на сцену. Мадам Мерлин, лицом сюда, пожалуйста.
Пока добровольцы несли койку, доктор Аполло делал пассы.
– Спите… спите… вы уже спите. Друзья, она в глубоком трансе. Теперь, джентльмены, положите ее на койку. Осторожно…
Девушку, окоченелую, словно труп, положили на койку.
– Благодарю, джентльмены.
Фокусник взял парящую в воздухе палочку я простер ее к столу, стоявшему у края сцены. Из корзины с бельем поднялась простыня и подплыла к фокуснику.
– Укройте ее. Закройте голову. Не следует глядеть на спящую женщину. Спасибо. Можете спуститься вон туда. Прекрасно! Мадам Мерлин… вы слышите меня?
– Да, доктор Аполло.
– Вы крепко спите. Теперь вы чувствуете себя легкой. Вы спите на облаках. Вы парите…
Закрытая простыней фигура взмыла на фут.
– Ого! Не улетайте совсем.
Мальчишка шепотом объяснил:
– Когда он накинул простыню, она спустилась в люк. А там просто проволока. Он скинет простыню, проволока сожмется и исчезнет. Так кто угодно может.
Доктор Аполло пустил это мимо ушей.
– Чуть выше, мадам Мерлин. Выше… Так…
Фигура под простыней поднялась на шесть футов.
– Там железный прут, – зашептал мальчишка, – его не видно. Вон там, где край простыни свисает до койки.
Доктор Аполло попросил добровольцев убрать койку.
– Она больше не нужна: мадам Мерлин спит на облаках.
Он приблизился к парящей фигуре и прислушался.
– Громче, пожалуйста… Да?.. Она говорит, что и простыня не нужна.
– Ага, вот тут-то проволока и пропадет.
Фокусник сдернул простыню. Зрители вряд ли заметили, что она исчезла. Они глазели на мадам Мерлин, спящую в шести футах над сценой. Приятель парнишки, который так здорово разбирался в фокусах, спросил:
– И где же стальной прут?
Тот ответил:
– Надо смотреть не туда, куда он хочет. Они специально устанавливают свет так, чтобы он слепил глаза.
– Достаточно, прекрасная принцесса, – сказал доктор Аполло. Дайте вашу руку. Проснитесь!
Он повернул ее вертикально и помог сойти на сцену.
– Видал, куда она поставила ногу? Туда и ушел прут. – И мальчишка с удовлетворением добавил: – Просто трюк!
Фокусник выступил вперед.
– А теперь, друзья, уделите благосклонное внимание нашему ученому лектору, профессору Тимошенко…
Вперед вышел конферансье.
– Не уходите! Только сегодня и только благодаря разрешению Совета университетов и департамента безопасности этого прекрасного города мы предлагаем вот эти двадцать долларов тому из вас…
Гвоздь программы закончился. Артисты стали укладывать вещи и помалу готовить шатер к разборке. Поезд отходил утром, поэтому жилые помещения не трогали, чтобы можно было поспать, но со стороны зрительного зала рабочие уже начали снимать стойки.
Конферансье-владелец-менеджер поднялся в жилые помещения, проведя заключительный номер и выпроводив последних зрителей из зала.
– Смитти, не уходи. – Он протянул фокуснику конверт. – Мальчик, мне очень жаль… но вы с женой не поедете в Падуку.
– Я знаю.
– Понимаешь, тут нет ничего личного. Я должен думать о шоу. Мы берем пару менталистов. Они вместе демонстрируют скорочтение, затем она занимается френологией и хиромантией, а он показывает свое умение. Ты ведь знаешь, что у тебя нет сезонного контракта.
– Я знаю, – согласился фокусник. – Я не в обиде, Тим.
– Что ж, я рад, если так. – Конферансье поколебался. – Смитти, хочешь совет?
– Да, я приму его.
– О'кей. Смитти, твои фокусы на диво хороши. Но фокусы еще не делают фокусника. Ты словно в стороне стоишь от того, что делаешь. Ты ведешь себя, как артист – занимаешься своим делом и не обижаешься на выкрики из зала, и это тебе удается. Но ты не артист. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что делает ротозея ротозеем. Настоящий фокусник может заставить зрителей пораскрывать рты, достав из воздуха четвертак. Эта левитация, которую ты демонстрируешь – в жизни не видел ничего лучшего, но публика на нее не клюет. Не та психология. Теперь возьмем меня. Я не способен даже достать из воздуха четвертак. Я не умею ничего… кроме одного; но это одно достойно внимания. Я знаю ротозеев. Я знаю, чего они жаждут, даже если они и сами этого не знают. Это умение увлечь, сынок, и не важно, политик ли ты, проповедник на амвоне… или фокусник. Найди, что надо публике, и ты сможешь выкинуть из чемодана половину реквизита.
– Я думаю, вы правы.
– Я знаю, что я прав. Публике нужны секс, кровь и деньги. Мы не даем ей крови – но мы позволяем ей надеяться, что глотатель огня или метатель ножей однажды ошибется. Мы не даем ей денег. Но мы утверждаем ее в праве воровать, отнимая немного ее кровных. Мы не даем ей секса. Но почему семь из десяти покупаются на наш гвоздь программы? Они хотят увидеть голую задницу. И хотя ничего такого они у нас не видят,
Что еще нужно публике? Тайна! Люди хотят думать, что мир – весьма романтичное место, хотя это далеко не так. Эта работа –
– Как мне это сделать, Тим?
– Черт, ты должен научиться сам. Только… Ну взять хотя бы, что ты величаешь себя в афишах Человеком с Марса.
– Я запомню.
– Что-то я разболтался… Словно на сцене. Вы действительно не обиделись? Не будете дуться на меня? Черт, я не должен бы… но может, дать вам немного взаймы?
– Спасибо, Тим. У нас есть деньги.
– Что ж, позаботьтесь о себе. Пока, Джил. – Он стремительно вышел.
Из-за кулис показалась Патриция Пайвонски, одетая в халат.
– Ребята, Тим выкинул ваш номер.
– Мы так или иначе собирались уходить, Пат.
– Я так разозлилась, что даже подумала, не бросить ли и мне этот балаган.
– Но Пат…
– Оставить его без коронного номера! Тим сможет набрать артистов… но гвоздь программы, который не снимут местные власти, найти непросто.