И ты купил билет на видак.
Посмотрели — обалдели,
В джинсах дырка, встал елдак.
Вот это видак!..
…Тьфу ты, вот привязалось! Тут о серьезном, а я…
Ребятки ходили, заложив руки за спину, кружили, глядя в потолок, оценивая окна, двери. Перебрасывались репликами «ну», «ничего», «прилично», «а если здесь…»
Спросили насчет телефона. Сигизмунд сказал, что один номер может отдать. Ребятки покивали и походили еще.
О цене спросили. Ненавязчиво так. Как бы между прочим, без знойного интереса.
— Четыреста, — сказал Сигизмунд.
Ребятки переглянулись. Тот, что повыше, кивнул.
— Подходит, — сказал второй. И сразу пошел, дверь заколоченную трогать.
— Открыть можно, — сказал Сигизмунд.
— Хорошо. Когда можно въехать?
— Вопрос решается. Через пять дней позвоните. До вас приходили. Через пять дней они дают ответ. Если откажутся, вам сдадим.
— Лады. Мы вам телефон оставим, если те раньше откажутся.
Он протянул визитку. Визитка была модная, в вертикальном исполнении. Ребята представляли торгово-закупочную фирму ГРААЛЬ. Сигизмунд повертел в руках визитку. Осведомился — в самых общих чертах — о сфере деятельности ГРААЛЯ.
— Консервы, — кратко ответил молодой человек повыше.
— Посетителей к вам много будет ходить?
— Нет, посетителей не будет. Опт. Тут только наши будут сидеть.
— Сколько?
— Трое. Еще один сотрудник и нас двое.
Помолчали. Потом тот, что повыше, спросил:
— А у вас, простите, какой профиль?
— Зоотовары, мелкий опт. Инсектицидная деятельность.
Они опять переглянулись, кивнули друг другу.
— Значит, через пять дней.
Сигизмунд протянул руку сперва тому, что повыше, потом второму.
— До свидания.
— До свидания.
Дверь закрылась.
— А что, — подал голос Федор, — нормальные ребята. Не то что те приходили… Морда, морда, я кирпич, иду на сближение…
Светочка хихикнула.
Глава седьмая
Дома Сигизмунда неожиданно встретил запах съестного. Поначалу ему даже показалось, что он не к себе пришел. Уже очень давно никто, кроме голодного кобеля, его дома не ожидал.
Но кобель — вот он, вертится и подпрыгивает, извиваясь.
Из кухни застенчиво вырулила Лантхильда. Остановилась шагах в пяти, склонила голову набок и потупилась.
— Это что? — спросил Сигизмунд изумленно. — Ты что, никак, жратвы наготовила?
Девка стрельнула на него белесым оком и вдруг, шумно фыркнув, убежала на кухню. Запах проистекал оттуда.
Сигизмунд разулся и, не снимая куртки, пошел пошел следом. Кобель скакал вокруг, намекая, что нужно срочно идти гулять.
Титаническими стараниями Лантхильды кухня за время отсутствия Сигизмунда преобразилась. Горели все четыре конфорки, создавая немыслимую духоту. По стенам одурело ползало несколько крупяных молей. Мелькнула идиотская мысль позвонить в фирму «Морена» и сделать заказ.
Но главным было не это. А то, что Лантхильда, проявив нечеловеческое усердие, разобрала шкаф-пенал. Все те предметы, которые уже десяток лет вели автономное существование в недрищах шкафа, были безжалостно извлечены. И велено им отныне вести жизнь новую, не скрытую от глаз, но подвластную ей, юродивой девке.
Чего тут только не было! Рачительностью Лантхильды давно забытые крупы получили второй шанс.
…Когда-то, еще студентом, ездил Сигизмунд с партией геологов на Урал. Ездил недолго и, в принципе, бесславно. Но от того времени осталась у него пачка холщовых мешочков для геологических проб. Вот эти-то мешочки, забытые еще до брака с Натальей на дальней полке шкафа, были обнаружены хозяйственной девкой.
Не поленилась — пересыпала крупы по мешочкам. И развесила на веревку, протянутую поперек кухни, — ее Сигизмунд натянул в годы вечно мокрого младенчества Ярополка.
Мешочки тихо покачивались в восходящих воздушных потоках, отбрасывая таинственные тени.
— А это зачем? — спросил Сигизмунд, показывая на мешочки.
Лантхильда в ответ так похоже изобразила мелкого грызуна, что Сигизмунд зашелся хохотом. Больше всего девка была похожа на мышь-альбиноса, только очень крупную. И нордическую.
— В миина хуз, — сказал Сигизмунд важно, — нэй…
И сам изобразил грызуна.
— Не то, что в твоей землянке, — добавил он бесполезно.
Девка явно не поверила. Переспросила:
— Нэй?
И снова покусала широкими верхними зубами нижнюю губу, морща при этом длинный нос.
— Нэй, — подтвердил Сигизмунд. — Ей-богу, нэй. Нии, — добавил он для убедительности.
Девка сказала что-то. По ее тону можно было заключить: нэй так нэй, а мешочки пусть висят.
Сигизмунд решил пока не спорить. Лантхильда была упряма. Это он уже оценил, глядя на произведенные ею работы. Бидоны, вызывавшие у него почти мистический ужас, жалкие и прирученные, теснились у мусорного ведра. Рядом, выстроенные в каре, как декабристы на Сенатской площади, стояли литровые банки с окаменевшим вареньем.
— Выбросить? — спросил Сигизмунд. Шагнул, намереваясь сгрузить все это в ведро и вынести на помойку.
Лантхильда знала о назначении мусорного ведра. Вернее, знала о том, что вещь, попав в ведро, наутро исчезает из дома навсегда.
Заквохтала, схватила его за руку, принялась убеждать в чем-то. Видимо, в том, что это очень хорошие вещи.
И тут кобель перестал прыгать, вилять и обращать на себя внимание. Он встал посреди кухни, расставив лапы, поднял на Сигизмунда виноватые глаза и надолго пустил струю. Лужа расползалась все шире. Кобель становился все печальнее. Сигизмунд молчал. Знал за собой вину, но знал и вину кобеля. Так глядели они с кобелем друг на друга и скорбели. Ибо каждый поступил в меру своих сил и разумения.
Девка осуждающе поджала губы. Сказала что-то.
— Хундс, — пояснил Сигизмунд. — Чего с него возьмешь?
Кобель, наконец, отмучился. Попятился от гигантской лужи. Поглядел снизу вверх на Сигизмунда карим оком старого всепонимающего проворовавшегося бухгалтера-еврея. Вся скорбь мира глядела из этого
