Но в девятый раз картина внизу изменилась. Сердца людей вновь отчаянно заколотились, дыхание участилось, на ладонях, сжимавших подлокотники кресел, выступил пот. Неужели им все же доведется сегодня сделать первый шаг на поверхность неведомой планеты? Неужели они смогут поднять голову и увидеть небывалое небо — без солнца, без лун, без звезд, без облаков?
На этот раз никаких иллюзий, никаких световых эффектов или воздушных линз — под ними была поверхность, состоявшая из отдельных плит, окрашенных в разные оттенки белого и серого. Мел? Гипс? Мрамор? Туман внизу сгущался, и все же можно было рассмотреть, что некоторые плиты двигаются: они то вздымались, как паруса наполненные ветром, то снова становились плоскими. Их поверхность то блестела, то становилась тусклой и темной.
Высота 500 метров…. 400 метров…
— Внимание! Мы переходим на ручное управление! — сообщил капитан.
Люди не отрывали взгляд от экранов. Они прекрасно понимали, почему капитан Йоргенсон решил перейти на ручное управление — он хотел выбрать неподвижный участок, чтобы обезопасить корабль во время посадки.
Свист газов, вырвавшихся из дюз, и ландшафт на экранах смесился — корабль затормозил и немного изменил траекторию падения.
Пять секунд… Четыре секунды…
Корабль снова встал вертикально, послышался негромкий шорох, потом наступила тишина.
Люди мгновенно забыли о всех тревогах, которые выпали на их долю в течение последних дней. Они достигли своей цели и были счастливы. Никто больше не интересовался Альфой Центавра. Ведь они обнаружили нечто большее — таинственную планету, лишенную звезды, планету-бродягу. Кто знает, из каких глубин космоса она явилась, куда держит путь? В этом открытии было что-то, глубоко взволновавшее всех астронавтов. Тысячелетиями люди привыкли определять свою жизнь движением Солнца. Верх и низ, запад и восток, смена дня и ночи, времен года, астрономия, навигация, геометрия — все определялось положением светила на небе. Что же будет означать для человечества эта планета, ни к чему не привязанная? Лишенная естественной системы координат, не вписанная в рамки жестких закономерностей? Станет ли она символом бесконечного хаоса или (то же самое, но со знаком плюс) бесконечной свободы?
Астронавты встали с кресел, скинули шлемы. Они смеялись, хлопали друг друга по плечам, обнимались. Общая радость на мгновение разрушила строгий регламент полета, стерла социальные границы.
Но лишь на мгновение. Как только из динамиков послышалось новое сообщение, все замерли:
— Приземление прошло успешно. Однако прошу вас еще несколько минут не покидать своих кресел и не снимать шлемов. Если мы зафиксируем какие-то неблагоприятные изменения, возможен экстренный старт.
Пламя воодушевления, столь редкого среди членов команды, быстро угасло. Астронавты чуть ли не с облегчением снова натянули шлемы и заняли места в противоперегрузочных креслах. Они хорошо понимали, почему капитан отдал такой приказ: посадка могла вызвать оседание почвы, через трещины в земле могли вырваться ядовитые газы, или опасные для людей микроорганизмы, приборы могли зафиксировать присутствие гамма— или нейтронных излучений, словом тысяча неприятных неожиданностей подстерегала путешественников. Им пришлось запастись терпением, что было совсем нетрудно. Напротив, теперь, когда страсти улеглись, в глубине души они были напуганы. Предстояло открытое противостояние человечества в их лице и чужого, возможно, враждебного, мира. Есть ли на этой планете жизнь? Есть ли разум? И если да, то возможен ли контакт? Эти мысли вызывали большое беспокойство, и подсознательно люди радовались каждой отсрочке.
Между тем приборы не зафиксировали ничего опасного. Корабль стоял прямо и надежно. Вокруг все по-прежнему было затянуто серым туманом или, быть может, клубами пыли, но так или иначе ни людям, ни кораблю ничего не угрожало.
— Вы можете снять скафандры, — разрешил капитан. — Совещание начнется через пятнадцать минут в кают-компании.
