– Думаю, что вам не стоит огорчаться – вы были достаточно артистичны, старейший, ведь вы водили нас за нос почти три месяца.
– Сынок, этот мир не ценит лучших намерений. Продолжай.
– А раз так, то следует применить грубую силу, Лазарус. Лавка эта находится в самой бедной части города. Мы оцепили весь район и проверили тысячи мужчин. Долго трудиться не пришлось: вас нашли в третьем клоповнике. Я сам обнаружил вас, потому что был в одном из отрядов. Потом генетические характеристики подтвердили вашу личность. – Айра Везерел чуть заметно улыбнулся. – Новую кровь мы начали вливать в ваши жилы еще до того, как генетический анализатор выдал результаты. Вы, сэр, были уже не в лучшей форме.
– Какая там, к черту, форма – я умирал, занимался своим собственным делом. Пример, достойный подражания, Айра. Ты понимаешь, какую грязную штуку со мной сотворил? Человеку не полагается умирать дважды, а я уже прошел все самое худшее и был готов к концу. И тут влезаешь ты. Мне еще не приходилось слышать, чтобы кого-нибудь реювенализировали насильно. Если бы я знал, что ты здесь переиграл все правила, я бы и близко не подошел к этой планете. Теперь мне придется все повторить заново; либо с помощью этой кнопки – а я всегда презирал идею самоубийства, – либо естественным путем. На это теперь потребуется много времени. Как там с моей старой кровью? Сохранили?
– Я выясню это у директора клиники, сэр.
– Ох. Это не ответ, и не пытайся мне лгать. Айра, ты ставишь меня перед дилеммой. Даже без полной обработки я чувствую себя много лучше, чем за последние сорок лет или даже больше... А значит, мне опять придется долгие годы влачить это скучнейшее существование или же нажать эту кнопку, когда тело перестанет протестовать. По какому праву ты, негодяй, вмешался... нет, у тебя не может быть права на это. Какие этические принципы заставили тебя помешать мне умереть?
– Вы необходимы нам, сэр.
– Это чисто прагматическая причина, к этике не имеющая отношения. Чувство необходимости в данном случае не было взаимным.
– Старейший, я внимательнейшим образом изучил вашу жизнь, насколько это возможно было сделать по архивным материалам. Похоже, вам часто случалось руководствоваться прагматическими причинами.
Лазарус ухмыльнулся.
– Ну точно – мой мальчик. Я-то уже гадал, хватит ли у тебя нахальства подобно какому-то проповеднику ткнуть меня носом в высокий моральный принцип. Трудно доверять этическим наставлениям человека, обчищающего твои же карманы. Но с теми, кто действует в собственных интересах и признает это, я обычно мог договориться.
– Лазарус, если вы позволите нам завершить реювенализацию, то вновь почувствуете себя живым человеком. Вы это сами знаете – ведь не в первый раз находитесь в подобной клинике.
– До каких же пор, сэр? Я уже две тысячи лет изучаю этот мир. И планет видел столько, что тебе и не снилось. И жен у меня было столько, что не припомню их имена. 'Молим о последнем упокоении на шаре нас породившем' – и это не для меня, ибо моя родная зеленая планета состарилась больше меня самого, возвращаться туда – горе, слезы, ни капли радости. Нет, сынок, после всех реювенализаций наступает время, когда остается одно: выключить свет – и на покой. А ты, черт бы тебя побрал, лишил меня и этого права!
– Мне жаль... Нет, мне не жаль. Но я прошу прощения.
– Что ж, возможно, ты его получишь. Но после. Так для какого же дела я тебе понадобился? Я понял, что оно не связано с этими депортированными смутьянами.
– Безусловно, они не заставили бы меня нарушить ваше право на смерть, с ними я управлюсь – так или иначе. Я полагаю, что Секундус становится слишком перенаселенным и цивилизованным...
– Айра, я в этом не сомневаюсь.
– И поэтому я считаю, что Семьям следует вновь переселиться.
– Согласен, хотя лично и не заинтересован в этом. Можно просто догадаться, что, когда на планете появляются миллионные города, население ее приближается к критической массе. Через пару столетий тут будет невозможно жить. Ты уже подыскал планету? И думаешь, что попечители согласятся? А Семьи согласятся с попечителями?
