– Я? Сэр, у меня не может быть обязанности более важной, чем беседа со старейшим. К тому же мои сотрудники справляются со своими делами куда более успешно, если я даю им некоторую свободу действий.
Лазарус кивнул.
– Так поступал и я, когда позволял вовлечь себя в дела. Прими на себя весь груз, а потом по возможности быстро перераспредели его между сотрудниками. Как сейчас обстоят дела с демократами? Много хлопот доставляют?
– С демократами? Ах да, вы об эквалитарианцах. Я было подумал, что вы имеете в виду Церковь блаженного демократа. Их мы оставили в покое, и они не мешают нам. Но эквалитарианское движение проявляется каждые несколько лет и всякий раз под новым наименованием: Партия свободы. Лига угнетенных – названия ничего не значат. Все требуют изгнать негодяев, начиная с меня, и посадить на освободившиеся места своих негодяев. Мы с ними не связываемся, только следим, а как-нибудь под утро берем главарей вместе с семьями и высылаем. Депортируем. 'Жить на Секундусе – привилегия, а не право'.
– Ты цитируешь меня.
– Совершенно верно. Это ваши слова под контрактом, согласно которому Секундус передается Фонду. В нем говорится, что на этой планете правительство существует в форме, удобной для правящего председателя. Мы выполнили это условие, старейший. Сейчас я здесь единственный босс до тех пор, пока попечителям не захочется меня сместить.
– Да, так я и задумывал, – согласился Лазарус. – Но, сынок, дело, конечно, твое, и сам я к кормилу, как ты говоришь, не прикоснусь – однако я сомневаюсь, что следует избавляться от всех смутьянов. Чтобы испечь булку, нужны дрожжи. Общество, освободившееся от своих бузотеров, непременно начинает катиться под гору. Это овцы. В лучшем случае – покорные строители пирамид, в худшем – выродившиеся дикари. Не исключено, что ты таким образом избавляешься от созидателей – десятой доли процента. От дрожжей.
– Боюсь, что вы правы, старейший, и это одна из причин, почему вы так нужны нам.
– Я же сказал – никакого кормила.
– Не угодно ли выслушать меня до конца, сэр? Мы не собираемся просить вас об этом, хотя по древнему обычаю, сие право безусловно принадлежит вам – если только вы захотите. Однако я мог бы воспользоваться вашими советами...
– Я не даю советов – люди никогда не используют их.
– Извините. Меня устроила бы просто возможность поговорить о своих проблемах с человеком более опытным, чем я. А что касается смутьянов... Мы же не истребляем их, как прежде, – все они, в основном, живы. Изгнать человека на другую планету – способ более надежный, чем казнить его по обвинению в предательстве; таким образом избавляешься от бузотера, не озлобляя его соседей. В то же время мы не теряем его... их... все они ссылаются на одну и ту же планету... ее мы окрестили Счастливой. Вы не бывали там?
– Такого названия, во всяком случае, не слыхал.
– Я полагаю, на нее можно натолкнуться только случайно, сведения о ней мы держим в тайне, сэр, чтобы не потерять возможность использовать ее в качестве Ботани Бэй
– Похоже, неплохое местечко. Быть может, за него стоит держаться. Туземцы есть?
– Протодоминирующая раса представляла собой свирепых дикарей, если они еще уцелели. Не знаю, мы даже не учредили там разведывательной службы. У туземцев не хватило ума, чтобы принять цивилизацию, и кротости – чтобы смириться с рабством. Быть может, они могли бы эволюционировать дальше и достичь кое-каких успехов, однако им не повезло – с гомо сапиенс они встретились чересчур рано. Однако эксперимент наш состоит не в этом. Депортируемые, конечно, победят в таком соревновании – не с пустыми же руками мы их туда посылаем. Дело в том, Лазарус, что эти люди полагают, что они сумеют создать идеальное правительство с помощью мажоритарного принципа.
Лазарус фыркнул.
