предупреждающе прищурились его глаза, его рука тверже сжала ее челюсть, и он отрицательно покачал головой. Он толкнул ее перед собой, заставляя смотреть, как Мелиссу вели выжигать клеймо. Хрупкая блондинка упала в обморок, не успев закричать. Таня почувствовала, как его рука сильно сжала ее предплечье, отводя плечи назад, выпрямляя ее спину. Когда Сьюллен повели вперед, а она пыталась брыкаться и бить ногами, он снова заставил Таню посмотреть ему в лицо и покачал головой.
Таня смотрела в его черные как смоль глаза, понимая, что дикарь велит ей стойко вынести это. Отважно и с гордостью. Странно, но его взгляд наполнил ее силой, как будто его собственная сила перелилась в нее.
Молча она подняла руки и убрала его руки со своих плеч. Он отпустил ее, не сделав никаких замечаний, только пристально глядя ей в глаза. Таня гордо подняла подбородок, распрямила плечи и пошла впереди него к костру. Внешне она была спокойна, внутри же у нее все дрожало от страха. Она наклонилась и трясущимися руками оторвала нижнюю часть панталон. Ей не хотелось, чтобы ткань опаляла ее рану.
Индейцы были удивлены и с одобрением смотрели на нее. Если они что-то и уважали, так это отвагу. Таня увидела, как ее похититель указал рукой на какую-то палку в костре. Когда ее вытащили, то Таня поняла почему. По форме она была похожа на рисунок, который он носил на своей груди, рисунок, напоминающий рычащую пантеру. У нее должно стоять такое же клеймо, с его отличительным знаком.
Судорожно сглатывая слюну, она посмотрела ему в лицо и подставила бедро женщине, державшей в руке раскаленную головешку. Он обхватил ее запястья руками, а она автоматически сжала его запястья, пристально глядя в его черные глаза.
Она никогда не испытывала такой ужасной боли. От запаха собственной горелой плоти Тане стало не по себе. Если бы он вовремя не пришел на помощь и не поддержал ее, ее ноги подкосились бы. Ее руки судорожно сжимались, а ногти впивались в его запястья. Таня закрыла глаза, как если бы она пыталась таким образом закрыться от боли, и только долгое, громкое шипение вырвалось сквозь стиснутые зубы.
Подождав с минуту, давая ей возможность прийти в себя, он отвел ее в ближайший вигвам. Он усадил ее на циновку, снял с шеста сумку и взял чашу, стоявшую рядом с очагом. Он осторожно промыл рану и смазал ее целебной мазью.
В то время как он обрабатывал ей ногу, вошла пожилая женщина. Она стояла молча, наблюдая. Закончив, он сказал ей что-то на том же гортанном языке, к которому Таня уже начала привыкать, и жестом показал Тане, чтобы она ложилась спать. Затем он отвернулся и вышел из вигвама.
Женщина повторила его жест, говоря Тане, чтобы она спала, а сама разместилась у огня. Некоторое время Таня лежала, уставившись в купол хижины, мысленно отгоняя прочь жгучую боль в бедре.
Когда боль немного стихла, она начала осматриваться. Внутри вигвам был больше, чем она его себе представляла. Длинные жерди, образовывавшие скелет строения, у вершины скрещивались и были связаны вместе, образуя конус. Ширина у основания была меньше двадцати футов. На самой вершине оставалось отверстие для того, чтобы дым мог выходить наружу. Шкуры животных, сшитые вместе и висевшие на жердях, служили стенами. Теперь Таня вспомнила, что многие вигвамы снаружи были ярко разукрашены. Интересно, чье это было жилище? Принадлежало ли оно ее захватчику, или старой женщине?
Она лежала на плетеной циновке, точно такой же, как и та, на которой сидела женщина. Рядом находилась куча шкур. Повсюду на шестах висели кожаные сумки и мешки, а также то, что оказалось предметами одежды. На полу рядом с очагом стояло множество чаш и кувшинов, а также треножник, на котором, вероятно, готовили еду. У входа висела целая коллекция кожаных полосок, подобной той, что ее захватчик использовал как уздечку для своей лошади. Внимание Тани привлек топорик, висевший вместе с ними, а также стоявшее рядом копье, украшенное перьями. Имея оружие, она сможет удрать, и ей удастся выжить.
Таня бросила взгляд на старую женщину и расстроилась, потому что та внимательно за ней следила. Она тяжело вздохнула и закрыла глаза. Сейчас было не время.
