руку из своей, и Лорел пришлось примириться с этим, но пальцы ее безжизненно лежали в его кулаке, и смотрела она упорно в сторону, чтобы не видеть Брендона. Это огорчило его, он нахмурился. От ненависти к нему она даже не выносит его прикосновения! Боже, какой кошмар! И винить некого — кроме себя и… и Рекса!
— Лорел, я никак не предполагал, что письмо попадет в твои руки, — сказал он мягко.
Она бросила на него быстрый взгляд, давая понять, что не сомневается правдивости его слов, и отвернулась.
— Ты меня ненавидишь, Лорел? — продолжал Брендон, стараясь поймать ее взгляд, обращенный в другую сторону, и моля Бога, чтобы она не ответила «да».
— Не знаю, — вымолвила наконец Лорел дрожащими губами. — Может быть. Сейчас я сама затрудняюсь сказать, что я испытываю.
Эти слова больно задели Брендона. Неужели он убил ее любовь навсегда? Или сердце ее только ранено, со временем исцелится, и любовь вернется назад?
В его голове стучал другой вопрос, требовавший немедленного ответа.
— Ты боишься меня, Лорел?
Он видел, что она вся напряглась и свободной рукой затеребила складки своей юбки.
— А мне следует тебя бояться? — прошелестела она настолько тихо, что он с трудом разобрал ее слова.
— Нет, любовь моя, ни за что. — Он в волнении сглотнул слюну. — Я знаю, что обидел тебя ужасно, но ведь я этого вовсе не хотел. Никогда я не стал бы тебя огорчать по доброй воле.
Наступило продолжительное молчание.
— А что это за угрозы в письме папе? — наконец спросила она решительно. — Какие последствия ты имеешь в виду?
Он на миг задумался, стараясь восстановить в памяти точные выражения из своего письма.
— Я хотел этим лишь сказать, что не позволю ему видеться или иным образом общаться с тобой, пока он не возместит украденное. Ни за что на свете я тебя пальцем никогда не трону, запомни навсегда. Ты моя жена и…
— Ты для того и женился на мне, Брендон? Чтобы отомстить папе за те ужасные прегрешения, в которых ты его винишь? — Голос ее дрожал, лицо было белее снега.
Вне себя от удивления, не в силах произнести ни слова, Брендон лишь тупо смотрел на Лорел. Откуда у нее такие мысли? Или он окончательно подорвал ее доверие к себе? Рассердившись на себя и на Лорел за то, что она смеет так думать, он вдруг вскипел.
— Ты так считаешь, Лорел?
Она медлила с ответом, что еще больше распалило его и пробудило забытые было сомнения.
— А ты, Лорел, почему ты вышла за меня замуж после стольких лет колебаний? Тебя вынудила любовь или страх, что я поймаю твоего папашу с поличным? Ты знала, что он все время ворует скот? Может, и женой моей стала лишь для того, чтобы мне было несподручно вывести на чистую воду собственного тестя?
Лорел повернулась к Брендону и с исказившимся лицом тихо, но твердо сказала:
— Нет, Брендон, ты не вправе так обо мне думать!
— Я и не хочу, но в моих словах есть известная логика.
— Как и в твоих утверждениях, что мой отец ворует скот! — Обида и гнев заставили ее говорить с необычайной резкостью: — Ты никогда не убедишь меня в этом, Брендон, тверди свое хоть миллион лет! У него масса недостатков, но он не вор и не убийца. Не будь ты ослеплен семейной антипатией, тебе и самому это было бы совершенно ясно. А сейчас ненависть застилает твои глаза, и ты видишь лишь то, что хотел бы видеть и что подталкивает тебя к отмщению, превращая Брендона Прескотта в какое-то чудовище!
— С другой стороны, Лорел, может, твоя любовь к отцу мешает тебе видеть вещи в их истинном свете. Но это лишь в том случае, если ты действительно не подозреваешь о его подвигах.
