— У меня есть одна знакомая, правда, она замужем, — сказал Казакевич. — Но она найдет предлог, чтобы улизнуть из дома. Ее муж полный, как бы это сказать… Ну, ты понимаешь. Короче, до встречи со мной она и трахаться не умела. Была фригидной, как сушеная треска. Зато теперь… Тебе надо с ней попробовать.
Петя замялся, прилепился губами к соломинке, булькал сладкой жижей, пока не высосал весь коктейль. Возможно, сегодня ему захотелось что-то экзотическое, негритянку, например? Петины сексуальные вкусы и пристрастия менялись стремительно. В зависимости от времени суток, погоды, настроения, ещё Бог знает чего, ему нравились женщины худые или полные, высокие или низкие, грудастые или плоские.
В том северном краю, где Петя по долгу службы проводил десять-одиннадцать месяцев в году, выбор женщин был до неприличия скудным, как тундра, окружающая город со всех сторон. А жена Пети оказалась патологической собственницей и портила мужу жизнь сценами ревности. И только короткий отпуск позволял родственнику стряхнуть с себя меланхолию, застой и аскетизм северного быта. Каждая новая встреча с женщиной, даже продажной потаскухой, становилась для Пети событием перворазрядным.
Казакевичу любовные победы давались так легко, что давно перестали его всерьез интересовать. Он был готов делиться своими лучшими трофеями без всякого сожаления.
— Так что, позвонить этой штучке? — спросил Казакевич.
После того, как он откомандировал азербайджанцев по верному адресу, к Казакевичу вернулось отличное настроение. Он был уверен, что сегодня же все кончится хорошо, в его пользу. По этому случаю можно облагодетельствовать весь мир. Ну, если не весь мир, хотя бы одного Петьку. Да и самому не мешает немного того…
— Знаешь, с женщинами мы сегодня отложим, — повесил нос Петя. — Когда ты уехал, я вышел в сортир. Не к столу будет сказано, у меня с конца закапало. Кажется, триппер намотал.
Казакевич присвистнул. Вон непруха.
— Я подозреваю, меня та самая заразили, ну, светленькая такая, вертлявая. Ну, четыре дня назад, вспомни. Она ещё на той съемной хате плясала на столе, а под столом ширинку мне расстегнула.
— А, эта, — вздохнул Казакевич. — Ну и блядь. Редкостная. Такая за десятку в церкви стриптиз исполнит. Техника безопасности — не пустое понятие. Говорил ведь тебе…
Казакевич не закончил фразу, только рукой махнул. Доброе настроение улетучилось, даже выпить на посошок расхотелось. Не было двенадцати, когда они вернулись в квартиру Казакевича. Жена Серафима ещё не спала. Остаток вечера пришлось провести в её обществе. На кухне расставили пивные бутылки, порезали красной рыбы.
— Многое сегодня успели сделать? — спросила Сима.
Жена была уверена, что Казакевич мотается по Москве с Петей, устраивая его служебные дела. «Господи, весь вечер придется врать и отвечать на тупые вопросы Симы», — с тоскливой мукой подумал Казакевич. Все в мире меняется, и только жены остаются прежними.
— Да, успели многое, — ответил Казакевич и мрачно покачал головой. — Даже очень многое.
— Вы где-то ужинали? — не отставала вежливая Сима, не понимавшая, что своим присутствием тяготит мужчин. — Хорошо провели время?
— Очень хорошо, — Пятя почесал мошонку.
Вскоре разошлись спать. Казакевич заперся в своем кабинете. Он дважды пересчитал деньги, которые должен был завтра вручить Валиеву, положил их в пластиковый пакет, запер в ящике стола.
Он долго ворочался на скрипучем кожаном диване. Наконец, не выдержал, открыл секретер и махнул двести водки. До сих пор он не изменял привычкам, а из всех видов снотворного отдавал предпочтение сорокаградусной.
