Зеня в качестве собеседника признавала; только Гурского.
— Вам скажу! — по секрету прошептала она ему. — Это уже давно было, года два назад, я сама, если честно, хотела его закадрить, но он — как стена. Ему плевать, я с ним сижу или старая Земянская, она уже на пенсию уходила. Я ему все равно что мопс или кошка рядом.., или такой большой с бородой… Маркс, что ли.., или коза…
Вот ему безразлично, и все тут. Как слепой. А Уршулька уперлась. Это он такой из-за жены, грит, а я ему, грит, жену из головы выбью… А мне интересно, как это у нее получится. Она негрозовор.., неразговорчивая была, из нее чего-нибудь вытянуть — как воду из камня выжимать. Но человек не скотина, ему поговорить все равно хочется, иногда и у нее словечко-другое вырывалось. А мне интересно… За наше здоровье! Вы чего не пьете? Вы и меня за такую же шалаву держите, что ли? Вы меня не ув-в-вжаете?! И все из-за проклятого Стефана…
Верная своему намерению подождать с вином до дома, я с бешеным интересом смотрела этот спектакль. Гурский бросил на Бежана отчаянный взгляд. Бежан таинственным жестом дал ему понять, чтобы он подыграл пьяной Зене. Пани Ядзя мигом сообразила и подсунула ему вторую «англичанку». Откуда у них столько довоенного ширпотреба, каким чудом он уцелел?! Может, они родом не из Варшавы, в провинции такие вещи дольше сохраняются. Гурский решительно налил себе, подлил Зене, поднес стопку к губам и даже немного выпил.
Зеню это удовлетворило.
— А потом эти сплетни пошли, — продолжала она. — Улька со слезами, мол, она не хочет, чтоб до Стефана дошло, а все это вранье. Она с этими слезами около него крутилась, пока он не спросил, в чем дело. С компьютером она ва-а-ще не могла работать, она тупая как корова, а в койке — профессионалка. Нет, я всего не помню. Тут словечко, там словечко. Я сначала не верила, потом Улька мне проговорилась, у нее подружка такая есть, которая покрасилась в рыжий цвет, под Барбару… И такие штуки выделывала…
Я сначала на жену Борковского посмотрела, потом эту Фелю увидела. А она даже не знала, что я знаю… Тут еще этот Метек, жених ее, мне в жилетку сопли вытирал, что второй такой на свете нет… Кыз- зел глупый.., а, чего говорить, каждый мужик от круглой попы глупеет… Не-ее, я не выражаюсь, это по жизни правда. Она вроде в койке страшно необыкновенная, я эту дуру спрашиваю, чего и как она делает, а у нее только ухмылка на роже такая.., того… И чего, вы сами ее на этот предмет не проверили? Ну что вы за мужик после этого! За наше здоровье!
Комиссар Гурский уже не смотрел на начальника, а усердно исполнял служебные обязанности.
Зеня была в ударе.
— Вы думаете, она мне чего-нибудь сказала?
Фигу с маком! Я сама обо всем догадалась, а потом ей же все и выложила, так она меня всеми святыми заклинала, чтоб я рот на замке держала, потому что этот дурак уже за ней бегал. Вот мамой клянусь, не знаю, как она все это устроила! Задницей у него перед носом крутила, что ли? Умом не понять! Ну, потом он на ней женился, и мне даже эту Барбару жалко было, а потом думаю: и на кой ей такой кретин… Лучше уж безработица.., то есть безмужница.., а Барбара — молоток, все у нее поправилось.
Умная баба. А тут это убийство. Я ничего не знала, пока люди не стали перешептываться, а потом вы пришли, вот я и решила, что Барбара этой Феле секир-башка устроила. А вы меня тут про Ульку спрашиваете! Я к Ульке и помчалась, и на тебе! Не Барбара, а эта гадюка — убийца, мало ей было, что она Фелю пришила, так еще и на Барбару свалить хотела! А я знаю почему. Потому что этот полудурок Борковский наконец допер мозгами, какую дурищу себе выбрал, она хороша была только для этого самого.., для мужика, словом. Может, он с ней захотел еще и разговаривать, кто его знает… А на разговоры она даже для меня глупая была!
Необыкновенная самокритичность Зени так потрясла комиссара Гурского, что он без приглашения налил коньяка себе и ей. В кухне Борковских царило каменное молчание, весьма заразительное, потому что даже новый для меня человек из полиции застыл в дверях, словно статуя.
