китов. Сверху сыплется сульфурдиокидный снежок.
Кое-где растет прямо со дна озерного красота неописуемая — кремнийорганические цветы с бутонами, наполненными сульфурдиоксидом. Бутоны иногда взрываются, но где-то в вышине. Высота их над уровнем жижи двести, триста метров. Озеро обрамляют работающие скважины и гейзеры, из трещин лава давится.
Небо затянуто ядовито-желтым плюмажем от соседнего вулкана, сквозь него проскакивают молнии ярко-белыми трещинами. На небо навалился, того и гляди раздавит, медведь Юпитер.
— И нам велено не просто жить среди этой проклятой красоты, но еще какие-то изотопы вылавливать с барж-черпалок. Плата за работу — баллон с кислородом и съестные батончики из слабопереработанных фекалий. Пару раз ты недотрудился и тебе раздатчик благ, кибер бесчувственный, устраивает гипоксию — то есть, вряд ли уже выкарабкаешься. Пару раз переработал и у тебя уже радиолиз воды и окисление энзимов тканевого дыхания — значит, тоже не жилец. Согласись, это ад, который бы дураку Данте Алигьери не приснился бы и в самом страшном сне…
Голопроектор Фитингофа показывает какую-то круговерть. Поверхность серного озера вдруг вздыбливается, словно из глубины лезет жирное чудовище. А потом серная гуща встает гладкой стеной и, отхаркивая фонтаны, идет прямо на зрителя. Зритель Данилов отшатывается перед желто-зеленой волной, голопроектор гаснет, а беглые зэки ухмыляются.
— Штаны замочил, да?— заметил Фитингоф.— А ведь ничего особенного. Просто в глубине озера силикатная лава шуранула по сере, из пучины поднялся паро-газовый пузырь и сразу две черпалки накрыл. Конвойный флаер спустился, чтобы собрать трупы и отправить в потрошиловку. Да нашлось несколько трупов еще довольно бодреньких. Смекаешь — это я и мои товарищи. Мы взяли под контроль пилота, добрались до лагерной базы, а там перескочили на борт этого вот патрульщика.
Конечно же, случилась небольшая разборка. На патрульщике два пилота и стрелок, нас — пятеро смелых. Короче, мы одного потеряли, но всех лагерных псов порешили. Потом еще и ангар со взлетной площадкой сожгли. Ведь у патрульщика имеется кое-какое штатное вооружение на борту, например канистры с напалмом и прочие «подарки» для зеков, если вздумают взбунтоваться. Но мы этим делом «порадовали» вохру… А сейчас у нас прогулка по вселенной. Если мясного хватает, почему не прошвырнуться?
— Ты чего, шеф, свинью зарезал?— спросила игривым тоном Кац.
Фитингоф распахнул люк санитарного отсека. Там сидело трое ужасных людей. Голых, с огромными задницами и головами-котлами, но с хилыми грудными клетками и конечностями, которые трудно было назвать руками-ногами. Оплывшие лица ничего не выражали, вместо носа имелась пара дырочек, ушные раковины отсутствовали, вместо правого глаза — адаптер с несколькими типами разъемов. И что особенно удивило: у одного — волосы курчавые синие, у другого — прямые красные, у третьего — фиолетовая косичка.
— Ты когда нибудь видел мозговиков, мужик? Мы взяли на абордаж один подлетающий к Ио борт, а там, глядь, пятеро головастиков сидит, согласно документам — клоны Трудового Резерва. Как это тебе не покажется унизительным, но у каждого из них тоже есть чип Фрая, пересаженный для оживляжа от какого-нибудь соларита. Только в отличие от соларитов они — полезные, скромные и незаметные члены нашего общества. Э, помнишь, легавый, как называется узелок в мозгу, который делает из нас волевую личность?
— Амигдала.
— Точно. Без амигдалы головастики c радостью работают на дядю в кепке. Свободные участки ДНК используются как устройства долгосрочной памяти на тридцать две тысячи разрядов. Представляешь, какой это объем? Только взялись головастики за ручки и через кожу пошли цифровые коды — образовалась вычислительная нейронная сеть с огромной менталоемкостью. Еще одна святая тайна Главинформбюро. Только нам нейронная сеть ни к чему, свои мозги некуда девать. Поэтому мы вынуждены головастиков есть, и они, прямо скажем, вкусные. Более того, один из них — женщина, судя по реликтам гениталий. Мы колем этой фрау Дважды-Два эстроген и окситоцин, косичку ей сделали для красоты.