— Мне казалось, что я знаю тебя, Брендон. — В глазах Лорел блеснули непролитые слезы, грозившие ее задушить. — Но теперь я сомневаюсь, понимала ли я тебя на самом деле до конца. Сейчас, во всяком случае, ты мне не особенно нравишься. — После короткой паузы она помягчевшим голосом с сожалением произнесла: — Может, после всего, что произошло, нам лучше разойтись в разные стороны? У меня нет уверенности, что я хочу оставаться женой человека, который так мало уважает меня и моего отца.
Сердце Брендона внезапно замерло в груди. Затем, так же внезапно, начало бешено биться, быстро разгоняя кровь по сосудам.
— Нет! Ни за что! Ты никогда не бросишь меня, Лорел. Можешь любить меня или ненавидеть, можешь ругать, сколько твоей душе угодно, но ты моя, моя, и ничто на земле не сможет это изменить!
На ранчо Мигуэля новобрачные вернулись в довольно подавленном настроении. Все вокруг удивленно пожимали плечами. Но ведь, как известно, милые бранятся — только тешатся, испокон веков мужья и жены ни с того ни с сего ссорятся, а потом так же легко мирятся.
Мигуэль попытался вывести Брендона из уныния.
— В нашем раю не все в порядке? — улыбнулся он. — Вы, видно, не теряли там времени даром.
— Боюсь, дело серьезнее, чем может показаться, — со вздохом ответил Брендон. — Не исключено, что я испортил все навсегда, а это для меня страшнее смерти. Знай я выход из тупика — головы бы не пожалел.
— Так, может, стоит извиниться? — предложил Мигуэль.
— Лорел примет только одно извинение: если я полностью откажусь от обвинений в адрес ее отца и тем позволю ему и дальше грабить всю округу. Но моя совесть не позволяет мне этого. Я должен жить в мире с самим собой.
— Но и с Лорел тоже. Вы должны прийти к какому-нибудь согласию, иначе будете глубоко несчастны.
— Время, мой друг, — лучший лекарь, — вздохнул Брендон и потрепал друга по плечу. — Может помочь только время и… чудо, если оно произойдет.
Брендон решил, что правильнее всего дать Лорел время разобраться в своих чувствах, и старался не оказывать на нее давления. В последующие несколько дней он вел себя крайне сдержанно. Был с ней мил и внимателен, но, лежа каждую ночь рядом в постели, не дотрагивался до нее, хотя это давалось ему ценой титанических усилий. Его тело изнывало от тоски по ней, но холодность Лорел не располагала к тому, чтобы предаваться любви. Он твердо решил не давать ей больше поводов к тому, чтобы она прониклась к нему презрением.
Лорел, между тем, страдала в эти дни не только от шока, каким явилось для нее письмо Брендона, и высказанного Брендоном в запальчивости недоверия к ней, но и от его воздержания. Прежде он не мог оторвать рук от ее тела, а теперь всячески старался не коснуться его. Лорел была в смятении. Почему он не хочет любить ее? Она, конечно, сердится, полна обиды и разочарования, но желает его с прежней силой. Ее тело томилось по Брендону с неожиданной для нее самой страстью.
И она не могла совладать не только с ним, но и с неразумным сердцем, которое продолжало испытывать нежность к Брендону. Как она ни старалась, возненавидеть мужа она не смогла. Правда, она еще и не простила его окончательно, но не любить его было не в ее силах. Это чувство жило в ней по- прежнему, как неизлечимая болезнь, от которой нет лекарств.
— Дура я, дура — и все тут! — уговаривала себя Лорел. — Слабая, испорченная дура!
Брендон же, опасаясь, что жена может попытаться покинуть его, приказал не пускать ее ездить верхом и даже просто выходить за пределы ранчо без сопровождения. Когда Лорел впервые явилась рано утром в конюшню, желая прокатиться верхом, конюх вежливо, но твердо отказал ей. Обычно уравновешенная, Лорел вскипела. С горящими глазами она бросилась на поиски Брендона.
Он в это время рассматривал с Мигуэлем отобранные на продажу скот. Лорел кинулась к нему.
— Брендон, почему ты запретил мне ездить верхом? — в сердцах воскликнула она. — Я требую,