Возможно, Тимонин задохнулся бы дымом и тихо скончался от удушья, но ветер, неожиданно поменявший направление и набравший силу, спас его. Ветер подул в сторону пожара, рассеял, отогнал удушливый дым, задышалось легче. Тимонин, глотнув свежего воздуха, пришел в чувство.
Он долго сидел на земле, борясь с головокружением, разглядывал свою исцарапанную грудь и руки в сухих чешуйках запекшейся крови. Через четверть часа он смог подняться, подхватив портфель, побрел по лесу, спотыкаясь на пеньках и кочках. Через час он достиг торфяного поля, со всех сторон окруженного лесом. Поле дымилось. Тимонин не стал выходить на открытое место, а пошел опушкой леса по краю поля.
Через четверть часа он наткнулся на крошечное обмелевшее болотце. Поставив портфель на сухую землю, он сбросил с себя ботинки и латаные штаны. Зашел на середину болотца, где вода доходила до щиколоток. Затем повалился грудью в теплую тину, перевернулся на бок и стал глотать грязно-бурую воду широко раскрытым ртом.
Казалось, в жизни он не пробовал ничего вкуснее.
Напившись, Тимонин уселся посередине болотца, выплюнул изо рта песок, земляные комочки, пальцем снял с зубов прилипшую к ним гнилую траву. Еще раз ополоснув грудь, грудь и ноги, он поднялся, выбрался на сушу, нарядился в штаны и ботинки. Метрах в пятистах впереди он увидел широкую лесную просеку, вдоль которой торчали опоры высоковольтной электролинии. Вот она, дорога, которая ведет к людям. Чтобы срезать путь, он пошел через дымящееся поле.
Подошвы ботинок быстро нагрелись, пропускали жар тлеющего торфа. В эту минуту Тимонин понял смысл поговорки «земля горит под ногами». Не разумом, собственной шкурой понял. Пришлось снова свернуть в лес. Наконец, он выбрался на просеку и пошел по траве, надеясь рано или поздно выйти к населенному пункту, деревеньке или поселку.
Тимонин и вправду был близок к цели. Высоковольтная линия электропередачи пересекала автомобильную магистраль всего в четырех с половиной километрах от того места, где он находился. Оставалось последнее усилие, час с небольшим пути…
Ветер снова стих, дым наползал на просеку со всех сторон, но здесь с дороги было трудно сбиться. Прошагав пару километров, Тимонин услышал за спиной отчетливый механический шум, доносившийся с неба. Он остановился, повертел головой. Шум приближался. Со стороны леса по направлению к просеке низко на медленной скорости летел вертолет МИ-8 ядовито зеленого цвета.
Тимонин мгновенно оценил ситуацию.
Он рванулся вперед, запрыгал, замахал руками. Нет, он не мечтал обратить внимание летчиков на собственную персону. Он хотел предупредить экипаж вертолета о близкой опасности. Если опоры электролинии ещё слабо угадывались в дыму, то высоковольтные провода оставались совершенно невидимыми. Вертолет летел слишком низко, запросто мог зацепить их лопастями винта или пропеллера, корпусом или шасси.
— Поднимайтесь выше, — заорал Тимонин не своим голосом. — Выше, выше.
Он оступился на высокой кочке, потерял равновесие и через секунду растянулся на земле.
За слоистым дымом пилоты не видели человека, метавшегося внизу. Вертолет был пассажирским вариантом Ми-8, имел двадцать шесть посадочных мест. Сегодня на борту находились лишь все три члена экипажа, включая бортового техника, напосившегося посмотреть на пожар сверху. Плюс трое пожарных из района, осматривающих горящий лес, местный эколог и лесничий.
Вертолет лесной авиационной охраны перебросили сюда только вчерашним вечером из другого района области для разведки горящего лесного массива, отслеживания новых очагов возгорания. День только подошел к середине, а летчики уже успели совершить два вылета. Когда вертолет подлетел к высоковольтной линии, штурман заканчивал связь с пожарными, находившимися на земле в трех километрах к западу.
— Накал — три, Накал — три, я Голубь, — орал штурман, стараясь покрыть голосом шум моторов и
