мере, в центральных кварталах, то в Арете не редкостью были дома и в шесть этажей. На нижних этажах располагались магазины, а также залы для встреч коммерсантов и посредников, на верхних этажах и галереях, соединившие дома – мастерские и торговые школы. Здесь же были меняльные лавки и банки с самыми замысловатыми вывесками. Еще больше выдумки проявлялось по части изображения богов-покровителей, каковыми многие торговцы украшали входы в свои заведения. Сальвидиен уже привык, что на юге чтут богов в облике зверей, но здесь можно было лицезреть нечто похлеще, чем просто звери. Змеи на гусиных лапах и с крыльями летучих мышей, многоглавые птицы и многоногие псы, люди со слоновыми головами – все это выглядело не страшно, а пестро и забавно.
Словом, прогулка по торговому кварталу была не только любопытной, но и поучительной.
Тем любопытнее было встретить здесь человека, который в представлении Сальвидиена никак не связывался с торговым кварталом. Хотя, конечно, Вириат мог также посещать торговые дома и совершать покупки, как любой житель Ареты. Но Сальвидиен, уже размышлявший о предстоящем процессе, не замедлил вспомнить, что именно в разговоре с Вириатом прозвучало имя, упомянутое только что Тимофаном. Поэтому, после взаимных приветствий Сальвидиен попросил разрешения пройтись вместе, и после нескольких формальных замечаний, сказал:
– Недавно мне пришел на ум приснопамятный обед в саду Лоллии Петины. Тогда были затронуты разные темы, но , помимо прочего упомянули некоего ювелира Муту. Ты еще собирался посоветовать нашему Луркону заняться его особой, поскольку допускал возможность того, что ювелир – артабанский шпион. Позволь узнать, говорил ли ты о нем наместнику?
– Разумеется, мы обсуждали это.
– Но Муту по-прежнему на свободе. Не значит ли это, что он неповинен в том, в чем ты его подозревал?
– Вовсе не значит, – спокойно ответил Вириат. – Вполне вероятно, что выгоднее держать его на свободе и наблюдать за его домом. Но это – дело соответствующих служб, подчиненных наместнику, не наше.
Сальвидиен обдумал услышанное. Если Луркон привлек ювелира к работе своих служб, вряд ли Тимофану удасться его переиграть, несмотря на дружбу с тестем наместника. А если Муту – артабанский агент, то опять же, в будущем Тимофану не светит ничего, кроме морального удовлетворения. Действительно, деликатный момент – как дать понять это работодателю, не разглашая лишнего.
Попрощаться с Вириатом сразу было бы невежливо, и Сальвидиен продолжил:
– Этот прием у Петины… кто мог знать, что он станет последним? Так вышние боги играют с людьми, напоминая о нашей слабости, даже если мы мним себя на вершине благополучия. Неподалеку отсюда храм Кифереи-родительницы, и я давно собираюсь принести жертву духу Петины. Не хочешь ли пойти со мной?
– Вряд ли это возможно. Я из тех, кто почитает Друга, у нас иные обычаи.
Ответ – но не отказ – несколько удивил Сальвидиена. Правда, вера в Тавроктона-быкоубийцу в последние десятилетия распространилась по всем легионам Империи, вплоть до самых отдаленных гарнизонов. Считалось, что этот бог покровительствует только воинам, которые называли его просто Другом, и никто, кроме воинов, к служению ему не допускался. Однако те почитатели Друга, с кем приходилось сталкиваться Сальвидиену, были людьми жестокими, грубыми и узкомыслящими, чего о Вириате нельзя было сказать. Очевидно, он принял эту веру из кастовой солидарности. Но, выходит, этот человек способен действовать не так, как от него ожидают… Подстрекаемый каким-то мелким демоном, Сальвидиен произнес:
– Кстати, возвращаясь к Петине… Собственно, не к Петине, а ее наследству. Я, как ты, возможно, слышал, являюсь душеприказчиком Петины. И меня чрезвычайно беспокоит судьба одной из ее вольноотпущенниц… Гедды. Она была, скорее, воспитанницей госпожи и взращена вдали от жестокостей нашего мира. Теперь она покинула этот дом, столько лет служивший ей приютом, и исчезла. Оставшись без господского покровительства, она может погибнуть…
Виоиат остановился, пристально взглянул в лицо Сальвидиена, точно изучая его, потом медленно сказал:
– Она не осталась без покровительства.
Слово «господского» он опустил.
Сальвидиен молчал. После некоторой паузы Вириат сказал:
– Ты ведь не случайно спросил меня о ней?
Здесь Сальвидиен не видел необходимости лгать.
– Признаюсь, да. Некоторое время назад говорили, что ты намеревался ее купить…
– Я снял для нее дом в Гелоне. – Это было предместье Ареты в противоположной стороне от Сигилларий. – После того, как уляжется шум, связанный с гибелью Петины, я собираюсь жениться на ней.
Да, Вириат точно способен был удивлять. И это удивление, очевидно, Сальвидиен не сумел скрыть, потому что Вириат, глядя на него, улыбнулся.
– Неожиданное решение…
– Вовсе нет. Мы уже давно любим друг друга. – Жесткое лицо Вириата смягчилось. – Поэтому я и хотел ее выкупить. Петина, как ты, должно быть слышал, воспротивилась. Я не хотел отступать, и собирался вновь просить ее, но Гедда меня отговорила.
– Почему?
– Ей нрав Петины известен был лучше. И она сказала, что если госпожу о чем-то просить, она обязательно сделает наперекор. Остается только ждать.
