Чужой в стране чужих

рассоединенных, нескольких избранных на Земле, – неведомые силы трех на Земле, которые будут его, чтобы слиться с ними; и ему была приятна мысль о том, что, наконец, после долгого ожидания, он грокнул и обмыслил себя.

Майк оставался в трансе; еще многое надо было грокнуть, свободные концы связать заново, в соответствии со своим повзрослением – все, что он увидел и услышал, и то, что произошло в Храме архангела Фостера (не только развилка, когда он и Дигби остались лицом к лицу)… почему сенатор Бун заставил его чувствовать себя подозрительно неловко, почему на вкус мисс Доун Ардент совсем как водный брат, но не является им, запах хорошего, который он не полностью грокнул, в прыжках вверх-вниз и в воплях…

Приходили и уходили разговоры с Джубалом… больше всего его беспокоили слова Джубала; он изучал их, сравнивало тем, чему его учили, когда он был птенцом, старался выстроить мост между языками – тем, на котором думал, и тем, на котором учился думать. Слово «церковь», которое снова и снова выплывало из слов Джубала, было каким-то запутанным… на марсианском не было подходящего понятия, разве что взять слова «церковь», «поколение», «Бог», «конгрегация» плюс множество других и приравнять их к полноте единственного мира, который он знал во время ожидания-взросления… и втиснуть это понятие в английский в той фразе, которая отвергалась (по различным причинам) и Джубалом, и Махмудом, и Дигби.

«Ты есть Бог». Сейчас он был ближе в понимании этого на английском, хотя эта фраза никогда не могла бы обрести неизбежность марсианского понятия, которое стояло за ней. Он мысленно произнес одновременно английскую фразу и марсианское слово и почувствовал более полное гроканье. Повторяя это, словно буддист, твердящий, что лотос прячет алмаз, он погрузился в нирвану.

Около полуночи он ускорил сердце, перешел на нормальное дыхание, провел самопроверку, разогнулся и сел. Он весь выложился. Теперь он чувствовал себя легким, веселым, проясненным, готовым ко множеству поступков, которые, как он видел, предстояли ему.

Он ощутил щенячью потребность в компании, такую же сильную, как недавнюю необходимость покоя. Он вошел в холл и обрадовался, увидев водного брата.

– Привет!

– Привет, Майк. Ты выглядишь посвежевшим.

– Я прекрасно себя чувствую! Где все?

– Спят. Бен и Стинки отправились по домам час назад, остальные разошлись.

– О, – Майк почувствовал некоторое разочарование от того, что Махмуда нет. Он хотел объяснить свое новое гроканье.

– Мне тоже пора ложиться, но я бы не прочь перекусить. Ты не голоден?

– Да, я очень голоден.

– Идем, там есть холодные цыплята и, возможно, еще что-нибудь. – Они спустились вниз и щедро нагрузили поднос. – Пойдем в сад. Погода довольно теплая.

– Прекрасная идея, – согласился Майк.

– Так тепло, что можно купаться… настоящее бабье лето. Я включу прожектора.

– Не беспокойся, – возразил Майк. – Я возьму поднос.

Он мог видеть в почти полной темноте. Джубал говорил, что его ночное зрение, видимо, развивалось из-за условий, в которых он вырос, и Майк грокнул, что это именно так, но грокнул также, что это было не полное объяснение; его приемные родители научили его смотреть. Что же до теплой ночи, то он хорошо чувствовал бы себя и голым на Эвересте, но его водные братья плохо переносили изменения температуры и давления, а он считался с их слабостью, едва узнав о ней. Но он с нетерпением ожидал одного – убедиться самому, что каждый кристаллик воды жизни является неповторимо индивидуальным, и побегать по снегу босиком, поваляться в нем.

Сейчас же ему было приятно тепло ночи и еще более приятна компания водного брата.

– Хорошо, возьми поднос. Я включу фонари под водой. Мы сядем у бассейна и поедим.

– Прекрасно…

Майк любил глядеть на огни сквозь водную рябь. Это было хорошо и красиво. Они перекусили у бассейна, потом легли на траву и стали глядеть на звезды.

– Майк, вон Марс. Это Марс, да? Или Антарес?

– Это Марс.

– Майк, что сейчас делают на Марсе?

Он заколебался. Вопрос был слишком обширен для ограниченного английского языка.

– На стороне к горизонту – южном полушарии – весна. Растения учат расти.

– Учат расти?

Он опять поколебался.

– Ларри учит растения расти. Я помогал ему. Но мой народ – сейчас я имею в виду марсиан; я грокнул теперь, что вы мой народ – учат растения расти по-другому. В другом полушарии становится холодно, и нимф, тех, что остались в живых этим летом, собирают в гнезда для обучения и дальнейшего взросления. – Он задумался. – Из людей, что мы оставили на экваторе, один рассоединился, остальные грустят.

– Да, я слыхала в новостях.

Майк не слышал об этом. Он не знал, пока его не спросили.

– Им не надо грустить. Мистер Букер Т.В.Джонс, пищетехник первого класса, не грустит. Старшие заботятся о нем.

– Ты знал его?

– Да. У него было свое лицо, темное и прекрасное. Но он очень грустил по дому.

– Послушай, Майк… А ты когда-нибудь тоскуешь по дому? По Марсу?

– Первое время тосковал, – ответил он. – Я всегда был одинок.

– Он повернулся на бок и обнял ее. – Но теперь я не одинок. Я грокнул. Я больше никогда не буду снова одинок.

– Майк, милый… – они поцеловались, потом еще и еще.

Наконец водный брат едва слышно произнес:

– Ох! Это было еще хуже, чем в первый раз.

– Ты в порядке, мой брат?

– Да. Еще бы! Поцелуй меня снова.

Много времени спустя по космическим часам она сказала:

– Майк? Ты не… Я хочу сказать, ты знаешь…

– Я знаю. Это для того, чтобы стать ближе. Мы станем ближе.

– Ну… Я так долго ждала… Господи, мы все ждем, но… Не слушай, милый. Повернись немного. Я помогу.

И когда они слились, грокая вместе, Майк сказал мягко и восторженно:

– Ты есть Бог.

То, что она ответила, не было словами. И затем, когда их гроканье стало еще ближе, и Майк почувствовал себя почти совсем готовым рассоединиться, ее голос вернул его:

– О!.. О! Ты есть Бог!

– Мы грокнули Бога.

Глава 25

Люди на Марсе строили воздушные купола для мужчин и женщин, прибывших последним кораблем. Стройка шла быстрее, чем было запланировано: помогали марсиане. Часть сэкономленного времени была потрачена на предварительные изыскания долговременного плана по высвобождению