глазами, как у Кит.
Охотник показал на свои собственные глаза. Они были так похожи на глаза его матери.
— Да, — согласилась она, улыбаясь, — твои глаза тоже похожи на глаза Кит.
Она снова посмотрела на воду и почувствовала такой прилив сил, что ей показалось, будто рядом стоит Пантера, но когда она обернулась, то никого, кроме Джеффри, не увидела.
Печально вздохнув, она прошептала своим сыновьям:
— Мы должны молиться, чтобы духи как можно скорее привели к нам вашего отца.
Джеффри увидел грусть на ее лице, но понял это по-своему. Он нежно сказал:
— Воспоминания приносят тебе боль, Таня? Не говоря ни слова, она кивнула, ей было все равно, что он неправильно ее понял. Воспоминания действительно были болезненными, но вовсе не по той причине, о которой подумал Джеффри. Они мучили, проникали в самое сердце живой тоской по Пантере и их совместной жизни.
— Попытайся сейчас ни о чем не думать. Скоро мы будем дома, и все воспоминания исчезнут. Мы тебе поможем, если ты позволишь.
Поворачивая лошадь назад, она размышляла над словами Джеффри. Вероятно, он и ее семья постараются сделать все возможное, чтобы она забыла, и, если Пантера скоро не появится, она может ответить их мольбам и поддаться их сочувствию и любви. Если она будет неосторожна, она может привыкнуть к удобствам цивилизации. Ей нужно следить, чтобы этого не случилось. Любой ценой нельзя терять надежду, что Пантера найдет их, а если для этого ему понадобится некоторое время, она должна сохранять в себе живые воспоминания о нем. Надо помогать Охотнику помнить отца, и даже маленькому Стрельцу рассказывать о нем, хотя он еще ни слова не понимает. Таким образом она будет хранить Пантеру в своем сердце и в его отсутствие будет чувствовать себя спокойной.
ГЛАВА 14
Они прибыли в Пуэбло после полудня в день Рождества. Джеффри распустил отряд и сам с женщинами направился прямо к дому Мартинов. Он хотел сделать семье сюрприз, поэтому ничего не сообщил заранее.
Семья как раз села за праздничный рождественский стол, когда раздался звонок. Служанка, открывшая дверь, не знала, что и думать о перепачканных людях, стоявших на пороге вместе с Джеффри. Она впустила их и сказала, что позовет мистера Мартина.
Но тут в дверь вошла Кит, обнюхивая все вокруг. Глаза несчастной женщины округлились, она отчаянно открывала рот, не произнося ни звука. Через несколько секунд она издала дикий вопль, от которого содрогнулись стены. Она, как подкошенная, упала в обморок, когда из холла вышел дядя Джордж.
Джордж Мартин окинул всех скептическим взглядом. Он только успел задать вопрос: «Что, черт возьми, здесь происходит?» — как тут же появился отец Тани. Его реакция на происходящее была абсолютно такой же.
Глядя на Джеффри, Эдвард Мартин спросил; Ради Бога, что все это значит?
Джеффри поколебался, а потом выпалил:
— Мистер Мартин, я привез вашу дочь.
На сей раз всю семью охватило смятение. Сара, мать Тани, находилась прямо за спиной мужа, когда Джеффри выпалил свое заявление. Она смотрела, ничего не понимая, на пантеру, пока его слова не заставили ее удивленно поднять голову. Ее взгляд скользнул по одетой в меха женщине, державшей одну руку на голове пантеры.
Лишь копна золотистых волос, выбившихся из-под капюшона, и большие золотистые глаза отличали эту женщину от индианки. Через смуглый от загара лоб тянулась полоска, поддерживающая волосы. К ее ноге жался маленький индейский мальчик с волосами цвета воронова крыла. С одной стороны от нее стояла большая кошка, а с другой молоденькая белая женщина. Женщина держалась отчужденно и сдержанно.
— О, мой Бог! — в полуобморочном состоянии воскликнула побледневшая Сара, хватаясь за руку мужа.
— Таня? — Эдвард по-прежнему никак не мог понять, что стоявшая перед ним женщина была его дочерью.
Таня не ответила. Несколько секунд все молчали, не смея вымолвить ни слова.
— Гм. — Джеффри откашлялся. — Как вы думаете, может, мы продолжим наше воссоединение там, где женщины могли бы присесть? Таня и Мелисса проделали длинный путь за короткое время, чтобы успеть приехать сегодня, а миссис Мартин выглядит так, будто готова упасть в обморок.
Тетя Элизабет первой пришла в себя:
— Конечно, пойдемте в гостиную. Джордж, возьми их одежду, а я пойду поищу Салли и приготовлю чай.
Дядя Джордж с опаской посмотрел на Кит.
— Ах, почему бы лейтенанту не позаботиться об их пальто? Я разожгу камин в гостиной. — Обращаясь к Джеффри, он сказал: — Просто брось их вещи прямо сейчас через перила.
Атмосфера не разрядилась и когда они перешли в гостиную. Джулия, которая еще не произнесла ни слова, таращила глаза на Таню, на Кит и на детей.
Таня неуверенно окидывала взглядом чудесную обстановку, она не знала, стоять ей или садиться. Внешне она держалась спокойно, но внутри она дрожала от страха, неуверенности и сильного желания убежать.
Осторожно ступая, как бы боясь разрушить долгожданный, такой хрупкий сон, Сара похлопала по кушетке:
— Иди сюда, Таня. Сядь рядом со мной. Дай мне посмотреть на тебя.
Таня пересекла комнату и присела на краешек кушетки, но сразу же поднялась и заговорила с Мелиссой по-чейински. Та помогла ей снять со спины укутанную в меха люльку.
Она снова опустилась на кушетку, развернула ребенка. Все в шоке смотрели на нее, пока она вынимала малыша из укромного гнезда.
— Ты хочешь, чтобы я его взяла? — предложила свою помощь Мелисса, говоря по-английски ради остальных.
Таня покачала головой и в первый раз слабо улыбнулась:
— Нет, он хочет есть.
— Что она сказала, Мелисса? — задала вопрос Сара. Затем, как будто вспомнив о хороших манерах, она сказала: — О Мелисса, извини. Я с тобой не поздоровалась. Я очень рада снова видеть тебя.
— Здравствуйте, миссис Мартин. Так приятно вернуться назад, — ответила Мелисса.
— Почему она не разговаривает по-английски и что она делает с этим, этим зверем? — Любопытство Джулии, наконец, развязало ей язык.
— Пантера, кажется, ее любимый зверь, а по-английски она не произнесла ни единого слова с тех пор, как я ее нашел, — ответил Джеффри.
— О, дорогая! — пробормотала Элизабет, ставя чай на маленький столик.
— Она заговорит, когда будет готова, — объяснила им Мелисса.
На этот счет Таня ответила самым лучшим образом, что было сверх ожиданий. Ослабив завязки своей туники и нежно наклоняясь над малышом, она приложила его к груди. Из-под опущенных ресниц она наблюдала за реакцией каждого.
В застывшей комнате эхом пронеслось громкое восклицание Сары: «О Боже милостивый». Она поднесла руки к груди, как бы удерживая сердце от того, чтобы оно не выскочило. На ее глаза навернулись слезы, когда она, не моргая, смотрела па маленькую черную головку у груди дочери.
Тетя Элизабет чуть не выронила чайник, который звякнул о поднос. По ее лицу пробежали, сменяя одна другую, самые разные эмоции: сначала это было потрясение, потом жалость и, наконец,