Ученые и техники поспешили покинуть рубку, но Ласло и его друзья немного задержались. Они все еще вглядывались в экраны, пытаясь различить хоть какие-то черты внеземного пейзажа. В конце концов это было обидно — пролететь столько тысяч километров только для того, чтобы любоваться серой взвесью за окнами. Курт с усмешкой вспомнил земных художников. Они почему-то полагали, что чем дальше от солнца, тем экзотичнее и изысканнее будут ландшафты. Этот серый туман наверняка вызвал бы у них депрессию. Сам же он испытывал сейчас небывалое воодушевление и был уверен, что Ласло, Фредер и Верена полностью разделяют его чувства. Годы бездействия были позади, наконец можно было засучить рукава и приняться за работу.
Собрание началось с того, что капитан еще раз поздравил всех с успешной посадкой и передал слово доктору Бломаку. Тот от имени всех ученых сообщил о только что полученных данных. Гравитация на поверхности планеты составляла 1 g, температура — 16 градусов Цельсия. Состав воздуха также был подобен земному: около 20% кислорода, около 75% азота, небольшой процент углекислоты. Никаких опасных излучений. Никаких возмущений электрических или магнитных полей. Все спокойно.
— Когда мы выходим? — тут же спросил Ласло.
Капитан и доктор Бломак взглянули на него с вежливым изумлением.
— Вам придется набраться терпения, — сказал Йоргенсон с улыбкой. — Вспомните инструкции! Сейчас действительно все в порядке, но мы должны убедиться, что все так же и останется. Кроме того, мы должны дождаться результатов биологических исследований. Вы знаете, для того, чтобы убедиться в отсутствии на планете болезнетворных бактерий и вирусов, должно пройти несколько дней.
— Не думаю, чтобы мы нашли здесь, рядом с кораблем, хоть какие-то следы жизни! — решительно заявил Ласло.
— Мистер Рот, я крайне удивлен! Неужели вы забыли все, что мы многократно обсуждали вовремя подготовки к полету? — резко оборвал его капитан.
После этого он вернулся к обсуждению полученных данных. Ученые собирались продолжать мониторинг колебаний магнитного поля, а также провести спектральный анализ света, который лился здесь в буквальном смысле прямо с неба. Они уже взяли манипулятором первые пробы грунта. Основную массу составляли мел и кальцинаты, образующие пористую массу, подобную той, какую на Земле находят поблизости от горячих источников. Спектральный анализ показал также наличие небольших примесей карбонатов, воды, кислорода, азота и бора. Интереснее всего было то, что молекулы бора образовывали цепочки довольно сложной структуры. На земле химикам не приходилось сталкиваться с таким явлением.
На фиксацию и уточнение данных ушло несколько дней. Каждый сосредоточился на своем разделе работы. Вопрос о выходе на поверхность пока не поднимался.
Ласло не находил себе места. Он горячо протестовал против подобного промедления, и Фредер горячо поддерживал его. Курт и Верена не решались открыто высказывать свое недовольство, но в душе они соглашались с двумя бунтарями.
— Мы не делаем ничего такого, чего не могли бы сделать автоматические зонды, — говорил Курт. — Они словно не замечают, что находятся не просто на другой планете, а в совершенно ином мире. В мире, которого не должно быть! Мы прошли сквозь радужные ворота, и неведомая сила мгновенно затормозила наш корабль. Кажется, об этом все забыли. И я догадываюсь, почему. Задумайся они об этом, им пришлось бы пересмотреть всю знакомую с детства картину мироздания, переосмыслить все основные физические законы. Вот чем мы должны заняться. Для того, чтобы понять это, не нужно быть специалистом. Но вместо этого доктор Бломак и прочие предпочитают взять тысячную пробу воздуха и убедиться, что она ничем не отличается от девятьсот девяносто девятой.
— А что, по-твоему, мы должны делать? — спросила Верена.
— Мы должны выйти наружу! — вмешался Ласло. — Я больше не могу здесь сидеть! Во-первых, мне это до чертиков надоело, а во-вторых, в этом уже нет ни малейшего смысла. Стоит ли лететь за тридевять земель, чтобы любоваться здешними пейзажами на экранах?!
— Совершенно с тобой согласен, — тут же отозвался Фредер. — Мне тоже осточертело пялиться на
