утомили. Она говорила об этом таким тоном, словно виноват во всем был именно он, Дэвид Эш.
Он проверил установленную в нескольких комнатах аппаратуру, желая удостовериться, что все сработает как надо, если что-то вдруг возникнет поблизости. Отыскав еще несколько подходящих мест, он рассыпал там порошок, потом убедился в том, что наружные двери заперты. Половицы под его ногами скрипели, а в тех местах, где пальцы касались стен или перил лестницы, на толстом слое пыли оставались следы. Он обратил внимание еще на одну деталь, не замеченную им прежде: в темных углах висела ажурная паутина — пыльная, грязная, особенно причудливо разросшаяся в тех комнатах, которыми редко пользовались. Дэвид с отвращением покачал головой. Мариэллы слишком уж многого хотели от своей тетушки, если воображали, что она одна в состоянии справиться со всеми заботами по дому. Ничего удивительного в том, что она вечно обеспокоена чем-то.
Когда в одной из комнат он протянул руку к выключателю, то почувствовал, что по ней бежит паук. От мерзкого ощущения его лапок на коже Эша передернуло и по телу побежали мурашки. Он увидел, как паук исчез в одной из щелей гладильной доски. Как и везде в Эдбруке, свет был тусклым, к Эш удивился, почему не видел этой комнаты прежде. Потом он вспомнил, что до сих пор она всегда оставалась запертой и что Мариэллы уверяли его, будто в ней нет ничего заслуживающего его внимания, а потому он потерял тогда всякий интерес к этой комнате. Возможно, сейчас они открыли ее, желая дать ему возможность осмотреть весь дом.
Мебель покрывали пыльные чехлы, а над камином напротив двери висел портрет, на котором были изображены мужчина и женщина в вечерних туалетах. У него возникло странное ощущение, будто они пристально наблюдают за ним.
Сомнений в том, кто они, не возникало — женщина обладала удивительным сходством с Кристиной. Правда, черты лица ее были более резкими, чем у дочери, волосы светлее и причесаны по-другому, но глаза были теми же — художнику удалось передать скрытую в них жизнерадостность и сочетание насмешки и холодности. Казалось, они отражают некое высшее внутреннее сознание.
Мужчина представлял собой более суровую, жесткую копию Роберта, хотя был, конечно, значительно старше. Если даже тому человеку и было присуще чувство юмора, ему удалось великолепно скрыть его во время позирования. Угрюмое выражение лица и непреклонный взгляд раскрывали его внутреннюю сущность.
Томас и Изабель Мариэллы — покойные родители Роберта, Саймона и Кристины. Изабель — сестра Тессы Вебб.
Эш почувствовал себя неуютно под их немигающими взглядами и поспешил выключить свет и закрыть за собой дверь.
Проходя обратно через холл, он заметил, что дыхание его превращается в пар. Проверив показания висевшего поблизости термометра, он увидел, что температура упала очень низко. Всего девять градусов Цельсия. Как же холодно должно быть в доме, чтобы его хозяева включили систему отопления или хотя бы разожгли огонь во множестве имевшихся в доме каминов?
Он дошел до библиотеки, открыл дверь... и его ослепила яркая вспышка.
Эш закрыл руками глаза и выругался — должно быть, он оставил включенным детектор емкостного сопротивления. Из “Поляроида” на пол вылетел белый листок со снимком. Бобины магнитофона медленно вращались. Быстро моргая и защищая руками глаза от возможной следующей вспышки, он бросился к треноге с фотоаппаратом. Еще один белый листок вылетел и приземлился рядом с первым. Снова вспыхнул свет.
Нащупав кнопку выключателя на детекторе, он обнаружил, что она находится в нерабочем положении. Невозможно! Прибор не мог работать! Он дернул за провод, соединяющий детектор с фотоаппаратом.
Снова вспышка, яркий, ослепительный свет. Шорох фотобумаги. Бобины продолжают вращаться.
— Невозможно! — повторил он, на этот раз вслух.