– Возможно, они действительно сумеют, сэр, – настаивал Везерел. – Я не могу утверждать обратное. В этом и заключается суть эксперимента.
– Сынок, ты что – дурак? Да нет, конечно, нет, иначе попечители уже освободили бы тебя от этой должности. Но... сколько, ты говоришь, тебе лет?
– Сэр, я моложе вас на девятнадцать столетий, – невозмутимо ответил Везерел, – и не стану ни в чем оспаривать ваше мнение. Но мой личный опыт не позволяет мне заранее утверждать, что эксперимент не удастся: я ни разу в жизни не видел демократического правительства, даже на других планетах, а их я посетил немало. Я только читал о них. И на основании прочитанного мог заключить, что подобные правительства никогда прежде не создавались народом, искренне верящим в демократическую теорию. Поэтому я не знаю, что у них получится.
– Хммм. – Лазарус казался разочарованным. – Айра, я собирался затолкнуть тебе в глотку все свои знания о таких правительствах. Однако ты прав – здесь ситуация новая – и мы не знаем, чем она разрешится. О, конечно, у меня есть определенные и достаточно обоснованные предположения – однако тысяча мнений не стоит единственного опыта. Это доказал еще Галилей, и у нас нет причин сомневаться. Ммм... все так называемые демократии, с которыми мне приходилось встречаться или слышать о них, были учреждены либо свыше, либо же сам плебс потихоньку начинал соображать, что голосованием можно добиться для себя и хлеба, и зрелищ – правда, не надолго, ибо такие системы обычно рушатся. Извини, но я не могу предвидеть исхода твоего эксперимента. Можно предположить, что полнится немыслимо жестокая тирания; мажоритарная система предоставляет сильным бессовестным личностям прекрасную возможность для угнетения ближних. Впрочем, не знаю. А сам ты как думаешь?
– Компьютеры утверждают...
– Айра, никогда не прислушивайся к компьютерам; самая сложная машина, которую способен построить человеческий разум, обладает всеми ограничениями, присущими этому разуму. Всякий, кто этого не понимает, забывает о втором законе термодинамики. Меня интересует твое собственное мнение.
– Сэр, я не могу сформировать свое мнение, у меня не хватает данных. Лазарус хрюкнул.
– Сынок, ты начинаешь стареть. Чтобы чего-то достичь, да просто, чтобы долго прожить, человек должен соображать, и соображать правильно... снова и снова, даже не имея достаточных данных для логического решения. Ты, кажется, рассказывал мне, как сумел меня обнаружить.
– Да, сэр. Документ этот, то есть ваше завещание, дал мне понять, что вы намерены умереть. Тогда, – помедлив, Везерел сухо улыбнулся, – мне не пришлось гадать. Два дня у нас ушло на поиски магазина, где вы купили одежду – чтобы понизить свой общественный статус и обрести здешний облик. Думаю, что поддельные документы вы купили как раз после этого.
Он сделал паузу. Лазарус молчал, и Везерел продолжил:
– Еще полдня ушло на то, чтобы разыскать магазин, где вы снизили свой статус еще больше и, похоже, перестарались: торговец помнил, что деньги у вас были. А поношенную одежду вы выбрали такую, что и новой-то она была бы хуже того, что была надето на вас. Конечно, он изобразил полное понимание ваших объяснений – дескать, для маскарада, – и закрыл рот на замок. Кстати, в его лавке сбывается краденое.
– Верно, – признал Лазарус. – Я постарался убедиться в этом, прежде чем войти в магазин. Но ты сказал, что он заткнулся?
– Пока мы не освежили его память. У барыги свои сложности, Лазарус: ему нужно иметь постоянный адрес. Иногда это вынуждает их быть честными.
– Да, я не осуждаю доброго дядюшку. Вина здесь моя, я допустил промах. Я устал, Айра, да и возраст давал себя знать – вот я и расслабился. Еще сотню лет назад я сделал бы все артистичнее – кто не знает, что куда сложнее убедительным образом понизить свой статус, нежели возвысить его.