Ей выпала такая возможность скорее, чем она предполагала. Таня проснулась от боли в ноге, Во сне Таня перевернулась на клейменое бедро, и боль разбудила ее. Она в нерешительности огляделась вокруг. Огонь теперь едва горел, но при свете мерцающих углей она смогла разглядеть, что была одна. Ее захватчик не возвратился, а женщина, должно быть, ушла, удостоверившись, что Таня заснула. Она не ожидала, что утомленная девушка проснется так скоро. Доносившиеся звуки шумного веселья говорили о том, что церемония продолжается.
Таня медленно поднялась на ноги, стараясь не дотрагиваться до свежей раны на бедре. Она сняла ненавистный ремешок и бросила его на землю. Потихоньку она с трудом подошла к развевающейся на ветру шкуре и выглянула в щель. Не более чем в тридцати метрах от нее у огня сидели индейцы, а вокруг все, казалось, утихло.
Тане хотелось поискать кое-что из еды и воду, но она не стала тратить драгоценные минуты, от которых может зависеть, удастся ли ей сбежать, или нет. Она схватила топорик и копье и выползла из вигвама. Очень быстро она отошла на темную сторону деревни. Держась в тени, теперь куда более осторожная, она бесшумно ступала босыми ногами, минуя вигвам за вигвамом, используя копье как костыль.
Выйдя из деревни, она устремилась через открытое поле к лесу, стараясь не обращать внимания на боль в ноге. Она быстро и тяжело дышала, а ее сердце так громко стучало, что было удивительно, почему вся деревня не слышит этого. Жаль, что она не украла лошадь, но она не знала, где индейцы их держат, а по пути ей не попалось ни одной.
Поглощенная своим бегством, Таня не слышала и не видела, как за ней следовал человек. Добравшись до деревьев, она остановилась, чтобы перевести дух, и прислонилась к дереву, А когда она выпрямилась, чтобы продолжать свой путь, одна рука закрыла ей рот, а другая выхватила у нее топорик и копье. Она почувствовала, как ее потащили назад на залитое лунным светом поле. Здесь она увидела не кого иного, как своего похитителя. В ее глазах появились слезы разочарования, но она отгоняла их назад.
Еще раз она проходила назад мимо стоящих кругом хижин. Когда они дошли до вигвама, принадлежащего ее захватчику, он с порога швырнул ее вовнутрь на грязный пол. Он снял со стены одну из кожаных уздечек до того, как она успела подняться на ноги. Она с ужасом смотрела, как он приближался к ней, его темные глаза сверкали от гнева.
Инстинктивно она подняла руку, заслоняясь от первого удара. Она перекатилась на живот, пытаясь заставить свои ноги поднять ее, но удары яростно сыпались на нее, и она, сжавшись в комочек, никакие могла подняться. От боли у нее затуманилась голова, и она знала, что плачет. Слезы струились по лицу, ослепляя ее. Она почувствовала вкус крови и поняла, что кусает нижнюю губу для того, чтобы не кричать. К тому времени, как удары прекратились, она уже стонала и умоляла о милости.
Таня почувствовала себя полностью униженной, когда он сорвал с нее рубашку и панталоны. Совсем обнаженная, она уставилась на него широко раскрытыми глазами. По ее плечам струились рыжевато-коричневые волосы. Собрав в себе последние капли храбрости, она выпалила:
— Не прикасайся ко мне!
Ее похититель склонился над ней, разделся, оставив только набедренную повязку на бронзовом теле и мокасины. Он залепил ей увесистую пощечину, потом поднял ее с такой легкостью, будто поднимал ребенка, и швырнул на циновку.
Таня растянулась на циновке в самой недостойной позе и задрожала от его раскаленного взгляда. Его темные глаза оценивали ее обнаженное тело, и она почувствовала себя изнасилованной до того, как он к ней прикоснулся. Потом; к ее великому удивлению, он повернулся, собрал ее разорванную одежду и все, что она могла использовать в качестве оружия или одежды, и неожиданно вышел.
Она облегченно вздохнула. Она долго лежала неподвижно, дрожала и тихо плакала, обдумывая свое положение. Ее захватчик все-таки был мудрым. Нагую, без оружия, ее не нужно было привязывать или охранять. Она не смогла бы снова бежать, оставшись совсем голой.
Ее тело болело и покрылось синяками. Таня повернулась на бок. Теперь она лежала спиной к огню, а ее правое бедро еще больше ныло. Ее охватило чувство беспомощности, из закрытых глаз медленно потекли слезы. Изнеможение, наконец, взяло верх, и она уснула.