Грэнт задал ему вопрос:
— Как долго, парень?
— Все началось с последнего Рождества, сэр. И это — истинная правда.
— Вижу. У тебя есть, что добавить, Анабел?
Мольба светилась в ее глазах.
— Грэнт, пожалуйста! Ты должен понять! Я была. настолько уверена, что ты представишь меня как твою невесту после праздников, что когда ты не сделал этого, я была вне себя от разочарования.
— И ты залечиваешь раны, путаясь с конюхом. Как мило! Затем, чтобы прикрыть свои грехи, ты проела мне плешь, что носишь моего ребенка, уговаривая меня согласиться быстрее объявить о нашей помолвке. Анабел, ты беременна? Если так, то как долго и от кого?
Анабел зарыдала. Были ее переживания искренними или притворными, Грэнт не знал. Его это не волновало. Он застал ее с любовником случайно, и измена была для него ударом. Но рано или поздно все выплыло бы наружу, и у него вряд ли нашлась бы хоть капля сочувствия к ней. Он не скрывал своих чувств, своего отвращения. К черту! Он верил Анабел, а она предала его!
— Я не собираюсь обманывать тебя, Грэнт. Ты должен поверить мне! Я ношу твоего ребенка.
— Прости, если я сомневаюсь в твоих словах, моя куколка, — сказал он с язвительной усмешкой. — Однако мне любопытно, насколько далеко ты зашла. Ты не похожа на беременную женщину. Судя по тому, что я видел пару минут назад, твои грудь и талия не увеличились в размере.
— Ты подлая тварь! — всхлипывала Анабел.
— Мы еще не договорили. Когда у тебя были последние месячные?
От столь прямого вопроса лицо Анабел снова вспыхнуло. Тем не менее она выпрямилась и вызывающе заявила:
— Их не было уже два месяца, если тебе так хочется узнать.
Он изобразил нечто вроде поклона.
— Спасибо, дорогая. Это все показания, в которых я нуждался. Так как я не спал с тобой более трех месяцев, то, полагаю, можно с уверенностью утверждать, что ребенок не мой. Надеюсь, что ты и твой молодой повеса очень счастливы вместе.
И он начал спускаться.
— Грэнт! Подожди! — звала Анабел. — Пожалуйста! Ты не можешь бросить меня так! Ты не можешь! Что же я скажу своему отцу?
— Что тебе больше нравится, Анабел. Это касается исключительно тебя.
Грэнт размышлял. Он был одинок, оскорблен и обманут. Ему было жалко себя. Все свалилось на его голову так внезапно. Покинув Анабел, он отправился в Лексингтон: ему не хотелось возвращаться домой, не испробовав виски во всех тавернах города. Возвращаясь в Туманную Долину и положившись при этом на инстинкт лошади, Грэнт громко жаловался на все бедствия и неудачи, приключившиеся на его веку.
— Сначала умерли отец и мать. С этого все и началось, я полагаю. Мне пришлось заботиться об имении, о себе и о Тэде. Тэд всегда нарывался на неприятности… или еще чего-нибудь… Эх, знал бы я, чем кончит этот бездельник со своим дружком Уидмарком в Новом Орлеане. Знал бы я, что с ним приключится такое несчастье. А теперь и его нету. Знал ли он, что я ему все простил? Да, я был безумцем! Он мой брат, и я никогда не верну его. Теперь я не знаю, ни где он, ни как он, ни, черт побери, жив ли он! К дьяволу все! Почему все, кого я люблю, уходят и покидают меня? Сначала моя семья, теперь Анабел, хотя на самом деле я не любил ее. И даже потерял половину моего дома и хозяйства, и лошадей тоже! Может ли столько выдержать один человек?
Он ободряюще потрепал лошадь по холке и продолжил свой плаксивый монолог, словно животное понимало его жалобы.
