выходном люке, ножные писсуары для работников, не есть, не курить, не слоняться по кораблю – кратчайшим путем в четвертый отсек – и никуда более. Впрочем, им негде было слоняться. Я просила Дору, чтобы во время работы все двери были закрыты. И я заплатила им – чтобы ничего не нарушали.
– И приличную сумму, я думаю. А что сказал Айра?
– Подобные вопросы его не интересуют. Впрочем, я не докладывала, сколько заплатила персоналу, – все затраты я отнесла на ваш счет, Лазарус. – Тю! Значит, я разорен?
– Нет, сэр, оплата была произведена из открытого вам неограниченного кредита. Мне показалось, что так будет лучше, Лазарус, – ведь работы проводятся на вашем корабле. Быть может, они до сих пор гадают, зачем понадобился старейшему второй мощный компьютер. Я знаю, что инженер недоумевал, но я поставила его на место. Впрочем, им остается лишь строить гипотезы – ведь старейший ни перед кем не отчитывается. Я просто намекнула им, что исполняющий обязанности будет весьма недоволен, если они начнут совать нос в ваши дела. Впрочем, что представляет из себя компьютер, по внешнему виду никто не скажет – даже изготовитель.
– Он собран из дешевых деталей?
– А что, надо было сделать подешевле, сэр? – В голосе Минервы послышалась озабоченность.
– Да нет же, черт! Если бы ты так поступила, пришлось бы распорядиться, чтобы все выкинули и заменили на самое дорогое и высококачественное. Минерва, дорогая моя, если ты уедешь отсюда, заводского обслуживания придется дожидаться не один год; тебе придется научиться самостоятельно чинить все неполадки. Или Айра будет сам ухаживать за своим заболевшим компьютером?
– Не будет.
– Вот видишь? Там, где в обычном дешевом компьютере медь и алюминий, в Доре – золото и платина. Надеюсь, что твое новое тело окажется не менее дорогостоящим.
– Да, Лазарус. Новая я даже надежнее старой, к тому же я стала меньше и надежнее – все-таки многие элементы во мне успели состариться за столетие, техника-то не стоит на месте.
– Хм. Надо посмотреть, что следует заменить в Доре.
Минерва не ответила.
– Милочка моя, молчание твое куда красноречивее слов. Ты осмотрела Дору?
– Да, Лазарус, я заказала кое-какие запчасти, но без вашего разрешения Дора не разрешает к себе пальцем прикоснуться.
– Да, она не любит, чтобы у нее внутри лекари копались. Но если нужно – сделаем все необходимое, даже под анестезией. Вот было бы хорошо, если бы Дора стала приглядывать за тобой, а ты – за нею.
– Лазарус, мы ждем ваших на то указаний, – просто ответила Минерва.
– Ты хочешь сказать, что ты ждешь – Дора бы до этого не додумалась. Хорошо, я приказываю обеим – и пусть она слышит меня. Минерва, пора кончать с твоей застенчивостью. Ты сама должна была сделать ей такое предложение, ведь ты быстрее соображаешь, чем я, а я просто человек, мои возможности ограничены. А как у тебя дела с астронавигацией? Она научила тебя вести корабль? Или поленилась?
– Лазарус, мое второе 'я' – такой же блестящий пилот, как Дора.
– Смех да и только. Назначаю тебя вторым пилотом. Первым ты быть не можешь, пока не совершишь без посторонней помощи прыжок в 'n' – мерном пространстве. Даже Дора нервничает перед прыжком – а она-то сделала их не одну сотню.
– Поправка принята, Лазарус. Я хорошо подготовленный второй пилот. А когда придет мое время, я бояться не стану. Все выполненные Дорой прыжки я пересмотрела в реальном времени: она все мне передала.
– Может пригодиться, если что-нибудь произойдет. Айра не пилот, как я, в этом нечего сомневаться. Если меня не окажется рядом, ты сумеешь спасти его. Ну, что еще? Слышала что-нибудь интересное?
– Не знаю, Лазарус. Я наслушалась от техников всяких историй, по-моему, непристойных. Но ничего занятного в них нет.
