возраста пал жертвой такой детской болезни, сударыня? Свинки!
Софи уронила веер, воскликнув:
–
– Тогда вы, – сказала Софи, – лорд Чарльбери.
Он поклонился.
– Да, и я вижу, что моя слава бежит впереди меня. Я бы, конечно, не хотел фигурировать в ваших мыслях как человек со свинкой, но, увы, это так!
– Давайте присядем, – сказала Софи.
Он приятно удивился, но сразу же подвел ее к дивану у стены:
– Конечно же! Могу ли я иметь честь принести вам стакан лимонада?
– Мистер Вичболд – полагаю, вы знакомы с ним, – отправился за ним. Знаете, я бы хотела поговорить с вами, так как я много о вас слышала.
– Ничего не доставит мне большего удовольствия, так как я много слышал
– Майор Квинтон, – сказала Софи, – ужасный насмешник и, полагаю, дал вам достаточно неверное представление обо мне!
– Должен заметить вам, сударыня, – парировал он, – что мы находимся в одинаковом положении, так как вы знаете
Она следила глазами за Сесилией с мистером Фонхоупом; затем вздохнула и сказала:
– Все не так просто.
– Это, – ответил лорд Чарльбери, посмотрев туда же, – я уже понял.
– Я не представляю, – резко сказала Софи, – что на вас нашло, сэр, чтобы подхватить свинку в такой момент!
– Я это сделал не нарочно, – мягко сказал его светлость.
– Ничего не могло быть более несвоевременным! – воскликнула Софи.
– Не несвоевременно! – возразил он. – Неуместно!
В это время подошел мистер Вичболд с лимонадом для Софи.
– Здравствуй, Эдвард! – сказал он. – Я не знал, что ты уже выздоровел! Дорогой мой, как ты себя чувствуешь?
– Душевно помятым, Киприан, душевно помятым!
Мои страдания из-за болезни, которая меня сразила, был ничто в сравнении с тем, что я чувствую сейчас. Излечус, ли я когда-нибудь от этого?
– О, я не знаю! – ободряюще сказал мистер Вичболд. – Порой с тобой происходят мелкие неприятности, но городская память коротка! Ты помнишь, как бедняга Болтон упал в фонтан, перелетев через голову лошади? Все говорили только об этом целую неделю! Бедняге даже пришлось уехать ненадолго в деревню, но теперь, ты же видишь, все позабыто!
– Что же, мне надо уехать в деревню? – спросил лорд Чарльбери.
– Без сомнения! – решительно ответила Софи.
Дождавшись, пока внимание мистера Вичболда отвлекла дама в голубом атласе и он повернулся к ней, Софи напрямик спросила:
– Вы очень хороший танцор, сэр?
– Нет, я полагаю, просто выше среднего уровня, сударыня. Конечно, никакого сравнения с этим изысканным молодым человеком, на которого мы с вами смотрим.
– В таком случае, – сказала Софи, – на вашем месте я бы не стала приглашать Сесилию на вальс!
– Я уже пригласил ее, но ваше предложение излишне, она уже раздала все вальсы и даже кадриль. Единственное, что мне остается, это попытаться встать рядом с ней в народном танце.
– Не делайте этого! – посоветовала Софи. – Стараться говорить с кем-нибудь, выполняя фигуры, всегда безуспешно, поверьте мне!
Он повернул голову и посмотрел так же оценивающе, как она раньше.
– Мисс Стэнтон-Лейси, вам отлично известно мое положение. Скажите мне, как у меня дела и кто этот Адонис, единолично владеющий мисс Ривенхол.
– Это Огэстес Фонхоуп, поэт.
– Очень зловещее обстоятельство, – легкомысленно сказал он. – Конечно, я знаю эту семью, но уверен, никогда раньше не встречал этого отпрыска.
– Очень вероятно, так как он был в Брюсселе с сэром Чарльзом Стюартом. Лорд Чарльбери, вы кажетесь мне разумным человеком!
– Да, говорят, что у меня голова как на греческих монетах, – уныло заметил он.
– Вы должны понять, – сказала Софи, не обратив внимания на это легкомыслие, – что половина юных девушек в Лондоне влюблена в мистера Фонхоупа.
Я легко могу поверить и завидую ему лишь из-за одной победы.
Она собралась ответить, но их прервали. Лорд Омберсли, который уехал после обеда, вернулся в сопровождении немолодого и очень тучного человека, в котором все без труда узнали члена королевской фамилии. Это, действительно, был герцог Йоркский, один из сыновей Фермера Джорджа, похожий на него больше всех. У него были такие же выпуклые голубые глаза и нос клювом, такие же пухлые щеки и надутые губы, но он был значительно крупнее своего отца. Его туго натянутые панталоны готовы были треснуть, он сопел во время разговора, но это был явно дружелюбный принц, ему легко было понравиться, он не признавал пышных церемоний и приветливо болтал со всеми, кого ему представляли. И Сесилия, и Софи удостоились этой чести. Оценка его высочеством красоты Сесилии была высказана откровенно; не приходилось сомневаться в том, что доведись ему встретить Сесилию в менее людном месте, его герцогские руки вскоре оказались бы на ее талии. Софи не вызвала в нем подобных чувств, но он очень весело поговорил с ней, спросил про сэра Гораса и высказал мнение, громко смеясь, что тот в это время наслаждался в компании бразильских красавиц, чертов он пес! После этого он поздоровался с несколькими знакомыми, немного походил по залу и, наконец, прошел в библиотеку в сопровождении хозяина и еще двух друзей, чтобы сыграть партию в вист.
Сесилия, ускользнувшая от члена королевской семьи с горящими щеками (она ненавидела быть объектом грубых комплиментов), была перехвачена мистером Фонхоупом, который с величайшей простотой заметил:
– Вы сегодня красивее, чем можно даже себе вообра зить!
– Ох, не надо! – невольно воскликнула она. – Как невыносимо жарко здесь!
– Вы покраснели, но это вам идет. Я провожу вас на балкон.
Она не возразила, хотя этот пышный термин относился к простейшему помосту, построенному у каждого из двенадцати окон большого зала и обнесенному низкими железными перилами. Мистер Фонхоуп раздвинул тяжелый занавес, прикрывавший окно в дальнем конце зала, и Сесилия прошла мимо него в неширокое отверстие. После небольшой возни со шпингалетом мистеру Фонхоупу удалось открыть двойное окно, и она смогла выйти на узкий выступ. Прохладный ветерок овевал ее щеки. Она сказала:
– Ах, какая ночь! Звезды!
– Вечерняя звезда, посланница любви! – процитировал мистер Фонхоуп, что-то неясное высматривая на небе.
Эту идиллию грубо прервали. Мистер Ривенхол, заметив уход молодой пары, последовал за ними и теперь появился из-за занавеса, резко сказав:
