из классной. Софи встретили растерянные люди, которые, не теряя ни секунды, стали рассказывать ей о своих бедах и обидах. Сесилия, взволнованная разговором с отцом, хотела немедленно уединиться с ней в комнате; мисс Эддербери пыталась объяснить, что она неоднократно предупреждала мистера Хьюберта, чтобы он не дразнил обезьянку; Теодор хотел внушить всем, что во всем виноват Хьюберт; Хьюберт требовал, чтобы Софи помогла ему найти обезьянку, прежде чем о побеге узнает Чарльз; Дассет, увидев, с каким энтузиазмом оба лакея кинулись в погоню за зверьком, холодно произнес учтивый монолог, суть которого сводилась к тому, что он не привык и не собирается мучиться с обилием диких животных, заполнивших дом благородных людей. А так как эта речь содержала смутную угрозу немедленно сообщить обо всем его светлости, Софи решила, что первым делом надо успокоить Дассета, ибо полдюжины человек сообщили ей, что у лорда Омберсл и сегодня ужасное настроение. Поэтому она велела Сесилии идти в ее комнату и значительно смягчила дворецкого, отвергнув услуги лакеев. Сесилия, которой, кроме разговора с отцом, пришлось провести несколько минут со старшим братом и полчаса с леди Омберсли, была не в настроении ловить обезьян и довольно истерически заметила, что ей кажется, будто Жако важнее, чем она, Селина, наслаждавшаяся атмосферой драмы и неминуемой гибели, нависшей над домом, прошипела:
– Тихо! Чарльз в библиотеке!
Сесилия резко ответила, что ее не интересует, где он, и бросилась вверх по лестнице в свою комнату.
– Что за суматоха! – в восторге воскликнула Софи.
Ее голос проник сквозь закрытую дверь библиотеки и достиг уха Тины, которая во время отсутствия хозяйки в доме не отходила от мистера Ривенхола. Она тотчас же потребовала отпустить ее к хозяйке, и благодаря ее настойчивости на сцене появился мистер Ривенхол, которому пришлось открыть для нее дверь.
Увидев, что большая часть семьи собралась в холле, он холодно спросил о причине. Прежде чем кто-нибудь успел ответить ему, Амабель, находящаяся на полуподвальном этаже, издала предупреждающий крик, Жако внезапно выскочил в холл из нижних помещений, забормотал, увидев Тину, и быстро забрался по оконной занавеске на безопасную высоту. Амабель, волнуясь, взбежала по ступенькам снизу, за ней следовала экономка, которая сразу же высказала страстный протест мистеру Ривенхолу. Проклятая обезьянка, сказала она, проказничая, испортила два лучших посудных полотенца и разбросала по кухне кастрюлю изюма.
– Если вы не можете уследить за этой чертовой обезьянкой, – грубо сказал мистер Ривенхол, – то от нее надо избавиться!
Теодор, Гертруда и Амабель сразу же разразились обвинениями в адрес Хьюберта, который, по их словам, безжалостно дразнил Жако. Хьюберт в пиджаке с оторванным карманом, отступил на задний план, а мистер Ривенхол, с отвращением посмотрев на младших братьев и сестер, подошел к окну, протянул вверх руки и позвал:
– Иди сюда!
Жако многоречиво, но непонятно ответил на это. Обычно он был очень непокорным, но тут, ко всеобщему удивлению, когда мистер Ривенхол повторил команду, он начал спускаться. Тина, разделяющая мнение Дассета и экономки, что обезьянке не место в доме благородных людей, залаяв, вынудила Жако остановиться. Но Софи подняла ее и заставила замолчать, пока Жако не надумал вернуться вверх по занавеске. Мистер Ривенхол, кисло попросив всех не шуметь и не двигаться, снова велел Жако спускаться. Жако, довольный, что Тина находится под строгим контролем, неохотно спустился, позволив схватить себя и обхватил двумя тощими лапками шею мистера Ривенхола. Не тронутый этим знаком любви, мистер Ривенхол оторвал его °т себя и передал Гертруде, предупредив, чтобы Жако не позволяли бежать снова. Затем школьники осторожно удалились, едва веря в то, что у них не отобрали их любимца, Софи, тепло улыбнувшись мистеру Ривенхолу, сказала:
– Спасибо. Ты каким-то волшебством заставляешь всех животных доверять себе. Даже когда ты меня сильно раздражаешь, я не могу забыть об этом!
