обители богов! В конце концов я сделала это! Да, я действительно достигла этого сейчас. Однако, минутку!.. Неужели я сделала это? Да, вот оно!.. Да, сделала! Это сделала я!» Обезьяна думает, что достигла нирваны; но на самом деле она достигла лишь временного состояния полноты «я».
Рано или поздно ее поглощенность истощится, и обезьяна начнет испытывать панический страх. Она почувствует себя в опасности, в смятении, почувствует себя уязвимой – и погрузится в обитель завистливых божеств. Но озабоченность и зависть обители завистливых божеств превыше ее сил, и она снова оказывается занятой расчетами, выяснением того, что было ошибкой. Так она возвращается в сферу людей. Но и человеческая сфера для нее весьма болезненна; непрерывные усилия рассчитать происходящее, рассчитать, что произошло неправильно, только усиливают ее страдание и смятение. И вот обезьяна, спасаясь от колебаний и критической перспективы человеческого интеллекта, погружается в сферу животных, где просто медленно движется вперед, не обращая внимание на то, что делается вокруг, притворяясь глухонемой по отношению к посланцам внешнего мира, которые могли бы угрожать ей в ее безопасном следовании по узкому и знакомому пути. Но эти послания все же пробиваются внутрь ее мира и опять развивается жажда чего-то большего. Ностальгия по обители богов становится очень сильной; нарастает напряжение борьбы за возврат туда. В своих фантазиях обезьяна наслаждается удовольствиями сферы богов. Но удовлетворение, получаемое от воображаемого утоления голода, оказывается кратким, и скоро обезьяна снова ощущает голод. Этот голод продолжается непрестанно, пока наконец, не имея сил противостоять ему, противостоять разочарованию вследствие повторных приступов голода, она не бросится в еще более напряженную борьбу за осуществление своего желания. Агрессивность обезьяны настолько интенсивна, что окружающая ее среда реагирует на нее с равной агрессивностью; развивается атмосфера жара и клаустрофобии. Обезьяна еще раз находит себя в аду. Она сумела проделать полный круг: от ада до небес и снова в ад. Этот вечный цикл борьбы, достижения, разрушения, иллюзий и страдания есть колесо сансары, кармическая цепь реакции двойственной установки.
Как же обезьяне вырваться из этого кажущегося бесконечным, замкнутого в себе цикла заключения? Именно в человеческой сфере возникает возможность разрыва кармической цепи, преодоления колебаний сансары. Интеллект человеческой сферы и возможность различающего действия создают просвет для того, чтобы исследовать весь процесс борьбы. Для обезьяны открывается случай произвести исследование этой одержимости желанием, которое заставляет ее вступить с чем-то во взаимоотношения, что-то получать; обезьяна производит исследование тех миров, которые она переживает. Для этого обезьяна нуждается в развитии всеохватывающего осознания и трансцендентного знания. Всеохватывающее осознание позволяет ей увидеть то пространство, в котором возникает борьба, так что она оказывается способной увидеть ее смешной и иронический характер. Вместо того, чтобы просто продолжать борьбу, обезьяна начинает переживать ее, видеть ее тщетность. Галлюцинации вызывают у нее смех. Она обнаруживает, что если не бороться против этих стен, стены оказываются не такими уж неприступными и прочными; на самом деле они теплы, мягки и проницаемы. Она находит, что ей не надо прыгать из окон, ломать стены или даже думать о них: она может пройти через них в любом месте. Вот почему сострадание, или каруна, описывается как «мягкое и благородное сердце». Это процесс общения, который обладает мягкостью, открытостью, теплотой.
Ясность и точность трансцендентного знания позволяет обезьяне видеть стены в ином свете. Она начинает понимать, что мир никогда не существовал вне ее, что это ее собственное двойственное отношение, разделение на «я» и «другого», создало всю проблему. Она начинает понимать, что сама и придает прочность стенам, что сама удерживает себя в тюрьме своими честолюбивыми замыслами. И вот она начинает понимать, что для освобождения из тюрьмы ей необходимо отбросить свое стремление спастись,– необходимо принять стены такими каковы они есть.
Вопрос:Как быть, если вы никогда по-настоящему не чувствовали необходимости бороться, никогда не доходили до точки, где вам хотелось бы выбраться из дома? Может быть, вам немного страшно очутиться за стенами, и вы пользуетесь ими как прикрытием?
Ответ:В какой-то мере стены более не будут стенами как таковыми, если вы окажетесь способными установить с ними дружеские отношения. Тем более, если вам хочется иметь эти стены для защиты, их уже более не будет. Это весьма парадоксальный факт: чем сильнее ваше отвращение, тем прочнее и толще становится стена; чем больше вы с нею дружите, тем скорее она исчезает.
Вопрос:Я хотел бы знать, имеют ли удовольствие и страдание те же самые корни, что и это интеллектуальное различие между хорошим и плохим, правильным и неправильным?
Является ли это различие следствием субъективного подхода?
Ответ:Я думаю, что удовольствие и страдание порождены одной глубинной основой. Обычно люди считают страдание плохим, а удовольствие – хорошим, так что удовольствие рассматривается как радость и духовное блаженство, связанное с небесами, тогда как страдание связывается с адом. Поэтому, если мы способны увидеть бессмысленность и иронию стараний достичь удовольствия, отвергая при этом страдание, бессмысленность боязни сильной боли и стремления к удовольствиям, все это представляется нам весьма смешным. Отношение людей к удовольствию и страданию как-то лишено чувства юмора.
Вопрос:Раньше вы утверждали, что мы видим феноменальный мир в галлюцинации и хотим выбраться из него. Как я понимаю, буддийское учение утверждает, что феноменальный мир – это просто проявление пустоты; тогда откуда же нам выбираться?
Ответ:Дело здесь в том, что «я» воспринимает феноменальный мир (мир явлений – прим. ред.) как нечто очень реальное, прочное, довлеющее. Может быть, на самом деле он является галлюцинацией; но пока речь идет об обезьяне, эта галлюцинация вполне реальна и прочна. С этой ошибочной точки зрения даже мысль становится очень прочной и ощутимой. Недостаточно сказать, что этих галлюцинаций не существует, потому что форма – это пустота, а пустота есть форма. Попробуйте сказать это невротичной обезьяне. Пока дело касается ее, форма существует, и это очень прочная и тяжелая форма. Для нее она реальна: она настолько одержима ею. что не допускает пространства, где можно увидеть факты по-иному. Она чересчур занята, стараясь подкрепить собственное существование; она никогда не допускает просвета. Таким образом, здесь нет места для вдохновения, нет места, чтобы увидеть другие аспекты ситуации, рассмотреть ситуацию под различными углами. С точки зрения обезьяны заблуждение реально. Когда вам снится кошмарный сон, в момент своего протекания он бывает реальным, ужасающим, пугающим. С другой стороны, когда вы оглядываетесь на это переживание впоследствии, оно кажется просто сном. Вы не можете одновременно пользоваться двумя видами логики, и вам необходимо полностью увидеть аспект заблуждения, чтобы проникнуть в его сущность, почувствовать его абсурдность.
Глава 11. Четыре благородные истины
Нарисовав красочную картину обезьяны с ее многочисленными качествами, – любознательностью, страстностью, агрессивностью и так далее,– мы можем в этом пункте детально рассмотреть вопрос о том, как она смогла бы выйти из своего сложного положения.
Мы приходим к пониманию эго и к освобождению из-под его власти при помощи медитации; мы прокладываем себе обратный путь через все пять скандх. Последняя фаза развития, пятая скандха,– это невротические и неправильные мысленные стереотипы, которые непрестанно заполняют наш ум. Во время галлюцинаций обезьяны в шести сферах развивается множество разнообразных мыслей – рассудочные мысли, мысли, скачущие подобно кузнечику, мысли-картины, мысленные кинофильмы и т.д. Именно с этого пункта заблуждения нам необходимо начинать; и, ожидая момента, когда заблуждение рассеется, будет