– Да – на первый вопрос, может быть – на второй, и вероятно, нет – на третий. Я подыскал планету. Называется Тертиус. Она не хуже, а может быть, и получше Секундуса. Я полагаю, что многие из попечителей согласятся с моими аргументами, однако не уверен во всеобщей поддержке, которой требует подобное мероприятие: жить на Секундусе так удобно, и люди не способны предвидеть опасность. Что же касается Семей – нет, едва ли мы сумеем переубедить всех сняться с места... Однако хватит и нескольких сотен тысяч. Пояс Гедеона... Вы следите за моей мыслью?
– Опережаю ее. Миграция всегда способствует селекции и улучшению. Все элементарно. Если они согласятся. Если. Айра, я потратил чертову пропасть времени, объясняя эту идею семействам, когда мы перебрались сюда в двадцать третьем. И так и не справился бы, не превратись Земля к тому времени в довольно гнусное место. Желаю удачи – она тебе потребуется.
– Лазарус, я не жду успеха. Я просто хочу попробовать. А в случае неудачи уйду в отставку и эмигрирую. На Тертиус, если удастся сколотить группу, достаточную для создания жизнеспособной колонии, если нет – на любую малонаселенную планету.
– Айра, ты действительно решился на это? Или же, когда придет время, начнешь водить себя самого за нос – дело, мол, прежде всего? Если у человека есть желание властвовать – а без него ты бы не занял это место – уйти в отставку непросто.
– Я решился, Лазарус. Конечно, я люблю распоряжаться и знаю об этом.
Я надеюсь возглавить третий поход Семей, однако не очень рассчитываю на это. Полагаю, что сумею подобрать подходящий контингент для создания жизнеспособной колонии – молодежь лет по сто, не старше двухсот – и без помощи Фонда, Однако если и тут меня постигнет неудача, – он передернул плечами, – мне остается только эмиграция, ибо Секундусу уже нечего предложить мне. В чем-то я могу вас понять, сэр. Я не намереваюсь всю свою жизнь быть исполняющим обязанности. Я и так уже сотню лет занимаю эту должность. Хватит.
Лазарус молчал и, казалось, думал. Везерел ждал.
– Айра, установи здесь эту кнопку. Только завтра, не сегодня.
– Да, сэр.
– А ты не хочешь узнать зачем? – Лазарус взял большой конверт со своим завещанием. – Если ты убедишь меня, что собираешься эмигрировать – в ад, под воду, куда угодно, и несмотря на попечителей – я хочу переписать это. Мои вложения и наличность – если никто не спер их, пока я ими не занимался – могут изменить ситуацию. Во всяком случае их хватит, чтобы сгладить разницу между неудачей и успехом в случае эмиграции. Если попечители не поддержат ее. А они не сделают этого.
Везерел не ответил. Лазарус свирепо взглянул на него.
– Тебя мама не научила говорить 'спасибо'?
– За что, Лазарус? За то, что вы отпишете мне после смерти не нужный вам капитал? Если вы поступите так, то ради собственного тщеславия, а не потому что хотите помочь.
Лазарус ухмыльнулся.
– Да, черт побери. За это я хотел бы, чтобы планету назвали моим именем. Однако заставить тебя не могу. Хорошо, мы друг друга поняли. И я думаю... Ты уважаешь хорошие машины?
– А? Да. Как бы я их ни презирал, сказать 'нет' значило бы солгать.
– Мы по-прежнему понимаем друг друга. Я полагаю, что могу завещать 'Дору' – мою яхту – лично тебе, а не исполняющему обязанности председателя.
– Ах, Лазарус, вы заставляете меня благодарить.
– Не стоит. Лучше будь добр с ней. Хороший кораблик, она ничего не видела кроме добра. Из нее получится хороший флагман. После небольшого переоборудования – это можно сделать через бортовой компьютер – она сможет принять на борт человек двадцать или тридцать. В ней можно садиться на планеты, производить разведку и вновь стартовать – твои транспорты наверняка не способны на это.
– Лазарус... мне не нужны ни ваши деньги, ни яхта. Позвольте им закончить реювенализацию и
