чувствовал всю жизнь. Я всегда думал, что со мной что-то не так, потому что, подвергаясь давлению, я всегда переживал своего рода паралич, смятение и неспособность действовать. Теперь я начинаю понимать, что испытывал тогда именно шок. Так стало понятным, почему в детстве большую часть времени я был так робок и стеснителен и пугался по малейшему поводу. Это объясняло, почему позже, в старших классах школы, я постоянно «заваливал» матчи против других школ, хотя и был неплохим спортсменом. Играя в теннис, на тренировках я славился своими подачами, но во время соревнований мяч улетал за поле, и я проигрывал сеты противникам, которых легко обыграл бы в ситуации, не требующей борьбы. Шок влиял и на то, как я справлялся с тестами, в которых нужно было выбрать один из предлагаемых ответов в ограниченное время, и которые стали для меня одним из самых травмирующих опытов. Давление любого рода совершенно лишало меня всякой дееспособности. Шок также объяснял, почему я терпел сексуальные неудачи в состоянии испуга, и почему боялся столкновений с людьми, которые вызывали во мне робость.
Я стал читать литературу о Зависимости и Внутреннем Ребенке (Элис Миллер, Джон Брэдшоу, Хайнц Коут, Хол Стоун, Пия Мелоди и другие) и проходить семинары по этому направлению. Я начал понимать, как именно Внутренний Ребенок в детстве подвергался стыду и шоку. Я увидел, как перенял страхи моих родителей и культуры, в которой был воспитан. Во мне жили глубокие страхи, связанные с наследием еврейского происхождения. У всех нас множество источников страхов, идущих из раннего детства: насилие, унижение достоинства и травмы, которые наносились нам из-за невыраженных и непроработанных страхов родителей, учителей и религиозных фигур. Мы полны коллективными страхами, унаследованными от наших культур. И еще глубже – просто экзистенциальными страхами нашей смертности.
Работа с Внутренним Ребенком дала мне возможности для понимания страхов и признания их реальности. Мягкость и чувствительность методов терапии Внутреннего Ребенка позволила получить доступ к тем чувствам, которые были так глубоко спрятаны, что не всплывали на поверхность ни в каких других формах терапии. Когда я начал вести собственные семинары по работе с Внутренним Ребенком, и мне пришлось выступать перед группой людей, я распознавал в себе стыд, неуверенность, сомнения и все остальные негативные внутренние голоса, но я проговаривал их, вместо того чтобы быть захваченным ими. Это самовыражение стало частью моей работы.
Эта работа помогла мне увидеть, как страх, остающийся непризнанным, отравляет все наши близкие отношения. В то время, когда я впервые услышал о Внутренней Зависимости, я думал, что все мои отношения великолепны, и я не очень нуждаюсь в том, чтобы над ними работать. В действительности же я был глубоко зависим и ничего не знал о близости. Мои отношения управлялись исключительно страхом. Я был бессознательным «опекуном», недоступным «Антизависимым» и проигрывал те образцы поведения, свидетелем которых был в детстве. Лишь очень недавно я набрался достаточно храбрости, чтобы войти в отношения, не основанные на маневрах по избеганию, театральности, борьбе или попытках переделать друг друга. Открывшись а,о такой степени, я столкнулся лицом к лицу со своими глубочайшими страхами – быть покинутым и остаться в одиночестве. Лишь осмелившись открыться, я смог увидеть, как был изолирован, и какой ужас мне внушала возможность подпустить кого-то к себе достаточно близко.
На определенном этапе исследования западных психологических практик я начал осознавать их ограничения. Во мне нарастала жажда чего-то большего, что могло бы дать мне более глубокие духовные прозрения, и, естественно, мой фокус переместился на восточную духовность и пути медитации. Некоторое время я провел в буддистских
Я встретил этого человека и нашел в нем глубину, покой, изящество и мудрость, совершенно отличавшиеся от всего, с чем я сталкивался на своем жизненном пути до тех пор. Попытки описать путешествие, совершенное мною с ним, уходили бы далеко за рамки задач этой книги и ее фокуса. Кроме того, очень трудно выразить в словах отношение и чувства ученика к мастеру. Может быть, достаточным будет сказать, что мои благодарность и любовь к нему неизмеримо больше любого чувства, когда-либо испытанного мною в жизни. Сидя перед мастером, я всегда чувствую, что смотрю на человека, в котором нет никакого страха. Еще более необычно ощущение, которое испытываешь, глядя ему в глаза Иногда кажется, что там просто никого нет. Может быть, когда мы в конце концов сливаемся воедино с существованием, страх исчезает. И именно это называется термином «просветление».
