– Да разговор о том, что Дерчика надо утихомирить.
– В пожарной части в Ожарове.
– Где?! – поразилась Мария.
– А что это ты делал в пожарной части в Ожарове? – подозрительно спросила Гонората.
– Там клуб или просто забегаловка? – поинтересовалась я, потому что некогда в одной пожарной части существовал жокейский клуб. Это было давно и случайно, но все-таки…
Метя явно не был уверен, кому из нас отвечать первой. Разумно поступив, он выбрал жену.
– В Ожарове я был по службе, любимая моя жена, и туда пошел устраивать дела за селедочкой и чашечкой вполне невинной жидкости. А ты почем знаешь насчет клуба? – напустился он на меня с обидой.
– Не знаю, я просто угадала. По жизненному опыту. Так есть клуб?
– Ну, что-то в этом роде. В подробности пускаться не стану, потому что, строго говоря, я это подслушал в туалете, и они покинули это заведение раньше меня, потому не знаю, кто это был. Одного могу угадать, это такой букмекер, среднего возраста, худой, волосики на башке поредели, зато брови кустистые.
– А! – вспомнила я, потому что этого букмекера знала в лицо.
– Ну хорошо, и что дальше? – помогла мне Мария. – Какое отношение имеет к этому какой-то Василь?
Метя словно перестал нервничать. Возможно, его успокоило винцо.
– Василь – таинственная фигура. Я могу только поклясться, что никто не знает, имя это или сокращение от василиска. О нем только шепотом и говорят. Я так понял, что он всю развлекательную индустрию в кунаке держит.' И ты мне теперь говоришь, что Сарновский!..
– Ну и что? Ты считал, как и все, что Сарновский там правит бал? А теперь вроде как получается, что Сарновский подчиняется Василю?
– Ну да, так оно получается, и мне это совсем не нравится. Теперь-то я вам всю правду скажу до конца. Я был по службе на одном таком банкетике на рабочем месте. Малиновский организовывал для заграничного посредника, и там говорилось про.., как бы это лучше сказать.., обман партнера. Что темных лошадок показали.., что-то в этом роде.
– Малиновский?! – изумилась Мария.
– Какое там Малиновский! Он в этом участия не принимал и ничего не слышал. А посредник по- польски только и мог сказать, что «пошалюста» и «пошель на хрэнь». Не знаю, почему его именно этому научили. А когда поднимал бокал, говорил «фаше здароф», дальше у него не получалось. А не понимал вообще ни слова…
– Метя, кончай жалеть заграничного посредника, говори эту страшную правду, – призвала я его к порядку. – Речь шла об арабских скакунах?
– Да вовсе нет. Он интересовался разведением, вообще производителями. И многообещающими трехлетками, они ведь там берут бешеные деньги за покрытие кобылы.
– Мы и маток продаем, как идиоты, – заявила Мария прокурорским голосом. – Не знаю, кто это решает, но, должно быть, враг нашего коневодства.
– Да им деньги нужны.
– Ну так это политика мало сказать близорукая, она же просто ведет назад! Если они не видят дальше собственного носа, то у них нос просто вдавленный! Отрубленный!
– Не кажется ли вам, что вы слегка оторвались от темы? – неуверенно вставила Гонората.
– Гадюку я пригрел на своей груди! – душераздирающе простонал Метя. – Никуда мы не отошли, это и есть тема. Ну да, самых лучших маток, самых лучших производителей нужно оставлять себе, а если уж какой-нибудь кретин захочет их продать, надо сделать так, чтобы он не смог. Понимаете, что я говорю?
– Понимаем, – безжалостно сказала я, потому что Метя явно не хотел говорить дальше. – Надо сделать какой-нибудь трюк, лучших Лошадей спрягать, показать тех, что похуже, иностранный покупатель купит похуже, а лучших вообще не увидит, и вредный кретин не сможет продать самых-самых. Зато получит больше бабок за тех, что поплоше, и его, может быть, это утешит.
– Ты просто за меня эти золотые слова сказала! – запальчиво выкрикнул Метя. – За твое здоровье! Чествовать ее!
Я позволила за себя выпить, лично приняла в этом участие, но от Мети не отцепилась.
– Валяй, Метя, дальше. Где-то тут зарыт Василь.
– Он там был, – сказал Метя через пару минут молчания, уставившись на цветущий кактус Гонораты. Мы подождали еще минутку.
– Василь был там, на том приеме? – уточнила Мария.
– Да. Головой ручаюсь. Так получалось из разговора. Это можно устроить без проблем, такой показ коней похуже и укрывание лучших. И вообще это пустяк, тьфу и растереть.
– То есть из всего этого следует, что Василь – личность положительная? – проговорила я с большим сомнением.
– Да, – подтвердил Метя. – А Дерчик – вещественное тому доказательство.
Ровно три секунды я думала, могут ли полбутылки вина дать такие последствия. Да пет, невозможно, я же начала с паштета! Буря в мыслях – следствие сложностей жизни, а не избытка алкоголя.
– Метя, подожди, – попросила я кротко. – Ты слышал треп. Я свято верю, что ты его абсолютно правильно понял. Кто там что говорил, ты, наверное, знаешь. Я хочу сказать, ты отгадал, кто такой Василь, на основании тех слов, которые он высказал?
– Ты как-то уж очень мудрено выражаешься, но я гениальный и все понял, – ответил Метя. – Нет, не отгадал.
– Почему?
– Потому что я не мог сориентироваться, кто что говорит. Не исключено, что я смутно помнил, кто есть кто, и двоих-троих вообще забыл. Я склонен думать, что троих.
– Метя, ты что, был в сосиску пьян? – с упреком спросила Гонората.
– Был. Но я очень прилично притворялся трезвым. И за то страдаю. За талант.
Пощупав голову с мученическим выражением лица, он откинулся назад и из-за оконной шторы вытащил очередную бутылку вина. Я пододвинула ему штопор.
– И ты столь талантливо симулировал трезвость ума, что все поверили, – сообразила я. – Теперь Василь уверен, что ты его расшифровал, поэтому велел тебя обезвредить. А ты и впрямь не знаешь, кто это?
– Я и впрямь не знаю, – заверил меня Метя. – Один из четверых. Но я никого из них не знаю и не знаю, как их зовут. Могу вам поклясться, я спрашивал Малиновского, он тоже понятия не имеет, кто эти типы, но в банкете принимали участие двадцать семь человек. Двое отпадают: Малиновский и заграничный посредник, они как раз трепались у окна, остается двадцать пять человек.
– Двадцать четыре. Еще и ты отпадаешь. Если бы Василем был ты, ты бы про это знал.
– Двадцать четыре. Тоже неплохо. Между ними Василь, который считает, что я его знаю. Так что мне делать? Драпать в Аргентину?
– Он один из тех, кто ходит на бега, – подсказала Гонората.
– Да все, кто там был, ходят на бега.
– Ежи… – начала я. – То есть, пардон, Малиновский. Он же должен знать, кого приглашал на раут. Как ты думаешь, он сможет вспомнить? Ментов надо натравить дипломатично.
– Весьма дипломатично, потому что дело было в прошлом году. Не знаю, вспомнит ли он, но секретарша у него хорошая, может, она что-нибудь знает. Мы узнаем фамилии двадцати четырех типов, строго говоря, восемнадцать из тех двадцати четырех я знаю лично, ну и что мы с этого получим?
– Не мы, а менты. У них будет двадцать четыре штуки подозреваемых…
– И это их так обрадует?
– Это все-таки лучше, чем двадцать четыре тысячи. А в лицо ты бы их не узнал?
– Кого?
