Эрнест Хемингуэй
Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера
Пора было завтракать, и они сидели все вместе под двойным зеленым навесом обеденной палатки, делая вид, будто ничего не случилось.
— Вам лимонного соку или лимонаду? — спросил Макомбер.
— Мне коктейль, — ответил Роберт Уилсон.
— Мне тоже коктейль. Хочется чего-нибудь крепкого, — сказала жена Макомбера.
— Да это, пожалуй, будет лучше всего, — согласился Макомбер. — Велите ему смешать три коктейля.
Бой уже приступил к делу, вынимал бутылки из мешков со льдом, вспотевшие на ветру, который дул сквозь затенявшие палатку деревья.
— Сколько им дать? — спросил Макомбер.
— Фунта будет вполне достаточно, — ответил Уилсон. Нечего их баловать.
— Дать старшему, а он разделит?
— Совершенно верно.
Полчаса назад Фрэнсис Макомбер был с торжеством доставлен от границы лагеря в свою палатку на руках повара, боев, свежевальщика и носильщиков. Ружьеносцы в процессе не участвовали. Когда туземцы опустили его на землю перед палаткой, он пожал им всем руки, выслушал их поздравления, а потом, войдя в палатку, сидел там на койке, пока не вошла его жена. Она ничего не сказала ему, и он сейчас же вышел, умылся в складном дорожном тазу и, пройдя к обеденной палатке, сел в удобное парусиновое кресло в тени, на ветру.
— Вот вы и убили льва, — сказал ему Роберт Уилсон, — да еще какого замечательного.
Миссис Макомбер быстро взглянула на Уилсона, Это была очень красивая и очень холеная женщина; пять лет назад ее красота и положение в обществе принесли ей пять тысяч долларов, плата за отзыв (с приложением фотографии) о косметическом средстве, которого она никогда не употребляла. За Фрэнсиса Макомбера она вышла замуж одиннадцать лет назад.
— А верно ведь, хороший лев? — сказал Макомбер. Теперь его жена взглянула на него. Она смотрела на обоих мужчин так, словно видела их впервые.
Одного из них, белого охотника Уилсона, она и правда видела по-настоящему в первый раз. Он был среднего роста, рыжеватый, с жесткими усами, красным лицом и очень холодными голубыми глазами, от которых, когда он улыбался, разбегались веселые белые морщинки. Сейчас он улыбался ей, и она отвела взгляд от его лица и поглядела на его покатые плечи в свободном френче и на четыре патрона, закрепленных там, где полагалось быть левому нагрудному карману, на его большие загорелые руки, старые бриджи, очень грязные башмаки, а потом опять на его красное лицо. Она заметила, что красный загар кончался белой полоской — след от его широкополой шляпы, которая сейчас висела на одном из гвоздей, вбитых в шест палатки.
— Ну, выпьем за льва, — сказал Роберт Уилсон. Он опять улыбнулся ей, а она, не улыбаясь, с любопытством посмотрела на мужа.
Фрэнсис Макомбер был очень высокого роста, очень хорошо сложен, — если не считать недостатком такой длинный костяк, с темными волосами, коротко подстриженными, как у гребца, и довольно тонкими губами. Его считали красивым. На нем был такой же охотничий костюм, как и на Уилсоне, только новый, ему было тридцать пять лет, он был очень подтянутый, отличный теннисист, несколько раз занимал первое место в рыболовных состязаниях и только что, на глазах у всех, проявил себя трусом.
— Выпьем за льва, — сказал он. — Не знаю, как благодарить вас за то, что вы сделали.
Маргарет, его жена; опять перевела глаза на Уилсона.
— Не будем говорить про льва, — сказала она. Уилсон посмотрел на нее без улыбки, и теперь она сама улыбнулась ему.
— Очень странный сегодня день, — сказала она. — А вам бы лучше надеть шляпу, в полдень ведь печет и под навесом, вы мне сами говорили.
— Можно и надеть, — сказал Уилсон.
— Знаете, мистер Уилсон, у вас очень красное лицо, — сказала она и опять улыбнулась.
— Пью много, — сказал Уилсон
— Нет, я думаю, это не оттого, — сказала она. — Фрэнсис тоже много пьет, но у него лицо никогда не краснеет
— Сегодня покраснело, — попробовал пошутить Макомбер
— Нет, — сказала Маргарет. — Это я сегодня краснею. А у мистера Уилсона лицо всегда красное.
— Должно быть, национальная особенность, — сказал Уилсон. — А в общем, может быть, хватит говорить о моей красоте, как вы думаете?
— Я еще только начала.
— Ну, и давайте кончим, — сказал Уилсон
— Тогда совсем не о чем будет разговаривать, — сказала Маргарет
— Не дури, Марго, — сказал ее муж
— Как же не о чем, — сказал Уилсон. — Вот убили замечательного льва.
Марго посмотрела на них, и они увидели, что она сейчас расплачется. Уилсон ждал этого и очень боялся. Макомбер давно перестал бояться таких вещей.
— И зачем это случилось. Ах, зачем только это случилось, — сказала она и пошла к своей палатке. Они не услышали плача, но было видно, как вздрагивают ее плечи под розовой полотняной блузкой.
— Женская блажь, — сказал Уилсон. — Это пустяки. Нервы, ну и так далее.
— Нет, — сказал Макомбер. — Мне это теперь до самой смерти не простится.
— Ерунда. Давайте-ка лучше выпьем, — сказал Уилсон. — Забудьте всю эту историю. Есть о чем говорить.
— Попробую, — сказал Макомбер. — Впрочем, того, что вы для меня сделали, я не забуду.
— Бросьте, — сказал Уилсон. — Все это ерунда. Так они сидели в тени, в своем лагере, разбитом под широкими тронами акаций, между каменистой осыпью и зеленой лужайкой, сбегавшей к берегу засыпанного камнями ручья, за которым тянулся лес, и пили тепловатый лимонный сок, и старались не смотреть друг на друга, пока бои накрывали стол к завтраку. Уилсон не сомневался, что боям уже все известно, и, заметив, что бой Макомбера, расставлявший на столе тарелки с любопытством взглядывает на своего хозяина, ругнул его на суахили. Бой отвернулся, лицо его выражало полное безразличие.
— Чего вы ему сказали? — спросил Макомбер.
— Ничего. Сказал, чтоб пошевеливался, не то я велю закатить ему пятнадцать горячих.
— Как так? Плетей?
— Это, конечно, незаконно, — сказал Уилсон. — Полагается их штрафовать.
— У вас их и теперь еще бьют?
— Сколько угодно. Вздумай они пожаловаться, вышел бы крупный скандал. Но они не жалуются. Считают, что штраф хуже.
— Как странно, — сказал Макомбер.
— Не так уж странно, — сказал Уилсон. — А вы бы что предпочли? Хорошую порку или вычет из жалованья? — но ему стало неловко, что он задал такой вопрос, и, не дав Макомберу ответить, он продолжал: — Так ли, этак ли, всех нас бьют, изо дня в день.
Еще того хуже. О, черт, подумал он. В дипломаты я не гожусь.
— Да, всех нас бьют, — сказал Макомбер, по-прежнему не глядя на него. — Мне ужасно неприятна эта история со львом. Дальше она не пойдет, правда? Я хочу сказать — никто о ней не узнает?
— Вы хотите спросить, расскажу ли я о ней в «Матайга-клубе»?
Уилсон холодно посмотрел на него. Этого он не ожидал. Так он, значит, не только трус, но еще и дурак, подумал он. А сначала он мне даже понравился. Но кто их разберет, этих американцев.
