– А
– О, ничего! Сюда, пожалуйста, и снимите свой пиджак. Я опасалась, что цель будет колебаться, и я задену кость, но, кажется этого не случилось, не так ли?
– Нет, конечно же вы не задели кость! Это просто царапина, но я все же не понимаю, зачем…
Она помогла ему снять пиджак и закатала его рукав.
– О, это просто касательное ранение. Я так рада!
– И я тоже! – мрачно сказал его светлость. – Полагаю, мне повезло, что я еще жив!
Она засмеялась.
– Какая ерунда! С такого расстояния? Мне кажется, что сэр Горас мог бы гордиться мной; ибо моя цель была неподвижна, как будто я стреляла в стену, и, знаете, неудивительно, если моя рука дрожала. Сядьте, чтобы я могла промыть рану.
Он послушно сел, протянув руку над предусмотрительно приготовленным ею тазом с водой. У него было очень живое чувство юмора, и теперь, когда первый шок прошел, его губы невольно складывались в усмешку.
– Да, несомненно! – парировал он. – Можно легко вообразить, какое удовольствие доставит родителю такой поступок! Решительность – едва ли подходящее для этого слово, Софи! Вы даже не собираетесь падать в обморок при виде крови?
Она быстро подняла голову от раны.
– О Боже, нет! Я не
Услышав это, он закинул голову и громко расхохотался.
– Нет, нет, Софи! Вы не избалованы! – с трудом проговорил он сквозь смех. – Великолепная Софи!
– Я прошу вас не двигаться! – сурово сказала она промокая его руку мягкой тканью. – Видите, кровь уже почти остановилась! Я посыплю рану порошком из василиска и забинтую, и вы снова хорошо себя почувствуете.
– Я совсем не чувствую себя хорошо и, вероятно, вскоре свалюсь в лихорадке. Зачем вы сделали это, Софи?
– Ну, – начала она совершенно серьезно, – мистер Вичболд сказал, что за этот побег Чарльз вызвал бы вас на дуэль или избил бы вас, а мне бы не хотелось ни того, ни другого.
Это мгновение положило конец его веселью. Сжав ее запястье здоровой рукой, он воскликнул:
– Это правда? О Боже, как
– Нет, уверена, что вы не боитесь его, но только представьте, как было бы ужасно, если бы Чарльз вдруг убил вас, причем только по моей вине!
– Чепуха! – сердито сказал он. – Как будто бы мы с ним сумасшедшие, чтобы дойти до такого…
– Нет, мне кажется, вы правы, но ведь и мистер Вичболд не ошибался, считая, что Чарльз – как он это сказал? –
– Очень может быть, и хотя я, наверное, не пара Ривенхолу, все же я смогу постоять за себя!
Софи начала бинтовать его предплечье.
– Это не подошло бы, – сказала она. – Если бы вы одолели Чарльза, Сили пришлось бы это совсем не по душе, а если вы воображаете, мой дорогой Чарльбери, что подбитый глаз и кровоточащий нос помогут вам покорить ее, то вы большой простак!
– Я думал, – саркастически сказал он, – что надо заставить ее жалеть меня?
– Именно! Вот почему я решила ранить вас! – победно сказала Софи.
И вновь он не смог удержаться от смеха. Но уже в следующий момент он раздраженно выговаривал ей, что она наложила слишком толстую повязку, и он не сможет натянуть на нее рукав пиджака.
– Ну, рукав все равно испорчен, так что это неважно, – сказала Софи. – Вы могли бы застегнуть пиджак на груди, и я сделаю вам перевязь, чтобы зафиксировать руку. Это, конечно, лишь касательное ранение, но вполне может снова начать кровоточить, если вы не будете держать руку поднятой. Давайте спустимся вниз и посмотрим, не готов ли чай!
Неугомонная миссис Клаверинг не только приготовила чай, но и послала сына садовника в деревню за полной, краснощекой девицей, которую с гордостью представила Софи как старшую дочь своей сестры. Девушка, призванная на помощь тетке, сделала реверанс и сказала, что ее зовут Клементина. Софи понимая, что в эту ночь в Лейси-Мэноре, может быть, придется разместить несколько человек, велела ей собрать одеяла и простыни и развесить их перед огнем на кухне. Миссис Клаверинг, все еще пытаясь придать столовой обитаемый вид, накрыла чай в холле, где огонь теперь горел ровнее. Время от времени клубы дыма все же врывались в комнату, но лорд Чарльбери, которого усадили в кресло и снабдили подушкой под раненую руку, подумал, что сетовать на это неприлично. К чаю, немного утратившему свой аромат за время пребывания в шкафу кладовой, подали ломтики хлеба с маслом и большой кекс с изюмом, к которому Софи от души приложилась. За окном шумел сильный дождь, и небо было так затянуто тучами, что в невысокие комнаты проникало очень мало света. В результате тщательных поисков удалось обнаружить лишь сальные свечи, но вскоре миссис Клаверинг внесла в холл лампу. Как только она опустила занавески на окнах, в комнате стало очень уютно, сказала Софи лорду Чарльбери.
Вскоре они услышали звук экипажа. Софи немедленно вскочила.
– Санчия! – сказала она и бойко улыбнулась своему гостю. – Ну, теперь вы можете расслабиться! – Она взяла со стола лампу, подошла к двери, широко распахнула ее и встала на пороге, высоко подняв лампу над головой, чтобы ее свет проник как можно дальше. Сквозь струи дождя она разглядела закрытую коляску маркизы, подъехавшую крыльцу, и пока она всматривалась, из экипажа вышел сэр Винсент Тальгарт и подал маркизе руку. В следующее мгновение появился мистер Фонхоуп и замер, глядя на фигуру в дверном проеме, пока дождь падал на его непокрытую голову.
– О,
Софи, не обращая внимания на ее стоны, рассерженно обратилась к сэру Винсенту.
– Ну, что, черт возьми, это значит? Почему вы сопровождаете Санчию и какого
Он тихо рассмеялся.
– Моя дорогая Жюно, позвольте мне выйти из этой влаги! Ваш собственный опыт общения с Фонхоупом должен был научить вас, что его никто не
Мистер Фонхоуп зашевелился и двинулся вперед.
– Ну, ладно! – сказала Софи, не унывая. – Полагаю, ему стоит войти, но он очень некстати!
– Это вы! – провозгласил мистер Фонхоуп, уставившись на нее. – На одно мгновение, пока вы стояли здесь, лампа создала нимб вокруг вашей головы, и я подумал, что вижу богиню! богиню или весталку!
– На вашем месте, – прозаично вмешался сэр Винсент, – я бы вошел в дом.
XVII
Леди Омберсли с дочерьми в конце дня спокойно направилась из Ричмонда домой и, приехав на Беркли-Сквер, увидела мисс Рекстон, ожидающую ее. После нежных объятий та объяснила, что позволила себе дождаться здесь ее светлость, так как является посланницей своей мамы. Леди Омберсли, немного тревожась за Амабель, у которой был усталый вид и побаливала голова по дороге домой, рассеянно ответила:
– Очень благодарна вашей маме, моя дорогая. Амабель, поднимись в мою комнату, я протру тебе