считают, что великие Экспериментаторы сами были людьми и разбросали представителей своего вида среди звезд, чтобы посмотреть, насколько человеческая природа биологически определима и насколько поменяется природа людей в ответ на чуждые условия окружающей среды. Лугастинцы называют это Посевом, а получившеся в результате человеческие типы — Разбросанными Расами и подтверждают свои теории научными выводами. (На многих из этих планет, например, нет эволюционной ветви, которая могла породить человека; и даже там, где есть похожий тип развития, истинный человек часто появляется так внезапно, что часть истории теряется, связь между похожими, но отличными формами не прослеживается. Определенные мифы — общие для человечества, начиная от самых первобытных племен — тех, окружающая среда которых держала их в изоляции, и тех, что медленно прогрессировали, и самых прогрессивных межзвездных наций; например, мифы о Великом Потопе и легенды о меняющих форму существах, которые принимают человеческий облик, чтобы пить силу истинных людей). Список чудес бесконечен, Бейл, брат мой, но если я попытаюсь все это описать, то никогда не доберусь до конца, а я не знаю, сколько времени у меня еще осталось. Поэтому прости меня, пожалуйста, если я, начиная с этого места, буду кое-что пропускать в спешке — мне еще столько нужно тебе рассказать!
Эти лугастинцы были мирным народом, полностью посвящали себя новому объединению человечества и успешному взаимодействию с не-людьми, которые также нередки в галактике. У них было мало недругов и только один настоящий враг. Это планета Бракси, недавно объявившая о себе надменная планетка, которая внезапно вошла в галактическое общество, причем с явными захватническими целями. Хотя Бракси считалась почти первобытной по межзвездным меркам, она фактически, как и Зеймур, была достаточно далеко от лугастинского пространства, и Бракси удалось дать отпор Лугасту, превзойти и в силе, и в дипломатии. Бракси освоила часть космического пространства, на которое никто не претендовал раньше, и при помощи вооруженных сил установила там свою власть.
Когда я поправилась и немного привыкла к своему новому окружению, а также освоила разговорный язык, лугастинцы показали мне звездные карты. Мне понадобилось много времени, чтобы найти наше солнце на этих трехмерных изображениях, поскольку я привыкла к двухмерным, тут же требовалось осматривать участок за участком под всеми углами, пока не стали появляться знакомые созвездия. Наконец я нашла Зеймур — и какую боль я испытала, когда поняла правду! Я не посмела открыть ее моим спасителям. Мы находимся ужасающе близко к Лугасту, и если бы этих людей не привлекли скопления звезд в другом направлении, то они бы нас уже давно завоевали.
И прекрасно, скажешь ты? Нужно радостно их приветствовать? Мы — рабы, брат мой, и должны помнить, что правители обычно принимают сторону правителей, и приход лугастинцев на Зеймур, несмотря на все их добрые намерения, дал бы такую силу мристи, что нам не пришлось бы и мечтать о том, чтобы вырваться из-под их гнета. Поэтому я ничего не сказала. Я просматривала карты день за днем и заявила, что не вижу никаких знакомых звезд и небеса мне совсем неясны. Наконец лугастинцы смирились с этим и оставили меня в покое.
Я была удовлетворена — теперь я увидела впереди какую-то надежду на то, чтобы остаться в этой чарующей цивилизации. Но до того, как мои мечты стали реальностью, обстоятельства изменились и Лугаст оказался потерян для меня навсегда.
Все случилось мгновенно. Я гуляла перед госпиталем и ничего не вызывало у меня подозрений. Я не могла даже предположить, что здесь меня поджидает опасность. Меня внезапно схватили и потянули под прикрытие кустов, зажав рот сильно пахнущей тряпкой. Я даже не сопротивлялась — так была ошарашена. Склонившееся надо мной лицо ужасало: бесцветная кожа, заостренные черты и безжалостные глаза, черные, волосы того же цвета. Это было мое последнее впечатление, затем я погрузилась во тьму. Проснулась связанная, на борту какого-то маленького транспортного средства, которое я быстро идентифицировала, как межзвездный корабль. Дисплеи вокруг меня демонстрировали чужие небеса. Неподалеку сидели трое мужчин: тот, который меня схватил, с чисто выбритым лицом и очень суровым видом, и еще двое, черты лиц которых казались мягче, — у того, кто управлял кораблем, была борода. Один из них заметил, как я шевельнулась, и локтем толкнул своего черноволосого товарища.
— Трофей просыпается, Сокуз, — подбодрил он товарища.
— А лугастинский патруль? — спросил тот.
— Мы от них ушли, — заверил его товарищ.
Мой похититель подошел ко мне и быстро рязвязал путы.
— Не дергайся, и все будет хорошо, — сказал он. — Ты говоришь по-браксински?
Я кивнула, все еще не в состоянии произнести ни слова от удивления и страха.
— Так они и сказали. Не нужно сопротивляться, мы вышли из лугастинского космического пространства и твое сопротивление ни к чему не приведет. Просто расслабься, наслаждайся прогулкой и все будет отлично.
Я снова кивнула. Меня охватила дрожь. Вот они, браксинцы — определенно безнравственные, понимающие войну только ради войны и не признающие правил существования человеческого общества, которое я начала уважать и любить. Но мой страх не удержал меня оттого, чтобы поесть, потому что я проголодалась, и позднее, усталая и ослабленная, я погрузилась в сон.
Похитители не отвечали ни на какие вопросы, но во всем остальном вели себя приемлемо и даже по-доброму. Мы много разговаривали; бесконечное молчание космоса нагоняло на них такую же скуку, как и на меня. Они были очень сильно ориентированы на секс, как я узнала из их языка. Мужчины задавали мне много вопросов относительно традиций на моей родной планете, на которые я отвечала, как могла. В отличие от лугастинцев они или предполагали, что я просто неспособна найти на карте свою планету, или их не интересовало, где она находится. Но мне никаких звездных карт не давали.
