худшему. Она относилась к типу худощавых, нервных, излишне эмоциональных женщин. Рассудок не мог совладать с эмоциями, хотя немного и корректировал их. Антуанетта порой с трудом подавляла истерические припадки, стараясь сдержать бушевавшие в ней страсти, но такое каждый раз стоило женщине немало сил и здоровья. А все дело в том, что несчастная страдала от страшных, могучих и разрушительных приступов ревности.
Внешне Антуанетта не очень изменилась, оставаясь все такой же ловкой и стройной, сохранила девичье очарование и прекрасные карие глаза. Но вот остальное... Особенно лицо. Лицо стало вдруг стареть с ужасающей быстротой, кожа как-то сразу увяла и покрылась морщинами. К тому же давала себя знать печень, и на лице выступили коричневые пятна. Видя столь разрушительные следы воздействия безжалостного времени, бедная женщина с трудом сохраняла прежнюю веселость и ровное настроение.
А этот чертов Мартин с годами становился только краше. Ни капельки не располнел, не сдал, не утратил юношеской физической силы, напротив, вроде бы стал ещё сильнее, а уж умнее — наверняка. Ничем не болел, здоровье было просто отличное, а уж лицо... Короче говоря, перешагнув сорокалетний рубеж, Мартин оставался красавцем мужниной, пожалуй, стал даже интереснее, чем в молодые годы.
Женщины в своем большинстве не были слепы и ухлестывали за красавцем без зазрения совести, что доводило супругу до белого каления. Со временем она совсем перестала переносить служебные командировки и встречи мужа, не терпела никаких клиенток, пусть даже самых выгодных и богатых, порог их дома давно не переступала ни одна женщина, кем бы она ни была. Любая представлялась несчастной Антуанетте опасным врагом.
А Мартинек и не очень-то интересовался женщинами. Ну не сказать, чтобы совсем, так, иногда, позволял себя охмурить одной-другой, но без особо тяжких последствий, а в принципе оставался верен своей Антуанетте. Что с того, та была не в состоянии совладать с жесточайшими приступами ревности и каждый раз в присутствии женщин переживала адские муки.
И теперь, оказавшись со своим излишне красивым мужем в деревенской глухомани, можно сказать, на безлюдье, где из достойных внимания элегантных женщин была одна лишь пани Доминика Пшилесская, слава Богу перешагнувшая за Шестьдесят, несчастная Антуанетта испытала такое блаженное облегчение, что даже похорошела. На сердце стало легко, с лица сошла серость. О поездках супруга в город, неизбежных при его положении юрисконсульта и поверенного при господах Пшилесских, Антуанетта как-то пока не думала, а думала о том, как бы подвигнуть мужа остаться здесь насовсем.
И подвигла. Вот таким образом два верных слуга Клементины сменили французский Нуармон и Париж на польский Пежанов.
* * *
Флорек не женился по одной простой причине.
Просто-напросто всю свою жизнь, с того самого исторического прыжка в пруд, он всем сердцем любил Юстину, в чем не признавался никому, даже себе. Разве в таком можно признаться? Любовь была безответная, да и в самом чувстве содержалось нечто шокирующее. Что общего может быть между деревенским парнем, крестьянским сыном, и паненкой из аристократического рода? А вот поди же ты, полюбил, и все тут! Сердцу не прикажешь. Нельзя сказать, чтобы он прожил жизнь в таком уж абсолютном безбрачии. Будучи нормальным мужчиной, он изредка заводил подружек, но каждый раз заранее честно предупреждал, что очередной даме рассчитывать на прочные чувства его, Флорека, нельзя и роман закончится ничем. Не всегда такие связи кончались мирно, некоторые темпераментные особы не ограничивались слезами и упреками, но Флорек оставался твердым, как гранитная скала: не женится, и баста!
Вот так складывались обстоятельства, когда пан Кшиштоф Пшилесский заболел воспалением легких и скончался. Шел 1924 год. На похороны отца Юстина приехала с мужем и сыном, четырнадцатилетним Джорджем Блэкхиллом. Захватила она и дочь, шестнадцатилетнюю Каролину, с трудом вырвав её из объятий двоюродных деда и бабки в поместье Нуармон. Отец Юстины ухитрился подхватить воспаление легких в очень странную для этой болезни пору года — летом, так что у детей как раз были школьные каникулы.
