Слегка опешив от неожиданности, поручик быстро взял себя в руки и, конспиративно понизив голос, поинтересовался, застал ли он Доминика. Заспанный дамский голос явно оживился и сообщил, что Доминика уже давно не было. А хотелось бы знать, что вообще происходит.
— Ничего! — строго ответил поручик невидимой собеседнице. — А когда появится, пусть меня дождется. Дело есть!
Очень довольный собой, поручик Пегжа швырнул трубку и помчался вниз. Обладая кое-каким жизненным опытом, поручик не сомневался, что внезапно разбуженной особе женского пола ни в жизнь не покинуть дом в считанные секунды, что бы ни случилось, даже пожар.
И в самом деле, когда через десять минут поручик позвонил в дверь квартиры на четвертом этаже одного из обшарпанных домов в Нижнем Мокотове, ему открыли сразу же, не поинтересовавшись даже, кто там. Распахнула дверь молодая, очень полная и очень растрепанная блондинка в дезабилье. Сопровождаемый двумя оперативниками поручик беспрепятственно вошел в квартиру. Одного взгляда было достаточно, чтобы оценить ситуацию. Велев оперативникам подождать снаружи, поручик приступил к делу.
Даму повергло в шок сообщение, что перед пей — представитель исполнительной власти. Она тут же рухнула на неубранную постель и, живописно раскинувшись, залилась горючими слезами.
Сначала Болек решил набраться терпения и переждать первый приступ истерики, но скоро понял, что ждать придется до судного дня, если не дольше.
Пришлось принимать меры. Ласковые слова действия не оказали, гневные лишь усилили потоки слез.
«Откуда в бабе столько воды берется?» — удивился поручик и рявкнул официальным тоном:
— Немедленно прекратить истерику!
— А ведь мамуля говорила-а-а-а-а, — завыла в ответ красотка и закрыла голову подушкой.
Почесав в затылке, поручик огляделся, увидел на столе недопитые пол-литра и, действуя по вдохновению, щедро, не жалея, плеснул в стакан изрядную порцию. Подступивши к даме, он убедил се принять, как он выразился, «успокоительное средство», ловко ввернув при этом доброе слово о мамуле, которая наверняка желала дочке добра. Вот интересно бы узнать, что именно мамуля говорила?
Лекарство и мамуля подействовали на удивление быстро. Выяснилось, что умная мамуля предупреждала свою непутевую дочь о том, какие опасности подстерегают в этой проклятой Варшаве неопытную деревенскую девушку, как там ничего не стоит влипнуть в неприятности, и вот она таки влипла. И хоть бы знала, во что!
Подкрепившись остатками «лекарства», девица совсем успокоилась, оставила в покое мамулю, села на постели и принялась давать показания.
Оказалось, Роман Брузда се родной дядя. Из своей Соколовки Марыся приехала сразу же, как его посадили, чтобы постеречь квартиру. На вопрос о трудовой деятельности девица слегка смешалась и, запинаясь, объяснила, что пока нигде не работает, ей добрые люди помогают, то один, то другой, так просто, по доброте сердечной...
Что касается Доминика, так она его, почитай, и не знает совсем. Увидела в здешней забегаловке четыре дня назад и с первого же взгляда влюбилась! Да, с первого взгляда! И уж так старалась ему понравиться, а тот ни в какую! Она его к себе приглашала, ведь и выпить и закусить найдется, да и она сама ведь не урод, правда? А тот уперся, как бык. Хорошо, товарка подключилась, у нее хаза рядом с забегаловкой, уговорила, и он пошел с обеими девушками. Минуты, которые Марыся провела с любимым, останутся в ее памяти на всю жизнь! А он только потому упирался, что, как выяснилось, неприятности у него. Да нет, какие неприятности — не говорил, только признался, что к себе домой пока вернуться не может и временно надо где-то укрыться. Марыся, ясное дело, стала уговаривать у нее и укрыться, никто не дознается, и дело уже было на мази, да по глупости брякнула, что живет в квартире дяди, который сидит, ну и Доминик сразу ей от ворот поворот. Забудь обо мне, сказал, расстанемся навеки. А уж как ей не хотелось навеки! И когда он отвернулся, написала на сигаретной пачке свой телефон, на всякий случай, авось придет все-таки. А сама поклялась ему страшной клятвой, что будет любить до гроба, что бы ни случилось. А он ушел и больше не появлялся. А она не знает почему.
