сказала, наконец, Клеона тоскливо.
– Вы забываете, дорогая моя, я послал его, а он всего лишь меня послушался.
– И меня тоже.
Сэр Моррис не нашелся, что на это ответить.
– Наверное, было… было очень безнравственно с моей стороны… сделать то, что я сделала.
– Что же, Клеона? – …Отвергнуть… любовь честного, порядочного человека ради… Да вы сами все прекрасно знаете! – Глупый молодой осел! Вы сделали лишь то, что он заслуживал, Клеона, и можете не сомневаться, что он вернется к вам в ближайшее время.
Клеона подняла подбородок и взмахнула длинными ресницами.
– Вы действительно так считаете? – живо спросила она.
– Конечно! – стоически ответил сэр Моррис. В это время где-то вдалеке зазвенел колокольчик. Клеона подошла к окну, которое выходило на дорогу, встала на цыпочки и изо всей силы вытянула шею, чтобы увидеть того, кто стоял на крыльце.
– Это же сэр Гарольд Банкрофт! – воскликнула она.
– Нелегкая его принесла! – раздосадованно сказал сэр Моррис. – Не переношу этого джентльмена, как и его сына!
Клеона смутилась и так и осталась висеть на подоконнике, пока в коридоре не послышались шаги, и дверь не отворилась перед незваным посетителем. Сэр Моррис поднялся.
– Приветствую вас, Банкрофт. Очень любезно с вашей стороны нанести мне визит в этот пасмурный и промозглый день.
Банкрофт стиснул тонкую руку сэра Морриса, вдавив перстни ему в пальцы, сдержанно поклонился Клеоне, сделавшей ему реверанс, и, не мешкая, приступил к цели своего визита.
– Я был просто обязан поделиться с вами этой шуткой!
Клянусь, вы лопнете от смеха: мой сын отправился в Париж. Сэр Моррис предложил ему стул.
– В самом деле? Не имел ни малейшего представления.
– Итак, он в Париже, – он прекратил хихикать, – так же, как и ваш сын.
– О! – воскликнула Клеона грудным голосом. Сэр Моррис выжидательно улыбнулся.
– Я догадывался об этом, – сказал он не очень уверенно. – У вас новости от Генри?
– Нет, не от него. Мне прислал письмо мой давнишний друг – Сатерсвейт. Вы не знавали его?
Сэр Моррис покачал головой. Его гость сидел на стуле, он сам устроился напротив, на диване, пригласив Клеону присесть рядом.
– Нет, я с ним не знаком. Он тоже живет в Париже?
– Да. Обождите, я найду это чертово письмо! Вы здорово позабавитесь.
Он принялся рыться в своих многочисленных карманах и извлек два или три вконец измятых листка бумаги, разгладил их и стал искать нужное место.
– Я полагаю… Нет, это совсем не то! Мы… Гм! Гм! Гм! А, вот, нашел! Вы только послушайте! Он поднес бумагу вплотную к своему носу и начал читать: «…Я встретил твоего сына. Я не имел понятия, что он в Париже, вернее, думал, что он уже уехал. Наша встреча, как ты согласишься, была весьма необычна, тем более, что она произошла сразу после последней шутки, что на устах у всего Парижа, можно сказать, случился скандал, он не имел отношения к нашей встрече, но я тебе о нем обязательно подробно напишу… однако я приехал к де Шато Банво на следующий день»…
– Шато Банво!
– Вы его знаете?
– Знаю ли я Шато Банво? Да как родного брата!
– Забавно! Вот так совпадение! Но самое интересное дальше. Где я остановился? А, так вот… приехал к де Шато Банво на следующий день и застал его в необычайно приподнятом расположении духа, которым он предложил со мной поделиться и, естественно, я не в силах был отказаться. Он рассказал мне о забаве, которую предвкушал увидеть, где, с одной стороны, выступал его протеже, мсье Филипп Жеттан, а с другой – твой сын Генри…' Как пишет, мерзавец! Вы меня слушаете, Жеттан?
Не было необходимости задавать этот вопрос. Оба слушателя были всецело поглощены повествованием. Тогда Банкрофт с удовлетворением продолжил:
– «Этот молодой Жеттан, как говорит маркиз, последний писк моды в Париже, любимец дам», – вы меня слушаете? – «и самый сумасбродный повеса, которого только можно себе представить. Затем маркиз сказал мне, что Генри тоже в Париже и они с этим Жеттаном затеяли дуэль…»
– О небо! – вырвалось у Клеоны.
