– Оставь ты это «сэр»! Раз уж замещаешь его, так и зови меня Виллемом. Знаешь, на чем ты попался?
– Нет, с… нет, Виллем.
– Он уже двадцать лет, как зовет меня Виллемом – и на «ты». И я очень удивился, когда он в личной беседе, хоть и по государственному вопросу, перестал меня так называть; но еще ни о чем не подозревал. Хоть и было в тебе нечто, наводящее на размышления. Потом мы пошли смотреть поезда – и все стало ясно!
– Простите, но как?!
– Ты был вежлив, дружок! Он много раз видел мою железную дорогу, и всегда становился груб до невозможности! Считал, что взрослому человеку не пристало заниматься такими глупостями. Со временем это превратилось в маленький спектакль, который нам обоим доставлял громадное удовольствие. Мы просто наслаждались!
– О, я не знал…
– Откуда же ты мог знать?
Я подумал, что – как раз было откуда. Этот проклятый ферли-хран… Только потом до меня дошло, что архив ни в чем не виноват. Он создавался как памятка о людях не слишком известных, а императора трудно к таковым отнести! Естественно, Бонфорту не было нужды записывать подробности знакомства с Виллемом! Заметки о своем повелителе, да еще деликатного свойства, он счел бы попросту неприличными; тем более – в досье может сунуть нос любой клерк. Ошибка была неизбежна. Если бы я и догадался обо всем раньше – досье все равно не стало бы полнее.
Император тем временем продолжал:
– Актер ты великолепный, раз уж рисковал жизнью, отправляясь в Гнезда Кккаха. Неудивительно, что решился меня надуть. Скажи-ка, сынок, я мог видеть тебя по стерео, или еще где?
Я назвался настоящим именем, когда император того потребовал. Теперь же робко назвал и сценическое. Услыхав: «Лоренцо Смайт», император, всплеснул руками и захохотал. Это меня несколько задело:
– А вы разве слыхали обо мне?
– Слыхал ли?! Да я же один из вернейших твоих поклонников!
Он еще раз внимательно оглядел меня:
– Ну, вылитый Джо Бонфорт! Никак не могу поверить, что ты и есть Лоренцо!
– Однако я именно Лоренцо.
– Да я верю, верю! Помнишь ту комедию, ты там бродягу играл? Сначала корову пытался подоить – та ни в какую! А в конце хотел поужинать из кошачьей миски, да тебя кот прогнал!
Я подтвердил.
– Пленку, где это было записано, я до дыр протер! Смотрел – и смеялся, и плакал одновременно!
– Так и было задумано.
Поколебавшись, я добавил, что пастораль «Побродяжка» играл, подражая одному из величайших мастеров прошлого.
– А вообще я драматические роли предпочитаю.
– Как сегодня, например?
– Ну уж нет! Этой роли с меня хватит – в печенках уже сидит!
– Ясно. Значит, ты скажи Роджу… Нет, ничего не говори. И вообще, Лоренцо, лучше никому не знать, как мы провели этот последний час. Если ты скажешь Клифтону, хоть просто передашь, что я просил не беспокоиться, он же на нервы изойдет! А ему – работать… Давай-ка сохраним это между нами, а?
– Как скажете, повелитель.
– Оставь ты, бога ради. Просто – так оно будет лучше. Жаль, не могу навестить дядюшку Джо, да и чем бы я ему помог? Хотя некоторые считают, одного прикосновения короля достаточно, чтобы случилось чудо… В общем, никому ничего не скажем; я ничего не видел и не слышал.
– Хорошо, Виллем.
– Теперь тебе, наверное, пора. Я и так дольше, чем следовало, тебя задержал.
– Да сколько пожелаете!
– Дать Патила в провожатые, или сам найдешь дорогу? Постой… Погоди минутку.
Он полез в стол, бормоча про себя: «Опять эта девчонка тут порядок наводила! А, вот…» Из ящика он вытащил небольшой блокнот.
– Похоже, мы больше не встретимся. Не мог бы ты перед уходом автограф оставить?
9
Роджа с Биллом я нашел в верхней гостиной. Они грызли ногти от нетерпения. Завидев меня, Корпсмен вскочил:
– Где ты шляешься, черт бы тебя побрал?!
– У императора, – холодно ответил я.
– Да за это время пять или шесть аудиенций можно провести!
Я не удостоил его ответом. После памятного спора о речи мы с Корпсменом продолжали работать вместе, но… «Сей брак был заключен без любви». Мы сотрудничали, но боевой топор не был зарыт в землю и мог в один прекрасный день вонзиться мне между лопаток. Я не предпринимал шагов к примирению, и причин к этому не видел. По-моему, его родители переспали спьяну на каком-нибудь маскараде.
Я и представить себе не мог, что поссорюсь еще с кем-нибудь из нашей компании. Только Корпсмен считал единственно мне приличествующим – положение лакея: шляпа в руках, «я-с – человек маленький, сэр». На такое я не мог пойти даже ради примирения; я, в конце концов, профессионал, нанятый для работы, требующей высокой квалификации. Мастера не протискиваются с черного хода, их, как правило, уважают! Так что Билла я игнорировал и обратился к Роджу:
– А где Пени?
– С ним. И Дэк с доктором – тоже.
– Он здесь?
– Да. – Поразмыслив, Клифтон добавил:
– В смежной с вашей спальне, она предназначалась для супруги лидера официальной оппозиции. Там – единственное место, где можно обеспечить ему необходимый уход и полный покой. Надеюсь, вас это не стеснит?
– Нет, конечно.
– Мы вас не побеспокоим. Спальни соединены гардеробной, но ее мы заперли, а стены звукоизолированы.
– Ну и отлично. Как он?
– Лучше. Много лучше – пока.
Клифтон нахмурился:
– Почти все время в сознании.
Подумав, он добавил еще:
– Если хотите, можете навестить его.
Над ответом я размышлял долго.
– А что док говорит – скоро он сможет выйти на люди?
– Трудно сказать. Похоже, еще не так скоро.
– А все же? Три, четыре дня? Тогда можно отменить пока что всякие встречи и убрать меня наконец со сцены. Так? Родж… как бы вам объяснить… Я с радостью повидал бы его и выразил мое уважение… Но не раньше, чем выйду на публику в его роли последний раз. Иначе я… Словом, увидев его больным и
