— Я взял на себя смелость привезти вам письма, сэр, — Буш торопился сменить тему, — Их скопилась целая куча.
— Да? — сказал Хорнблауэр.
— В этом большом свертке, полагаю, шпага, сэр. — Буш знал, что Хорнблауэра заинтересует.
— Раз так, давайте развяжем, — милостиво разрешил Хорнблауэр.
Это и впрямь оказалась шпага — в ножнах с золотыми накладками и с золотой рукоятью, витиеватая надпись на стальном лезвии тоже была золотая — шпага ценою в сто гиней, дар Патриотического Фонда за потопленный «Нативидад». Эту шпагу Хорнблауэр оставил в бакалейной лавке Дуддингстона под залог, когда снаряжал «Сатерленд».
«Понаписали-то, понаписали», — сетовал тогда Дуддингстон.
— Посмотрим, что сообщит нам Дуддингстон, — сказал Хорнблауэр, вскрывая приложенное к свертку письмо.
— Фу ты господи, — сказал Хорнблауэр. Он дал Бушу прочитать письмо — Буш теперь капитан и ровня ему, к тому же друг, и может без ущерба для дисциплины узнать, как выкручивался капитан, снаряжаясь в море. Когда Буш прочитал письмо и поднял глаза, Хорнблауэр рассмеялся несколько смущенно.
— Глядите, как растрогался наш друг Дуддингстон, — сказал он, — коли выпускает из рук залог пятидесяти гиней. — Он говорил грубовато, пряча гордость, но тронут был по-настоящему. Он еле сдержал слезы.
— Ничего удивительного, сэр, — сказал Буш, перебирая газеты. — Поглядите только сюда, сэр, и сюда. Это «Морнинг Кроникл», а это «Таймс». Я их отложил для вас, надеялся, вам будет любопытно.
Хорнблауэр проглядел отмеченные столбцы, как-то вышло, что суть он ухватил сразу, не читая. Британская пресса не жалела красок. Как и предвидел Буш, публику захватила весть, что британский капитан, якобы зверски умерщвленный корсиканским тираном, бежал, и не просто бежал, а прихватил с собой британский корабль, давний трофей корсиканца. Целые столбы восхваляли дерзновение и талант Хорнблауэра. Абзац в «Тайме» привлек его внимание, и он прочитал его от начала до конца.
— А вот что пишет «Анти-галл», сэр, — сказал Буш.
«Анти-галл» писал в общем то же, что другие газеты; до Хорнблауэра начало доходить, что он знаменит. Ощущение было новое и не то чтобы приятное. Он смущенно рассмеялся. Он не обольщался насчет подоплеки всей этой газетной шумихи. В последнее время не осталось выдающегося морского офицера, которого бы все обожали — Кохрейн сгубил себя скандалом после Баскского рейда, и Харди поцеловал умирающего Нельсона шесть лет назад, Коллингвуд мертв и Лейтон, кстати, тоже — а толпа требует кумира. Подобно евреям в пустыне, она не хочет поклоняться невидимому. Случай сделал его кумиром толпы, вероятно, к радости правительства, которому всегда на руку внезапная популярность своего человека. Но Хорнблауэру это было не по душе — он не привык к славе, не доверял ей, и с обычной своей застенчивостью воспринимал ее как нечто обманчивое.
— Надеюсь, вам приятно это читать? — спросил Буш, опасливо наблюдая за сменой выражения на его лице.
— Да. Кажется, да, — сказал Хорнблауэр.
— Вчера морское министерство купило «Аэндорскую волшебницу», — сказал Буш, судорожно придумывая, чем бы ободрить своего непостижимого капитана. — За четыре тысячи фунтов. А деньги за трофей, захваченный неполной командой, делятся по старинному правилу — я и не знал о таком, пока мне не сказали. Правило это установили, когда, помните, затонула «Белка», экипаж спасся в шлюпках, и команда одной из шлюпок захватила испанский корабль. В девяносто седьмом это было. Две трети вам, сэр — две тысячи шестьсот фунтов — тысяча мне и четыре сотни Брауну.
— Хм, — сказал Хорнблауэр. Две тысячи шестьсот фунтов — деньги немалые. Куда более ощутимая награда, чем восторги переменчивой толпы.
— А вот еще письма и пакеты, — продолжил Буш, пользуясь минутой умиротворения.
Первый десяток писем оказался от людей, Хорнблауэру незнакомых — все поздравляли его с успешным избавлением от плена. По меньшей мере двое из корреспондентов были сумасшедшие, зато двое — пэры Англии. Даже на Хорнблауэра произвели впечатление подписи и почтовая бумага с коронками. Буша, которому Хорнблауэр протянул письма, они впечатляли еще больше.
— Ведь это очень здорово, сэр, правда? — сказал он. — А здесь еще.
Хорнблауэр взглянул на кучу писем и выхватил одно — он с первого взгляда узнал почерк. Секунду он держал его в руке, медля открывать. Встревоженный Буш увидел, что губы у капитана сжались и щеки побелели, он наблюдал за чтением, но Хорнблауэр уже взял себя в руки и выражение лица его больше не менялось.