Как раз это Болек очень хорошо знал. Доминик любил худых и рыжих, а тут перед ним сидела очень пухлая, чтобы не сказать жирная, дева, от природы черноволосая, хотя на вид и блондинка: выдавали волосы, отросшие у корней. Молодая и даже миловидная, ничего не скажешь, но уж очень толстая. Во всех местах. А у представителей мужского пола, независимо от профессий, могут быть общие вкусы, вот и Болек прекрасно понимал Доминика, которого просто отталкивал такой избыток бабьего тела.
Так что дядя за решеткой наверняка был лишь предлогом...
Нет, она, Марыся, не сидела сложа руки, пыталась разыскать свою любовь. Разыскивала, ясное дело, главным образом по злачным местам. Наконец одна из приятельниц ее товарки призналась, что вроде бы знает Доминика. Из жалости призналась, уж очень Марыся убивалась. По словам той приятельницы, Доминик не так давно связался с одной такой, из их братии, и обитали они с ним за городом. Дача не дача, а вроде бы недостроенная вилла по шоссе на Ляски, туда даже из Марымонта автобус ходит. А от шоссе — рукой подать, хоть и в лесу. Вилла большая, трехэтажная, считай, дворец, но хозяину пока денег не хватило, строительство заморозили, но жить в доме можно. Так рассказывала приятельница, Марыся там еще не была, только собиралась, так что своими глазами не видела, приятельница рассказывала. Там еще при вилле сад большой, вернее не то чтобы сад, а кусок леса отгорожен — то ли забором, то ли прочной решеткой, а на участке, кроме недостроенной виллы, стоит бытовка, в ней строители жили, теперь уже не живут. Так что Доминик со своей лахудрой скорее всего не в вилле устроился, а в такой бытовке, там и вода есть, и плита газовая, газ в баллонах привозили, и отопить такой вагончик легче. Она, Марыся, собиралась туда, ей приятельница намекнула, что той лахудры уже пет, вроде ее кто пристукнул. Она, Марыся, прямо сегодня и собиралась туда поехать, а тут полиция, видно, судьба ее такая, правильно мамуля говорила...
Поручик снова стал официальным и строго-настрого запретил влюбленной толстухе ехать на поиски возлюбленного. Оставив ее оплакивать свою горестную судьбу, он выбежал из дома.
* * *
— Ну и пришлось посадить двух наших людей на том самом участке, — рассказывал вечером поручик Болек, косясь на горшочек с тушеным мясом под укропным соусом. — Конечно, сначала там побывала бригада наших экспертов в составе Яцуся и еще одного оперативника, как видите, состав минимальный, и прокрадывались они на участок как можно незаметнее, на манер индейцев, уж очень боялись спугнуть возможных наблюдателей. Все правильно, Доминик там бывал. Тиран вышел из себя и заявил: хоть людей не хватает, двое будут сидеть там до победного конца, с него, Тирана, достаточно, тут уж он не упустит этого холерного Доминика, разве что его в другом каком месте перехватят.
— А на другое место есть надежда? — поинтересовался Януш.
— Откровенно говоря, особой надежды нет. Все известные нам малины перетряхнули, со всеми дружками и знакомыми пообщались. Они, в общем-то, и не отпирались, с Домиником знакомы, да вот где он сейчас обретается, никто не знает. Залег на дно, говорят, вернее всего, у одной из своих девушек, девушки его любят, говорят, вот он в каком теплом гнездышке приютился и носа не высовывает. Интересно, сколько можно просидеть в таком гнездышке?
Вопрос риторический, но я на него ответила:
— Две недели. Если девушка профессионалка, да еще во вкусе Доминика, вполне возможна взаимность.
Девица ходит за покупками, не задает глупых вопросов. Но долго не может пренебрегать своими прямыми обязанностями, это в их деле недопустимо. Не станет же приводить клиентов для того, чтобы создать Доминику компанию...
— А это мысль! — оживился Болек. — Надо приглядеться к девицам. Может, выясним, которая из них взяла отпуск за свой счет. Причем такая, у которой есть собственная квартира и чтобы не было ни