– Вы совершенно правы, дорогая моя! Но дослушайте же еще немного, – признаюсь, шутка не в мою пользу, но я должен вам о ней рассказать. «…Этот случай, о котором ходят самые невероятные слухи, насколько мне удалось разузнать, произошел из-за одной француженки…»
Клеона напряглась. Ее ноготки крепко впились в руку сэра Морриса.
– «…Жеттан пользуется невероятной популярностью среди парижских франтов, которые устроили этому делу громкую шумиху, они даже начали делать ставки по поводу предстоящей дуэли; и, как я слышал, больше ставили на Жеттана. Чтобы его поддержать, они все решили присутствовать на этой дуэли, несмотря на самые решительные протесты Жеттана. Говоря это, маркиз многозначительно засмеялся и сказал, что Жеттан даже угрожал своим друзьям тем, что прочтет им специально написанную по этому случаю оду, как раз накануне дуэли. Маркиз пространно намекал на поэтическое дарование молодого Жеттана…»
– Поэтический дар, у Филиппа? – подавленно переспросил сэр Моррис. – Извините, Банкрофт, продолжайте, пожалуйста.
– На чем мы остановились… ага: 'сам маркиз хотел непременно присутствовать, как только до него дошли слухи об этом; он также клятвенно пообещал прихватить меня с собой. Можешь вообразить, что я не мог пропустить подобное приглашение. Итак, ранним утром, в восемь часов с половиною, мы встретились в условленном месте, в Нейи. Там уже собралась приличная толпа молодых зевак, кто верхом, кто в экипаже. Они были очень возбуждены и делали ставки. Разрази меня гром, если поблизости не стоял скрипач. Вскоре подъехала карета, из нее вывалились три человека, один из которых громко негодовал по поводу собравшихся. Это был Жеттан. Он выглядел исключительно элегантным: напудренный, весь в бархате и шелках и Бог знает в чем еще. Несмотря на свой гнев, он то и дело смеялся, ибо ситуация оказалась крайне забавной и не могла не развеселить и его самого, в глубине души. Он набросился на своих секундантов и принялся их отчитывать, но те в ответ только держались за бока, помирая от хохота. Потом молодой Жеттан попросил нас всех убраться, в особенности маркиза. Затем он со смехом достал из кармана свиток и собрался было декламировать посвященную всем присутствующим оду, как трое человек из толпы поспешили вырвать сочинение из его рук. Наконец, он взмолился, чтобы убрали скрипача, но ему был дружный ответ: всему свое время. Не успел он им что-либо возразить, как подъехал еще один экипаж, из которого вышел твой Генри со своими секундантами. Они тут же увидели, что происходит вокруг, и, как ты догадываешься, были немного обескуражены. Генри даже покрылся красными пятнами, заявляя, что не потерпит подобного оскорбления. Его секунданты оживленно беседовали с Жеттаном, высказывая свое недоумение. При этом они отчаянно жестикулировали и пританцовывали, по крайней мере, один из них, другой же реагировал более непосредственно и с явным одобрением происходящего. Затем Жеттан подошел к Генри, поклонившись ему торжественно и с достоинством. Он сказал, что и сам не предполагал ничего подобного и приносит ему чистосердечные извинения за своих невоспитанных и нахальных друзей. Генри поначалу от бешенства буквально проглотил язык, но, оправившись, заявил, что он мог снести многое, но все имеет предел. Скрипачу приказали замолчать, а все присутствующие стали заверять в серьезности своих намерений посмотреть поединок. Жеттан даже предложил Генри встретиться на следующий день. Но Генри был вне себя от ярости и сказал, что раз уж они сошлись сегодня, то он намерен довести дело до конца. Секунданты советовали Генри отложить до завтра, но он рявкнул, чтобы те лучше подыскали подходящее место. Наконец, все было готово, и оба дуэлянта сняли свои камзолы и жилеты. Наступила напряженная тишина. Все словно слегка протрезвели, с беспокойством сравнивая молодого Жеттана с его противником, который был значительно крупнее и смотрелся, как настоящий убийца. Генри сражался очень рьяно, ты же знаешь, он очень искусный фехтовальщик, но молодой Жеттан перемещался, словно капля ртути; его шпага с легкостью отражала все выпады Генри. Скоро мы все поняли, что Генри
