посмотрел на Фаррелла, как бы испрашивая позволения надеть его, прикрыть свою наготу, хотя в этот момент ему было не до приличий. Однако он надел халат и прошел на лестничную площадку. Фаррелл следовал за ним по пятам с пистолетом в руке.
— Я уже вам говорил, что ничего не знаю, — спокойно, но надтреснутым голосом произнес Коннелли. Во рту у него было так сухо, будто кто-то набил ему рот песком.
Фаррелл схватил его за волосы, дернул голову назад и приставил пистолет к виску.
— Я не поверил тебе тогда и сейчас не верю. Отвечай, мать твою, — прошипел он.
— Ради Бога...
Его с такой силой ударили по спине, что он чуть не свалился с лестницы.
И свалился бы, если бы не успел вцепиться в перила. На дрожащих ногах он спустился с лестницы.
Фаррелл и его компаньон последовали за ним.
— Ты разговаривал с этой женщиной? — спросил Фаррелл.
— С какой женщиной?
— Со вдовой Уорда, с кем же еще.
— Почему я должен был с ней разговаривать?
Фаррелл ударил ногой Коннелли по самому низу спины; тот повалился ничком и покатился вниз по лестнице. Ударился о стену и прокатился последние несколько ступенек.
Фаррелл тут же схватил его, поднял на ноги и сунул пистолет ему под челюсть.
— Так ты разговаривал с ней? — повторил он.
— Нет, — сказал Коннелли, превозмогая сильную боль от падения. — Послушайте, клянусь вам, я ничего не знаю.
Фаррелл толкнул литературного агента так, что его голова с глухим стуком ударилась о стену. На какой-то миг Коннелли подумал, что он сейчас вырубится, но тяжелая пощечина привела его в себя. Фаррелл схватил его за плечо и поволок к закрытой двери, ведущей в холл.
— Что вы делаете? — спросил Коннелли, осознав, куда его тащат.
— Иди, — рявкнул Фаррелл.
Коннелли ткнулся в дверь, но ее тут же открыл изнутри третий их сообщник.
Литературного агента впихнули внутрь.
Все четверо стояли в комнате, и Фаррелл снова наставил пистолет на голову Коннелли.
— Что это за дурацкие шутки? — робко промямлил он.
— Это не шутки, — ответил Фаррелл и потащил его через комнату.
Кухня была большая, воздух здесь теплый и сухой.
Коннелли не знал, давно ли включена электрическая плита, но одна из конфорок была раскалена почти добела.
Глава 48
— Нет! — выкрикнул Коннелли, увидев разогретые конфорки и почувствовав их жар.
Фаррелл сделал шаг вперед и шарахнул его по лбу рукояткой тяжелого пистолета.
Литературный агент рухнул на пол, по его лицу потекла обильная струя крови. Перевернувшись, он застонал, и Фаррелл кивнул одному из своих сообщников.
— Успокой его! — сказал он.
Тот вытащил из кармана что-то похожее на длинную ленту. Обмотал ее вокруг подбородка Коннелли, одновременно закрыв ему рот, и поставил его на ноги. Затем к ним подошел третий и поднял его правую руку так, что она повисла в воздухе. Фаррелл по-прежнему не отводил от него пистолета.
— Я буду задавать свои вопросы только по одному разу, — сказал он, сверля глазами литературного агента — Так что слушай внимательно. Когда я буду задавать вопрос, рот тебе будут открывать. Если ты позовешь на помощь, я тебя пристрелю. Понял?
Коннелли кивнул, ощутив сильную боль в голове. Кровь заливала один его глаз, и он моргал, пытаясь как-то очистить его.
От плиты исходил сильный жар, и на его лице крупными каплями стоял пот.
— Где книга? — спросил Фаррелл.
Ленту сняли со рта.
— Не знаю, — ответил Коннелли, и его глаза наполнились слезами ужаса. — Не...
Рот вновь замотали.
Фаррелл кивнул.
Его сообщник, который держал руку Коннелли, прижал ее к самой большой конфорке.
Невыносимо мучительная боль распространилась сперва по руке, а затем и по всему телу. Вскрик Коннелли был приглушен лентой, он прозвучал не громче, чем всхлип ребенка в запертой комнате.
Кухню наполнил запах горящей плоти.
Когда наконец руку отдернули, часть плоти с нее прилипла к раскаленной конфорке. Небольшие кусочки кожи сморщились и поджарились, над конфоркой поднялись струйки дыма.
Чтобы Коннелли не потерял сознания, его все время били по лицу; боль от этих ударов не шла ни в какое сравнение с той дикой болью, которую он ощущал в обожженной руке, но все же не давала ему провалиться в забытье. На руке тотчас же вздулись волдыри, некоторые в форме конфорки. У него было такое чувство, будто кто-то обжег его руку паяльной лампой.
— Где эта чертова книга? — проревел Фаррелл, придвигаясь ближе. — Что с ней сделал Уорд?
— Не знаю, — прорыдал Коннелли; на его лице слезы смешивались с кровью и потом. На халате темнело большое пятно, а по ноге струилась — уже не сдерживаемая — моча.
— Говори! — требовал Фаррелл, злобно выкатив глаза.
— Он никогда не рассказывал мне о своей работе. Клянусь жизнью, я не знаю, где его книга. — Его безумно выпученные глаза походили на наполненные кровью шарики пинг-понга; казалось, они вот-вот лопнут. — Я ничего не знаю о книге, не знаю даже, начал ли он ее писать.
Фаррелл был явно озадачен, но только кивнул своим сообщникам.
Ленту водворили на место, прервав мольбы Коннелли о пощаде. Когда он почувствовал, что руку вновь подносят к накаленным конфоркам, из его горла вырвался приглушенный крик.
Три дюйма.
Казалось, лучше умереть, чем выносить опять эту пытку.
Два дюйма.
Сообщник Фаррелла с неимоверной силой тащил руку Коннелли.
Один дюйм.
— Где книга? — в который уже раз спросил Фаррелл.
Когда руку опять притиснули к конфорке, Коннелли задергался в таких ужасающих конвульсиях, что едва не сбил с ног державшего его палача, но тот все же удержался от падения, а второй палач нажал сверху на руку.
Вздувшиеся уже волдыри прорвались, из них потекла светлая жидкость, и конфорка зашипела, как разозленная змея. Вся рука приобрела темно-багровый цвет, казалось, сама плоть раскалилась. У близкого к беспамятству Коннелли было такое чувство, будто вся его кровь кипит, а кости расплавляются от нестерпимого жара. Боль захлестнула его такой могучей волной, что он лишился наконец сознания.
Но блаженное забытье было не для него; один из палачей бил его, другой обливал водой и изо всех сил Дергал за волосы, чтобы привести в чувство.
Очнувшись, он почувствовал пронзительную боль в висевшей как плеть руке. Ладонь и большая часть кисти были обожжены дочерна, лишь местами проглядывала алая плоть. И снова в нос ему бил тошнотворный сладковатый запах горелого мяса. Когда его голова откинулась, его снова ухватили за волосы.
— Это твой последний шанс, — решительно сказал Фаррелл. — Где книга?
