Барбару, что не могла отказаться от желания свалить на нее еще и убийство. Сама себя перехитрила.
Мартуся схватила новую банку с пивом.
— Да уж, такая ненависть — настоящий тайфун, — убежденно сказала она. — Все истратить на одну ненависть, какая расточительность!
— В этом-то и кроется суть глупости, — поучительно заметила я. Некогда я сама отказалась от мести — у меня просто не было на нее времени, и теперь я страшно гордилась своим давним поступком. — Только в том случае, если тебе совершенно нечего делать, можешь посвятить свою жизнь ненависти. Но даже для этого надо иметь капельку здравого смысла.
— А у Уршули его и в помине не было.
Я знаю немало безмозглых баб, да и мужиков тоже.., но такой размах и вообразить трудно!
А с чего это ты такая довольная? — вдруг насторожилась Мартуся.
— Потому что я наконец-то все поняла.
Обожаю все понимать!
— Странные у тебя пристрастия… А что еще ты поняла?
— Телефонные звонки. Барбара мне про них рассказывала, и мне показалось, что странно это как- то, и Барбара тоже так считала. А выясняется, что Феля проста шутила так. Как только Уршулька ей в чем- нибудь отказывала, Феля сразу показывала когти, а Уршулька вовсе не хотела, чтобы служебный роман мужа дошел до Барбары.
Так что Феля прогнула Уршулю будь здоров: два раза позвонила — и готово.
— И все из-за какого-то мужика! — в ужасе воскликнула Мартуся. — Что в нем такого, в этом Борковском? Он на выставке племенных жеребцов золотую медаль получил, что ли?
— Насчет жеребцов ничего не знаю, может, он в койке и неплох, но что с каждой минутой богатеет, высший свет и все такое — это точно.
— У тебя крыша поехала?! — воззвала ко мне Мартуся.
— Это не у меня, это у Уршульки. Ты что думаешь: посольства, банкеты всякие, пятикомнатные апартаменты, тряпки, побрякушки.., это в голову ударяет о-го-го как! К тому же не бабник, скорее однолюб, жена для него — святое, для Уршульки такой мужик все равно что трон возле византийского кесаря.
— Почему именно византийского?
— А при этом дворе разводили самые строгие церемонии. Ну еще у русских царей такое бывало.
— Ты мне только тут лекций по истории не читай, я все равно не пойму.
— Пару фотографий я там видела, свидетелем была при шмоне.., пардон, при обыске, полиция слова «шмон» не любит. Ничего плохого сказать не могу, Борковский — мужчина видный и очень впечатляет. Стопроцентный мужик, таких теперь не делают. Этот не станет сопли распускать, сам с чем угодно справится — и с бандитом бешеным, и с норовистым конем, и с химическими формулами, и с летучим топором, и даже с цитатами из Софокла. «Дорогая, так ты миллион в казино просадила? Ничего страшного», — скажет он и с нежной улыбкой вынет этот миллион из кармана…
— Я не проиграю! — зареклась Мартуся. — Слушай, а что такое летучий топор?
— Мой топор. Тут пару недель назад размахнулась как следует, и железяка улетела черт-те куда, потому что топорище рассохлось. Чудо, что мне окна не повыбивало.
— И что?
— И ничего. Больше не летает.
— Почему это?
— Потому что я его расперла клиньями и вымочила в растворителе для краски. Теперь у меня не топор, а монолит.
Мартуся задумалась.
— И Борковский бы все это сам клинил и замачивал?
— Не клинил, а расклинивал, — поправила я. — Даже если не собственноручно, то нанял бы человека и знал, что надо делать. Таким он мне по этим фотографиям показался. Внешность обманчива, но, судя по окружающим его страстям, что-то такое в нем было.
— Бабки, — безапелляционно заявила Мартуся. — Это больше всего бросается в глаза.
А борода у него есть?
— Нет и не было, что поделаешь. Но, видишь ли, никто не состоит из одних добродетелей, у нормального человека есть и пороки.
— И что?
— Это красивый мужик. И такой.., ну, крупный. Предположим, в школе у него сплошные пятерки по математике и по физике, может, даже по польскому языку, списывать давал, драться умел, разные мероприятия организовывал, верховодил, девушки на него вешались… Ну и привык, что он самый крутой в этом лесу.
А самому крутому и лучшему что полагается? Его все обожают, и вот представь себе, что ты или я…
Лучше уж ты. Ты у нас чистопородная…
— Чего?! — испугалась Мартуся.
— Я не имею в виду, что в тебе триста восемьдесят кило живого веса…
— Господи Иисусе, почему триста восемьдесят?!
— Столько весил чистопородный хряк на животноводческой выставке в Служевце, — пояснила я, — но дело не в этом. Ты же у нас с телевидения, с тобой можно в обществе показаться…
— Не собираюсь я показываться!!!
— Но можешь. Итак, ты — самая лучшая, все у тебя выходит супер, к тебе все подлизываются, дают самые высшие ставки…
— Ты мне прямо рай нарисовала…
— Не обращай внимания. Словом, ты самая лучшая и сознаешь это, но вдруг кто-то начинает к тебе относиться кое-как, словно ты первая встречная, а сам при этом считает, что он тоже лучший, только в другой области. Ты ведь такого не вынесешь, правильно? Сама себе в этом вовек не признаешься, ты же манией величия не страдаешь, самомнением тоже вроде не маешься, хочешь быть справедливой, а тут — фигушки, ничего не получается. Червь какой-то кишки грызет, все идет наперекосяк, и вот уже шестеренки скрипят и не вертятся…
Мартуся всегда на лету схватывала суть моих самых странных метафор и образов, еще и дополняя их по собственной инициативе. Мне ничего не пришлось разжевывать.
— И к тому же я баба, а Борковский — мужик? — уточнила она взволнованно. — Я бы это как-нибудь пережила, но он — нет. Он же на постаменте, а вокруг башки нимб светится днем и ночью. И если баба перед ним не кадит фимиам, никаких шансов у нее нет.
— Вот именно. Мы с тобой, конечно, утрируем и вообще преувеличиваем, а это деликатная материя, хотя в быту сплошь и рядом такое вылезает.
Борковский и без того долго с Барбарой выдержал, но когда Уршулька начала ему поклоны земные класть, заволновался. Наконец-то его оценили!
— И тут же разлимонился…
Мы с Мартусей долго молчали, потому что вся интрига стала нам ясна и понятна с изнанки.
Уршулька знала, за какие ниточки подергать…
— И что, он теперь вернется к первой жене? — спросила Мартуся.
— После такой компрометации? — скривилась я. — И речи быть не может! Ни одному из них этого не надо. Она не сможет его обожать, а он без обожания завянет. Она себе кого-нибудь найдет, а его еще ждет большой сюрприз. Он ведь в Швеции, и никто ему ни о чем пока не сообщал.
И я считаю, что по заслугам.
Мартуся полностью согласилась со мной.
Мне пришлось еще раз повторить ей все виденное и слышанное, заверив, что Уршулька и в самом деле прятала оружие и ключи Фели среди кухонных полотенец, уверенная в том, что такой тайник в жизни не найдут.
Мартуся уже направилась было спать, но остановилась у ступенек, ведущих в гостевую