Однако свет вспыхнул снова. Невероятно! фотографии вылетели из щели фотоаппарата. Он слышал, как все быстрее крутятся бобины.
Спотыкаясь и натыкаясь в темноте на мебель, Эш бросился к розетке. Почти ничего не видя, он наклонился, чтобы выдернуть вилку.
Вспышки прекратились. Последний листок фотобумаги упал на пол. Бобины магнитофона замерли и лишенная натяжения пленка между ними провисла, изогнувшись дугой. В наступившей тишине слышалось только его дыхание.
Эш в себя не мог прийти от потрясения. Непостижимо! Аппаратура была отключена и не должна была сработать таким образом! Неподсоединенный фотоаппарат не должен был снимать. Возможно, произошел какой-то сбой в подаче напряжения и этого оказалось достаточно, чтобы вывести из строя чрезвычайно чувствительный механизм детектора? Он взглянул на тускло горящие лампочки. Возможно, сбой произошел именно в тот момент, когда он открывал дверь, а вспышка помешала ему это заметить? И все же детектор оставался отключенным. Могло ли это иметь значение? Эш выпрямился. Он был озадачен и совершенно сбит с толку, но все же подумал, нет ли во всем этом какого-либо подвоха.
Он подошел к разбросанным по полу фотографиям, изображение на которых было неясным, словно окутанным туманом. Наклонившись, выбрал две, казавшиеся более четкими, чем остальные. На одной видна была фигура в проеме двери, на другой та же фигура, но уже ближе к фотоаппарату. Он присел на корточки и принялся шарить руками по полу. На всех остальных снимках был тоже он — крупным планом вблизи и мельче, когда удалялся по направлению к розетке. Если не считать окружающей обстановки, больше на фотографиях ничего не было.
Эш аккуратно сложил все фотографии и сунул пачку в карман пиджака. Теряясь в догадках, он вышел из библиотеки, оставив все оборудование в прежнем положении. Прикрыв за собой дверь, он на секунду замер и прислушался.
Откуда-то послышались голоса. Приглушенные, больше похожие на шепот звуки.
— Кристина?! — громко позвал он. — Мисс Вебб?!
Тишина.
Одну за другой он открывал выходящие в холл двери. Но везде было пусто.
Эш поднялся по лестнице и пошел по коридору — теперь в противоположную от своей комнаты сторону. Остановившись возле спальни Кристины, он тихо постучал в дверь. Никакого ответа. Он позвал ее, но снова ответом была лишь тишина.
Он пошел дальше, намереваясь подняться по узкой лестнице, которая вела на верхний этаж. В прежние времена в комнатах наверху жили, вероятно, слуги, работавшие в Эдбруке, но теперь, насколько ему было известно, эти комнаты занимала тетушка Мариэллов. В отделанный простыми деревянными панелями коридор выходили несколько дверей. Эш постучал в каждую из них по очереди, но вновь никто не отозвался.
Совершенно сбитый с толку, не зная, что и думать, Эш некоторое время стоял неподвижно. Такое впечатление, что он остался совершенно один в Эдбруке, дом был пуст.
Когда он наконец спустился вниз, лицо его выражало непреклонную решимость. Мариэллы вновь играют с ним в свои глупые игры, стараются вывести его из равновесия, заставить нервничать, чтобы у него разыгралось воображение и он легче поддался... чему? Чего они добиваются? Какова их цель? Неужели они действительно верят в то, что снова смогут испугать его? Неужели надеются, что он в страхе перед необъяснимыми явлениями попросту сбежит из дома? Что станет посмешищем в глазах всех людей его профессии? Он мрачно улыбнулся.
Нет, для этого потребуется нечто гораздо большее, чем игры и забавы этой семейки.
Он вдруг резко остановился и прислушался.
Снова голос, на этот раз один.
Кто-то напевает песенку.
Тот же однообразный мотивчик, который он уже слышал прежде, утром его мурлыкала Кристина.
Эш шагнул в холл, дошел до его центра и медленно повернулся кругом, пытаясь определить, откуда доносится звук.