Переданная им мудрость безмерна, но для меня самым важным его посланием всегда было то, чтобы жить тотально, постоянно играя на переднем краю страхов, рискуя, открываясь незащищенности и неуверенности и входя глубже и глубже в медитацию, как в лекарство от всего, что причиняет нам страдание. Риск и медитация – эта пара – стали основными инструментами, которые я использовал для исследования собственных страхов и обращения с ними. Они также являются краеугольным камнем в работе, проводимой на моих семинарах, – войти в страхи, тотально, но с осознанностью, состраданием и пониманием, признавая их реальность и создавая внутреннее пространство для позволения, чувствования, наблюдения и принятия. Под медитацией я подразумеваю не просто практику, в которой нужно закрыть глаза и быть внутри, но попытку оставаться как только возможно присутствующим в каждом мгновении и вносить в жизнь качество глубокого принятия и позволения. Привлекая медитацию как способ оказания помощи в обращении со страхом, я постепенно учусь быть с ним дружественным и тем самым узнавать о любви.
В этой книге я делюсь с читателем некоторыми мучительными переживаниями моего собственного детства. Не для того, чтобы бросить тень на моих родителей, которые, вне всяких сомнений, любили меня, как только умели, и пытались воспитать как можно лучше. Фактически, во время написания этой книги я чувствовал большую любовь и благодарность за все те дары и вдохновение, которые они мне принесли. Но, как это часто бывает, неосознанные и неисцеленные раны моих родителей передались и мне, и уже мне пришлось их раскрыть и исцелить. Я делюсь своими опытами также для того, чтобы обратить внимание читателя на негативную обусловленность, которую мы все получаем. Мой личный процесс был долгим путешествием. Вслед за потерей иллюзии о том, что у меня было «хорошее детство», последовал переход к чувствам гнева, горя и боли, пережитым моим Внутренним Ребенком. А потом я словно оторвался от земли и, преисполненный чувством благодарности, увидел жизнь с высоты птичьего полета. Проделанная работа позволила мне установить совершенно новый и обогащенный контакт с родителями. В этой книге я уделяю особенное внимание роли, которую играет страх в близких отношениях, потому что считаю отношения между людьми одним из величайших учителей, которые только бывают в жизни. Все мы жаждем любви. В моем собственном путешествии попытки приблизиться к «другому» были той зоной, в которой мне удавалось ближе всего подойти к своим страхам.
Я делюсь в этой книге вдохновением, полученным от моего духовного мастера, который научил меня, помимо многого другого, дару медитации и празднования жизни. В дзэнской традиции отношения мастера и ученика были названы «великим любовным романом». Процесс, в котором ученик учится доверять духовному мастеру, дзэн описывает как способ развития в ученике доверия к самой жизни. Могу сказать, что и для меня это было значительной частью непростого пути прорабатывания страхов.
В этой книге я сопровождаю материал упражнениями и структурированными медитациями, чтобы читатель мог перенести это в свой собственный жизненный опыт. Несмотря на индивидуальные различия, основные темы, которые затрагивают всех нас, – одни и те же. Может быть, глубоко внутри все мы ищем одного и того же: способности принять и любить самих себя.
Когда началась моя психиатрическая практика, в один из моих первых дней в больнице я заметил женщину, которая ползала на четвереньках по полу палаты. Из истории болезни я знал ее имя, подошел к ней и спросил:
– Мэри, что вы делаете?
Она взглянула на меня и ответила совершенно искренне и честно:
– Все, что только в моих силах.
Мне было нечего на это сказать.
