сбегали. Еще однажды Дымок мне старинный файл пересказывал, так там ошейники на президентов вешали, чтоб они о народных чаяниях больше думали и о государственном благополучии активнее пеклись.
Но так, чтобы один самый главный на всех людей такие ошейники надел, словно хозяин на собачьей ферме…
У меня даже пальцы разжались от удивления. Ну а Дымок, не будь дураком, тут же этим и воспользовался. Выскальзывает из моей руки — и сразу из флаера.
— Прости, Серж, — бормочет. — Но у меня со вчерашней ночи во рту маковой росинки не было! — и только я его и видел, как он дверцей флаера хлопнул.
А я сижу, и потихоньку все услышанное в голове раскладываю. Не сразу после такого в себя придешь!
Выходит, хоть и кислорода в воздухе у нас в Ангарске пятнадцать процентов, и президент полный подлец, и перевороты у нас, и заключенных в Империю продаем, — но по сравнению с этой самой Империей… По сравнению с ней даже наш Ангарск вроде рая небесного получается!
4. Дымок зарывается
За обедом я малость отошел.
У меня вообще аппетит хороший, а у генерала Шутемкова такой стол… Да еще и голодные мы с Дымком. Не ели с тех пор, как в новостях итоги выборов узнали — уже больше суток. Так что первые полчаса я только на еду внимание обращал. Уж если о чем и думал, так только о том, из чего они такую прелесть делают.
Но когда желудок набил и дело до травки дошло, тут я притормозил. Вокруг Шутемков и его ребята уже вдрызг пьяные, в воздухе от травки такой дым — хоть сам не кури. Девки какие-то появились. Немножко задрипанные, но некоторые еще очень даже ничего…
Все это замечательно, конечно. Но пора и честь знать — уж очень меня проняло устройство имперской вертикали власти. Пора сваливать отсюда, пока генерал не узнал, что в Ангарске у власти старый президент остался. Или просто от хорошего настроения не решил нас с Дымком приватизировать. А то ведь наденет на нас свои ошейники — и привет, до конца дней придется в рабстве ходить.
Так что я только разочек затянулся — и больше ни-ни. Дымок тоже не курит. Он травку вообще на дух не переносит. Говорит, на мозги плохо влияет. Ну, это его личные заморочки.
Выбираюсь я тихонько из-за стола, оттаскиваю Дымка в сторонку.
— Дымок, — говорю. — Пора грести отсюда.
— Я тоже так думаю, Серж, — Дымок кивает. И тут же хмурится: — Но есть небольшая трудность. Боюсь, генерал Шутемков не отпустит нас просто так, ему очень понравился наш флаер.
— Ну и в чем проблема? — я ухмыляюсь. — По мне, так прощаться с этой бандой рабовладельцев не обязательно. Ты пока посиди здесь, а я схожу гляну, что здесь да как.
Выбираюсь я из ресторана тихонько, иду к выходу на поверхность.
Дохожу до стоянки. Глядь — возле нашего флаера трое местных вояк топчутся. Обнаглел Шутемков! Решил, что флаер уже его! Смартину еще не получил, а свою охрану уже выставил!
Проблемка.
Хотя…
Охрана-то та еще. Вояки славянские от остальных горожан только отвязным видом да станнерами на поясах отличаются. Ни формы особенной, ни легкой брони — все трое в косухах, вместо погон на плечах звездастые заклепки. Сами вообще легкую травку смолят — это на посту-то!
Может, рискнуть? «Коготь», что мне от наших особистов достался, дальнобойным станнером считается. И стреляю я не в пример многим. Но… не с закатанной в пластик правой рукой. Могу, конечно, и с левой руки — но тут уже полной гарантии нет. Их трое, все-таки. Да и еще кто-то может поблизости оказаться.
Паршиво…
Возвращаюсь я в ресторан. Отлавливаю Дымка, снова в сторонку оттаскиваю.
— Тут какое дело, братишка… — говорю. — Под охраной наш «Скатик». Но рискнуть можно. Если не шуметь и пошевеливаться, шансы есть.
Обрадовался Дымок — но тут же сник.
— Не хочется оставлять Линского здесь… — глаза отводит.
Блин… и откуда он, интересно, этого нахватался? Бюрократы нашего сектора чего только не делали, чтоб особо жалостливых сирот в Ангарске не вырастало! Неужели это я братишку испортил?…
— Жалко его здесь бросать, — Дымок бормочет, глаз не поднимая. — Вдруг еще пригодится?
Я аж воздухом поперхнулся. Ничего себе переход! Ни фига себе, какое чудовище я вырастил! Или он прикалывается?
Но в любом случае марку держать надо.
— Это другой разговор, Дымочек, — говорю на всякий случай.
А потом глянул на Линского — и закачался.
Он же, сволочь, все выборы трубил, что не то, что травкой не балуется — ни капли спиртного за всю жизнь не выпил! А тут за полчаса так нажрался, что еле на стуле сидит! Видно, всю предвыборную компанию кое-как держался, чтобы журналисты из «Вектора» не прознали. А тут дорвался наконец…
Но хоть он и сволочь, а все же наша сволочь. Родная сволочь, ангарская. А тут его мигом обломают и в рабом сделают. Действительно жалко его здесь бросать. Жалко, но…
Но нам-то с Дымком что делать? С ним за компанию оставаться?
— Нет, Дымок, — говорю. — Кончай сопли жевать! Во-первых, он тебе не папаша. А во-вторых, ты глянь, в каком он виде! С ним мы точно не прорвемся.
Говорю, а сам себя последним подлецом чувствую. Вроде и правильно все говорю. Но как-то это… Дымок, видно, тоже между логикой и этой, как ее… этикой выбирает.
Задумался братишка.
— Есть выход, Серж, — наконец говорит неуверенно. — Только…
— Что — только? — говорю.
А сам Дымка внимательнее разглядываю. Мне его самодеятельность и так уже дорого встала! Хорошие у братишки идеи, конечно. Но к каждой идее такое «только» прилагается — что мама не горюй! Я из-за этих «только» уже родного города лишился, руку об робота разбил и в компанию к рабовладельцам вляпался! Все, хватит с меня его «только»!
— Только мне нужны антидоты от алкоголя и этой гадости, которую они курят, — Дымок говорит.
Сказал — и сразу к столу, где Линский с Шутемковым болтают. Не собирается Дымок больше со мной советоваться, все по-своему решил сделать, стервец малолетний… Сообразил я это — да поздно уже. Раньше надо было его по рукам бить.
А может, еще в Ангарске надо было пороть чаще… Да только теперь-то что? Если сейчас Дымка от стола силой оттащить, Шутемков быстро заподозрит, что дело нечисто.
Ладно, умник доморощенный! Потом я с тобой разделаюсь…
Иду я в квартирку, где док мне руку собирал. Док как меня увидел — белее монитора на тринадцати тысячах стал.
— Что-то… не так?… с рукой?… — от испуга еле слова выговаривает.
— Да нет, док, все нормально, — я говорю. — Вот, спасибо пришел сказать.
Я думал, ему приятно будет. А он — в угол забился, и смотрит на меня оттуда испуганно, словно я его бить пришел. Потом как хлопнет себя по лбу!
— Ох, простите! — говорит устало. — Простите старика, я же здесь уже два года, от нормального общения отвык, а вы-то новенькие здесь… да и без воротничков пока…
Улыбается он. И не заискивающе, как раньше — а от души. Лицо хоть и усталое, а словно