— А затем кто-то приходит, вальсируя, в мою жизнь, но это двуличная женщина — обманщица Аманда. Настоящая проститутка, если я что-нибудь понимаю. Мед, а внутри камень!
Грэнт пьяно засмеялся над своим собственным неудачным каламбуром.
— Знаете ли вы, что она звала меня коннозаводчиком? Нет, кажется, это я называл себя коннозаводчиком. Она звала меня жеребцом. Притом красивым жеребцом. Хорошо, я думаю, что после всего это не так уж плохо, не правда ли, старина? — Он еще раз потрепал лошадь. — Своего рода комплимент, если к этому правильно относиться. И она — тоже красивая кобылка, даже если она и считает себя леди.
Он запыхтел:
— Ха, леди! Это же смех! Я сомневаюсь, что я знаю, что такое леди. С одной стороны, Аманда похожа на проститутку: и красит ногти, жует резинку, ругается, как погонщик мулов — и она вдруг девственница, невероятно! А тут — хорошенькая, маленькая, невинная Анабел, красавица Лексингтона, из хорошей семьи и с без… безу… безупречными манерами. Она ни… никогда не сказала бы «говно», даже если бы ей набить им рот и… и она ходит в церковь каждую неделю, как часы, и она, ей Богу, большая проститутка, чем Аманда! Наставила мне рога, она сделала это. Мне! Со своим конюхом!
Теперь скажи мне, кой черт мог предположить сделать это? Я расскажу тебе в чем дело. — Он продолжал отвечать на свой собственный пьяный вопрос. — Все женщины в сердце — Иезавели. Неверные, как ветер, и опасные, как гремучая змея. Они несут беду, я говорю тебе. Все неприятности, все из-за них. Но я знаю, как вернуть имение назад и обмануть судьбу. Вот увидишь, я сделаю это.
Когда Грэнт подъехал к дому, слез с лошади и ввалился в дом, он в третий раз исполнял во весь голос «На старой дымовой трубе», нещадно фальшивя. Он с воодушевлением пел об «обманутых любовниках» и о том, что нет «девушки на десять тысяч, которой можно доверять».
Он взобрался на середину лестницы, держась для верности за перила, когда наверху лестницы появились Аманда и Чалмерс. Чалмерс бросил на Аманду красноречивый взгляд, очевидно, смущенный тем, что Аманда стала свидетелем такого состояния Грэнта.
— Кажется хозяин поглотил сегодня вечером немного лишнего, — предположил он неуверенно.
—
—
— Это расскажи кому-нибудь другому, — попросила Аманда.
— Я просто немного расклеился на время.
Посмеиваясь, она спустилась на ступеньку, чтобы поддержать его.
— Тебе помочь, Грэнт?
— Пусть меня застрелят, если я когда-нибудь попрошу помощи у женщины.
— Чалмерс, — сказала Аманда с мягким смешком, — сварите, пожалуйста, крепкий черный кофе.
— Ведьма! — проворчал Грэнт.
— Что ж, каждому из нас приходится нести свой крест, — посочувствовала она.
— Вы не знаете и половины.
— Я чувствую, ты хочешь просветить меня, тогда почему бы не подняться в кабинет, чтобы ты мог все рассказать тете Аманде?
Почти таща на себе, она довела его до софы, на которую он и опустился не в силах больше сделать ни шага.
— Я принял решение, Аманда, — сказал он ей, вглядываясь в нее налитыми кровью глазами. — Можешь ты понять это? Иногда обстоятельства выходят из-под контроля. Из-за них я потерял все. Моих родителей, моего брата, уважение к себе, половину Туманной Долины. Даже Анабел. Это не может продолжаться. Ты знаешь это.
Нахмурив брови, Аманда покачала головой:
— Конечно, нет.
«Что это он такое бормочет? Что это за чепуха о потере Анабел?»
— Я понимаю это, Аманда. Я снова должен взять себя в руки. И ты мне можешь помочь сделать это.
— Если ты хочешь.