– Волшебство заключается в том, кузина, чтобы не пугать еще больше уже напуганное животное, – тихо ответил он, возвращаясь в библиотеку и закрывая дверь.
– Фью! – произнес Хьюберт, появляясь на лестнице с нижнего этажа. – Софи, ты только посмотри, что сделало это проклятое животное с моим новым пиджаком!
– Дай его мне! Я зашью – и ради Бога, ты, отвратительное создание, не откалывай сегодня больше никаких шуточек! – сказала Софи.
Он ухмыльнулся, снял пиджак и протянул ей.
– Что
– Спроси у нее! – посоветовала Софи. – Твой пиджак будет готов через двадцать минут. Зайди потом в мою комнату и забери его!
Она взбежала по ступенькам и, не сняв амазонку, присела возле окна, чтобы исправить урон, нанесенный яростью Жако. Она была искусной швеей и успела зашить половину дыры крошечными стежками, когда в ее комнату вошла Сесилия. Сесилия была убеждена, что Хьюберт мог бы найти кого- нибудь другого, чтобы зашить ему пиджак, и попросила Софи отложить его. Однако Софи отказалась, сказав:
– Я могу выслушать тебя, пока работаю. Какой гусыней ты была вчера вечером, Сили!
Сесилия вздернула подбородок и четко произнесла:
– Я помолвлена с Огэстесом, и если я не выйду за него, то не выйду ни за кого!
– Полагаю, что так, но заявлять об этом в середине бала.
– Софи, я думала,
Внезапно Софи пришло в голову, что чем меньше людей будет сочувствовать Сесилии, тем будет лучше, поэтому она не подняла голову от работы и легкомысленно сказала:
– Да, я сочувствую тебе, но все-таки считаю, что смешно выбирать для подобного объявления такой момент!
Сесилия стала снова объяснять ей, что ее спровоцировал Чарльз; Софи отсутствующе кивнула, казалось, ее больше занимает пиджак Хьюберта, чем неприятности Сесилии. Она встряхнула его, разглаживая складки, и когда, постучавшись, вошел Хьюберт, резко прервала Сесилию, чтобы вернуть ему пиджак. В результате этого, когда в четыре часа лорд Чарльбери послал свою карточку с просьбой видеть мисс Ривенхол, Сесилия, почти вынужденная подчиниться его желанию, нашла в нем единственного сочувствующего. Один взгляд на ее бледное лицо и трагически сжатый рот вытеснил из его головы все мысли о двуличности. Он быстро сделал шаг вперед, взял неохотно протянутую ему руку и глубоко расстроенным голосом сказал:
– Не будьте так несчастны! Я пришел не затем, чтобы укорять вас!
Ее глаза наполнились слезами; прежде чем отнять свою, она легонько пожала его руку и задыхающимся голосом что-то сказала о его доброте и своем сожалении. Он заставил ее сесть, придвинул свой стул поближе и сказал:
– Мои чувства не переменились; я думаю, это просто невозможно! Но мне сказали… я понял – что вы никогда не любили меня. Поверьте, если вы не можете разделить мое к вам отношение, я уважаю вас за храбрость, с которой вы в этом признались. Мысль, что вас вынуждали принять мое предложение, когда ваше сердце отдано другому, невыносима для меня! Простите меня! Я думаю, вам пришлось много вынести из-за
– Вы само понимание… сама доброта! – произнесла Сесилия. – Мне так жаль, что… что я возбудила надежды, которые удовлетворить не в моей власти! Если моя благодарность за то сочувствие, с которым вы отнеслись ко мне в нынешнем положении, за то рыцарство, которое… – Ее голос потонул в слезах; она смогла только отвернуть лиц и сделать умоляющий жест.
Он взял ее руку и поцеловал.
– Ни слова больше! Я всегда думал, что награда недостижима. Хоть вы мне отказываете в близких отношениях, которых я так жаждал, можем ли мы остаться друзьями? Если я как-нибудь смогу услужить вам, скажете ли вы мне об этом? Это будет счастьем!