– Наверное… Но тебя не все поймут.
– А мне что за дело? К счастью, сейчас не те времена, когда за брак с вольноотпущенницей исключали из сословия.
– Согласен. И если ты позволишь, навещу ее – дабы никто, и она сама – не полагал, дабы я держу ее за низкую женщину.
– Слышу голос душеприказчика. Хочешь убедиться, что с подопечной все хорошо?
– Можешь считать и так. Впрочем, если ты против, я положусь на твое слово.
– Отчего же? Я извещу Гедду, что ты хочешь ее повидать. Она живет на улице, выходящей на Таргитскую дорогу. Дом ты узнаешь по двум старым кипарисам у ворот.
Затем они распрощались и разошлись каждый в свою сторону. Покинув торговый квартал, Сальвидиен вышел на бульвар Иовиана, а оттуда свернул в общественный сад, где, благодаря множеству фонтанов в этот час не было так душно.
Пора было подумать о деле Тимофана, но беседа с Вириатом почему-то не шла из головы. Хотя она не смутила, а несколько развеселила Сальвидиена. Этой Гедде на редкость повезло. Брак с Вириатом – лучшее, на что может рассчитывать женщина ее звания и происхождения, если желает не просто приобрести покровителя, а законным образом выйти замуж. Пусть он старше ее лет на двадцать, а то и больше. Однако, каков сам Вириат – честный, прямодушный воин. Так всех сумел провести, что даже столь отъявленный сплетник, как Феникс, ничего об его делах не проведал. Не говоря о соглядатаях наместника… Будучи законником, Сальвидиен часто прибегал к разнообразным хитростям, и умел ценить это в других.
Он шел тихо смеясь. Но что-то мешало искреннему веселью Сальвидиена, как некая безобразная постройка мешает любоваться живописным видом. Нет, даже не это. Как будто в глубине этого живописного вида – среди блистательных водопадов, белых колонн на фоне синего неба, тенистых рощ и уступов скал таится нечто… нечто…
Смех Сальвидиена оборвался.
«Она отговорила меня… Она сказала, что если госпожу о чем-то просить, та непременно сделает наперекор».
Вот что язвило его. Вот что запало в память, хотя поначалу Сальвидиен и не осознавал этого. И тотчас другой голос зазвучал в его памяти, звучный, сильный, проникновенный.
«Госпожа, прошу тебя, не спускайся на арену, пока меня нет. Пусть собак кормят слуги. Госпожа, умоляю тебя!»
Он как теперь слышал голос Гедды, видел ее синие глаза, обращенные на Петину с непритворной мольбой. И ему стало настолько не по себе, что он вынужден был остановиться.
Если только она расчитывала на то, что ее слова возымеют обратное действие… Да еще заручилась свидетелем – он, Сальвидиен мог подтвердить, что она просила, умоляла госпожу не входить к собакам! И ведь верно – просила.
Но как она могла знать, что собаки бросятся на Петину? Ее же не было здесь, не было больше трех дней, она торчала в Гортинах, это можно проверить… Не могла же она незаметно вернуться в Сигилларии, натравить бравронов на Петину (это в присутствии Стратоника) и также незамеченной ускользнуть!
Бред полнейший. Все равно, что поверить в ведьм, которые летают, обернувшись хищными птицами.
Или… не такой уж бред?
Конечно, летать Гедда не могла. Но обязательно ли ей нужно было возвращаться? Она взрастила этих псов едва ли не с рождения, она знала их повадки, как никто другой. Лоллия Петина тешила себя мыслью, что повелевает бравронами, но на самом деле собаки принадлежали Гедде. И какие приказа она учила их выполнять, в точности никому не ведомо.
Когда он беседовал с Лурконом, то высказал мнение, что собаки могли быть отравлены снадобьем, вызывающем бешенство. Наместник отверг это предположение как безосновательное. Да – если бы действовал человек со стороны. Но кто знает, что добавляла в пищу для собак Гедда?
«Если бы я была здесь, этого бы не случилось». Вот именно! А точнее: «Этого не должно случиться, когда я здесь».
Петина наверняка не подумала скрыть от нее завещание. А если Гедда и не читала его (что сомнительно), Петина не раз во всеуслышание повторяла, что Гедда получит свободу после ее смерти. Многие господа говорят такое, не задумываясь, слышат ли их рабы… а Петина также не скрывала, что намерена здравствовать еще долго. И если Гедда все же ознакомилась с завещанием, ей был известен наследник Петины. И, надо думать, она достаточно хорошо знала нрав Луркона, чтобы предположить – он не станет проводить тщательного расследования. И вряд ли озаботится тем, чтобы поступить с прислугой Петины по обычаю предков.
Нет, нет и нет. Мог ли родиться такой изощренный план в темной варварской душе? Сколько бы книг не вызубрила она наизусть, все равно она оставалась дикаркой, грубой, примитивной, как все они.
И как все они – жестокой.
Неужели она способна была притворяться столько лет, столько лет таить злобу?
Невозможно поверить.
Да и на что ей злобиться? Купив малолетнюю дикарку, Петина спасла ее тем самым от публичного дома либо арены, куда бы та скорее всего попала – даже рабским умом можно до этого дойти!
Хотя – на арене ей все равно пришлось побывать…
Она постоянно пребывала рядом с Петиной. При ее физической силе она легко могла бы разделаться с Петиной и бежать. Далеко не всех беглых рабов – и