– Не горюй. Если они непристойные, то я слышал их по крайней мере тысячу лет назад. Ну, а теперь главный вопрос: как быстро ты сумеешь перебраться на корабль, если Айра внезапно вознамерится дать деру? Предположим, откроется заговор и ему придется спасаться бегством.
– Мне понадобится менее пятой доли секунды.
– Ну да? А ты не дуришь меня? Я хочу знать, долго ли тебе придется перебираться на борт Доры. Так, чтобы здесь ничего не осталось и оставленный компьютер не подозревал, что некогда был Минервой. Другие варианты будут нехороши для тебя же самой: ведь если что-то позабудешь, брошенная Минерва будет горевать.
– Лазарус, я говорю исходя не из теории, а из опыта. Нетрудно было догадаться, что этот аспект станет критическим в процессе удвоения моей личности. И потому, едва подрядчик окончил работу, я сразу же продублировала постоянные компоненты, логические цепи и временную память. Сперва я действовала осторожно и просто запараллелила эти элементы, как уже рассказывала вам. Это было несложно, пришлось только уравновесить временное запаздывание сигналов с обеих сторон, чтобы остаться в реальном времени – но подобную операцию мне приходится проделывать с удаленными элементами; я привыкла к этому.
А потом я попыталась с превеликой осторожностью подавить себя – сперва на корабле, потом во дворце – и возвратиться к удвоенному существованию через три секунды. Никаких проблем, Лазарус, все вышло с первого раза. Теперь я могу проделать все за две сотни миллисекунд и даже меньше. А потом выполнить необходимые проверки, чтобы убедиться в том, что ничего не забыла. Я проделала эту операцию семь раз после того, как вы задали свой вопрос. Вы не заметили запаздывания в моем голосе?
Соответствующего тысяче километров?
– Что? Дорогуша, природа не позволяет людям замечать запаздывание меньше тридцати тысяч километров, – Лазарус помолчал и добавил: – Кажется, это десятая доля секунды. Ты льстишь мне. Кстати, – он задумался, – десятая доля секунды составляет сотню миллионов твоих наносекунд, или сотню миллисекунд. Что же это получается в твоем времени? Около тысячи моих дней?
– Я бы описала это иначе, Лазарус. Чаще всего я оперирую интервалами, много меньшими, чем наносекунда, то есть миллионными долями этого интервала, но мне удобно и в вашем времени; мне хорошо в моем 'я'. Но если бы мне приходилось учитывать каждую долю наносекунды, я не смогла бы наслаждаться пением или беседой с вами. Разве вы считаете удары сердца?
– Нет... разве что изредка.
– Со мной происходит нечто подобное, Лазарус. Все, что нужно сделать быстро, я делаю без всяких усилий, уделяя этому внимание не дольше, чем исполнению обычных программ. Но минутами, секундами и часами, проведенными с вами в персональном режиме я наслаждаюсь. Я не делю их на наносекунды. Я охватываю их целиком и упиваюсь ими. Те дни и недели, которые вы провели здесь со мной – сплошное 'сейчас'.
– Ух... Стоп, дорогуша! Значит, ты утверждаешь, что тот день, когда Айра представил нас друг другу, для тебя просто 'сегодня'.
– Да, Лазарус.
– Дай подумать. Значит, и завтра для тебя тоже 'сегодня'?
– Да, Лазарус.
– Ах, так? Но тогда выходит, ты способна предсказывать будущее?
– Нет, Лазарус.
– Но... тогда я не понимаю.
– Лазарус, я могу распечатать уравнения. Время рассматриваю как одну из многих размерностей, оперируя в первую очередь с энтропией, и таким образом могу распространять 'сейчас' – настоящее – на более или менее протяженный временной диапазон. Но, имея дело с вами, я обязана передвигаться в том волновом фронте, что представляет ваше персональное 'сегодня'... иначе мы не можем общаться.
– Дорогая моя, я сомневаюсь, что мы общаемся обычным образом.
– Извините, Лазарус. У меня есть собственные ограничения. Но там, где я имею возможность выбирать, я выбираю траекторию, соответствующую вашим ограничениям: человеческим возможностям
