжесть прожитых лет. Надо оставаться честным перед самим собой: старость уже не за горами. Эта жизнь возле зоны давно опостылела ему до колики в печени, до зубной боли, пора уйти со службы. И вместе с Ириной переехать в теплые края, хоть на тот же Кипр. За свою жизнь Чугур сделал немало добрых дел, помогал бедолагам, оказавшимся на зоне по вине злого случая, облегчал жизнь доходяг, которых с воли никто не греет. Всего и не перечесть.
Помощь эта бескорыстная, за «спасибо». Получить за свое добро хоть копейку Чугур и не помышлял, потому все люди — свиньи, хуже свиней. Но нашлись среди этого стада такие создания, которые помнят добро. Коротко говоря, в ближайшие дни на книжку Ирины Степановны бывший подопечный Чугура, а ныне успешный бизнесмен, потерявший счет своим миллионам, переведет весьма значительную сумму. Обналичив эти деньги, можно будет сняться с якоря и отчалить на Кипр, поселиться в этом самом особняке. Машину купить и все, что полагается небедному человеку.
— Вот такие дела, Ирочка, — Чугур расстегнул пуговицы форменной рубахи и подумал, что соврал не слишком убедительно. Надо это делать тонко и гладко, как романы пишут: с прологом и эпилогом. Да, травить байки он не мастак, но ведь его слова не проверишь. — Выпала и нам счастливая карта, Ирка. Теперь как в казино: пора менять фишки на наличные.
Пораженная новостью в самое сердце, Ирина Степановна, прижав ладони к румяным щекам, минуту молча переваривала известие, наблюдая, как Сергей Петрович закуривает сигарету и пускает дым. В сказку о бывшем зэке, а ныне добром бизнесмене, который по доброте душевной кидает на чужую книжку