— У этих клонов не может быть капсулы Фрая,— твердо сказал Данилов. — Да? Вы так уверены?
Фитингоф повел за ухо одного из головастиков, толкнул в угол, а затем выстрелил из плазмобоя. Кровь брызнула на никелированную стенку.
Затем уголовник перевел свой плазмобой в режим резака и уверенным аккуратным движением отделил черепную крышку у трупа. Запустил руку в раскрытый череп, изрядно напоминающий кастрюлю. Чуть погодя показал лежащий у него на ладони киберимплантат, весь залепленный красной гущей и похожий на кальмара. Судя по внешнему виду — чип Фрая.
Фитингоф подвел штеккер бортового компьютера к одному из разъемов капсулы, и по экрану побежали диагностические таблицы. Ну да, заряженный чип Фрая, в ком-то уже отработавший.
Данилова затошнило и он машинально наклонился, прижав руки к горлу. Капсула Фрая — безнадежное дерьмо. Бессмертие, полученное от Киберобъединения,— стопроцентный кал. И сейчас, чтобы доказать ему это, убили головастика, почти-человека,. который чувствует и боль, и страх.
Кац ободряюще положила руку на плечо Данилова, но он сказал:
— Только не надо сейчас никакой агитации.
А Фитингоф проявил неожиданную чуткость.
— Не переживай, мужик, мы все равно должны были грохнуть кого-нибудь на прокорм. И, конечно, мы не хотели проявлять невежливость по отношению к своим гостям. Теперь Марамой наготовит всякой снеди. Он у меня не повар, а просто Феликс Мендельсон от гастрономии. Я иногда его так и зову — наш Мендельсон. Однако нажраться — не единственное стремление человека. Ну как, Кац, пойдешь к нашей фрау «дважды-два» заместительницей по сексуальным вопросам?
Фитингоф захлопнул отсек с оставшимися мозговиками, глянул, как Марамой утаскивает мертвеца на камбуз, а роботер затирает кровь, сплюнул и вежливо подождал ответа.
— Ты что не видишь, что я птица другого полета, Ахмед.— Кац смогла даже улыбнуться на манер светской дамы.— Если кто-то из вас полезет ко мне со своим «сучком» наперевес, я могу его и оторвать. Я предлагаю тебе грамотную сделку. Нам с парнем надо на Европу, или хотя бы на ее орбитальный рейд. За это получите пятьдесят полновесных соларов. Вдобавок, мои кореша делают вам новую идентификацию — мультипаспорт, радужку и все такое. Чуешь, о чем я? Подмылся, причесался и в Пояс, как культурный человек.
— Ты сейчас строишь из себя крутую девочку. Хотя пять минут назад называла себя простой подтиральщицей. Неувязочка.— Уголовник протянул Кац небольшой пакетик с порошком.— Это М- псилоцибин. Махнемся, а? В смысле, кроме интересных слов и круглой попки у тебя что-нибудь еще имеется?
Данилов понял этот жест. В уголовной среде незнакомца всегда проверяли по той наркоте, которую тот мог отдарить. В некоторых случаях ответным подарком мог быть кристаллочип с забойным софтом или капсула с «пробивными» интеллекулами. Если ченч не соответствовал «базару», то незнакомца могли и опустить. М-псилоцибин считался крутым не только для позабытой-позаброшенной Ио, но даже и для Пояса.
Кац взяла пакетик, понюхала порошок и положила на ладонь главаря кристалл с каким-то софтом.
— Мы все себя как-нибудь называем, дорогой барон, но имя ляпнутое есть ложь. Пять минут назад ты тоже строил из себя большого аристократа. Притязания большие, а вот задумки на уровне поросенка: отправить в шлюзкамеру, засунуть в двигатель, отдать нас Сизому. Лучше бы ты отдал его мне, я бы быстро превратила его в котлету, да такую, что любой повар позавидует.
Уголовник, который заметно дернулся от слова «поросенок», сунул софт в заушный разъем, и через пару минут на его лице нарисовалось удовлетворение.
— Это мне понравилось девочка. Я тебя зауважал. Самое большое, что мне не нравится в тебе сейчас, так это дружба с этим парнем. Смотри, какая у него губа оттопыренная: значит деньги любит, но тупой — семь лягушачьих пядей во лбу.
Кац полуобернулась к Данилову.