Впрочем, Каролину не было необходимости вырывать из объятий родственников, ибо привез её лично граф де Нуармон, младший брат Доминики.
Его сын приехал с ними по непонятным причинам, ибо продолжал считать свою кузину самой несносной девчонкой в мире и просто не мог выносить её общества. В ответ на недоуменные расспросы уверял, что захотел сделать приятное тетке, поскольку очень любил бабушку Клементину.
Результаты вышеупомянутого похоронного съезда были следующие:
У Флорека произошло нечто вроде раздвоения сознания. Шестнадцатилетняя Каролина казалась ему как две капли воды похожей на шестнадцатилетнюю Юстину, в ту пору, когда паненка навсегда взяла в полон его сердце. И вот теперь верное Флореково сердце разделилось на две более-менее равные половины. К Каролине он испытывал трогательное, чуть ли не отцовское чувство, хотя одновременно ощущал что-то вроде претензии, ибо выяснилось, что девушка отлично плавает, так что у него нет практически никаких шансов когда-либо спасти её от смерти в глубоком омуте. Скорее эта бойкая, спортивного склада девица сама спасет кого угодно. Несколько огорошенный такими способностями девушки, не зная, что бы для неё сделать, вконец растерявшись, взял да и научил девчонку фехтовать и биться на саблях. Весьма сомнительно, чтобы аристократке пригодились благоприобретенные навыки, но девчонка была в восторге.
С Антуанеттой приключилось что-то неладное При виде Юстины, с которой так подружились в юности, в столь тяжелый для нее, Антуанетты, момент, благодаря которой, можно сказать, получила свое сокровище — Мартинека, Антуанетта ощутила болезненный укол в самое сердце. В свои тридцать восемь лет Юстина была прекрасной молодой женщиной. Антуанетта была старше её всего на два года, а вполне могла бы сойти за мать. Ну, не за мать, поскольку семейное сходство исключалось, так за старшую школьную подругу матери, невелика разница. Вот и Антуанетта вроде бы как раздвоилась. Любила Юстину и в то же время ненавидела. Кое-какое облегчение приносил тот факт, что её дочь Каролину могла просто ненавидеть, не любя.
В общем, похороны пана Кшиштофа Пшилесского дорого обошлись Антуанетте, желтуха ей, во всяком случае, была обеспечена.
А в Юстине ни с того ни с сего вдруг ярким пламенем разгорелся патриотизм. Не иначе как Клементина с того света поспособствовала. Недаром она при жизни всячески приобщала внучку к истории родного края, старалась впоить ей любовь к родине и сознание глубочайшей исторической несправедливости за ниспосланные ей несчастья и утрату былого величия. Девушка была воспитана на героических примерах истинных сынов отечества, начиная с борцов январского восстания 1863 года и кончая подвигами родного прадедушки. Вот почему обретение многострадальной Польшей наконец независимости наполнило торжеством душу Юстины. Наконец у неё была достойная родина, она перестала быть космополиткой без роду-племени, очень хотела как-то воспользоваться этим обстоятельством и не знала как. Охотнее всего Юстина навсегда поселилась бы в Польше, или, на худой конец, туда бы переехали её дети, но это было маловероятно. Ведь младший в роду Блэкхиллов наследовал майорат. С этим майоратом свалял дурака его прадед, муж Арабеллы, и теперь ничего уже нельзя было поделать.
Оставалась Каролина, в этом отношении (майоратном) она была свободна, но проницательная Юстина уже догадывалась, что дочь навсегда застрянет в Нуармоне. Пожалела Юстина, что больше детей у неё нет, и сделала единственное, что ей оставалось. Прожила у овдовевшей матери целых два месяца, в течение которых заставила отпрысков заниматься интенсивно родным языком, который, впрочем, они и до этого немного знали Ясное дело, неожиданные последствия взыгравшего в Юстине патриотизма отозвались самым плачевным образом на печени Антуанетты...
Молодой виконт де Нуармон, мазохистски вцепившийся в несносную кузину, очень полюбил страну своих предков по женской линии и тоже пожелал провести здесь два месяца, что несказанно порадовало