Зеня совершенно не обращала внимания на окружающий мир.
— А я приехала, и она мне сама призналась во всем. Эта Феля какая-то не такая была…
Чокнутая, что ли? Она с самого начала такие шуточки шутила! Звонила Барбаре и говорила, что ее муж за секретаршей бегает, Улька едва успела у нее трубку из рук вырвать. А вообще Фельке все страшно нравилось, но она еще и денег захотела. Эта дура ей платила, чтобы Фелька под Борковскую кривлялась, а теперь должна была платить, чтобы та перестала. С ума сойти, правда? Улька боялась, что Борковский дознается, потому что он уже не так за ней бегал, одной только постели ему маловато, капризный какой нашелся! Ой, мамочка, какая же она дуура! И свинья! На базаре купила волыну, не знаю почем. Фелька хотела к Хмелевской на интервью ехать, ну и на здоровье. Улька ее подвезла и там же пришила! Собственной рукой! И на Барбару собиралась свалить, что она, дескать, не выдержала, а пистолет ей подкинуть… Не-е-е, это уж чересчур. А эта Фелька уперлась рогом: хочу мороженого — и все тут. И жрала в машине, вся перемазалась, свинота такая, и говорит, что в таком виде к Хмелевской не пойдет… Улька ее просила вообще не ходить, дом проехала мимо.
Там еще яма была какая-то… А Фелька говорит: пойду. Улька не выдержала, вроде как в отчаяние впала. Ага, нашла время! Раньше надо было отчаиваться! Пальнула в Фелю и удрала. Думала, что на нее никогда никто не подумает, потому что ни одна живая душа не знала, что они с Фелей подружки, Феля никому словечком не обмолвилась, потому что весь этот цирк ей нравился, а тут вдруг мент приехал! Сюда, то есть к Ульке. Дурацкие вопросы ей задавал и так далее… Улька-то испугалась и совсем не знала, что ей делать, а пистолет и ключи от квартиры Фели у нее где-то лежали, она же хотела их Барбаре подкинуть, а Барбары не было, и машины ее тоже…
В этом месте выпитое наконец сразило Зеню.
Она уронила голову на стол и в мгновение ока погрузилась в мертвый сон. Комиссар Гурский, державшийся не в пример лучше, застыл с «англичанкой» в руке. С минуту царила полная тишина.
— Если вы этого не записали… — зловеще начала я.
— Право, я не понимаю, почему вы меня считаете идиотом, — с упреком в голосе ответил Бежан. — До сих пор наши отношения не давали вам оснований полагать меня умственно отсталым.
Откуда у вас такие взгляды?
— Простите, ради бога, наверное, от неожиданности, — сконфузилась я. — Вы же не могли надеяться на такой роскошный урожай показаний.
Я тут чудом оказалась. Могу вам признаться, что я нечто подобное подозревала.
— А все потому, что пишете детективы, — снисходительно ответил инспектор и жестом приказал своим людям заняться делом. — Дамы будут понятыми…
В кухне осталась только блаженно дрыхнущая Зеня.
***
— Не может быть! — в голос завопила Мартуся. — Не поверю! Никогда!
Я поддакнула, что верится с трудом, но это чистая правда. Возвращаясь домой, я зашла в круглосуточный магазин и докупила пива, потому что знала, что без долгих ночных задушевных бесед не обойдется — Мартуся меня не помилует. И оказалась права: в ожидании моего приезда она успела выхлебать почти все запасы из холодильника, поэтому мои покупки очень пригодились.
— Я бы столько сроду не выпила, — объявила она, — но тебя нет, котов я накормила, а что делать дальше — не знаю. Да еще сплошные переживания — где ты, что ты! Рассказывай!!!
Действительно, я забыла взять с собой мобильник, так что связаться со мной было нельзя.
— Сама видишь, до чего может довести ослиное упрямство. Уршуля только о Борковском и думала, замыслила хитрую интригу — и вот, пожалуйста, добилась своего.
— Но если ей хватило мозгов разработать весь план, как она могла во всем остальном оказаться такой страшной дурой?
— Тем не менее оказалась. Даже пистолетная гильза не пришла ей в башку. Если бы она вычистила машину, а ключи Фели и пистолет выбросила в сточную канаву, даже нормальных улик у полиции не было бы! Подожди, я себе открою вторую бутылку, а то мне маловато. Кроме того, Уршуля так ненавидела
