телефон. Возможно, если бы я… Что ж, в любом случае после драки кулаками не машут.
– Точно, – кивнул Лукас. – Небольшое шоу с представлением досады и сожаления. Очень убедительно.
– Мне надо было стать актером, – согласился Брайс. – Но тогда бы я не испытывал такого восторга.
Он, несомненно, все равно бы опоздал со своей помощью Таунсенду, даже если бы предпринял такую попытку. Утром Брайс первым делом прослушал запись на автоответчике. После слезливого, сбивчивого монолога-исповеди и признания судьи в трубке раздался небольшой взрыв. Таунсенд оставил свою предсмертную записку на автоответчике и там же записал момент собственной гибели. Самоуничтожение в век высоких технологий.
– Он всегда был слабонервным, – без всякого сочувствия констатировал Брайс. – Я предпочитаю людей без нервов. Даже лучше, что он умер сейчас. Я с трудом выносил, как судья сам себя гробит и хнычет по этому поводу.
Лукас подбросил кассету и поймал ее той же рукой.
– Если только он не оставил чего-либо компрометирующего всех нас.
– У него ни на кого не было компромата. Таунсенд хотел быть игроком, но не вписался в систему игры.
– Он мог оставить письменное свидетельство об известных нам вещах. – Между бровей Лукаса залегла небольшая складочка. То был тот самый взгляд, которым Лукас пользовался в суде, чтобы овладеть умами присяжных. Он снова подбросил кассету.
Стремительно поднявшись из кресла, Брайс резким неуловимым движением руки перехватил кассету в воздухе и твердо посмотрел на адвоката:
– Он не оставил.
Тем же резким движением ладони Брайс выдернул из кассеты пленку, поджег ее золотой в двадцать четыре карата зажигалкой и бросил в стоявшую на столе хрустальную пепельницу.
Глава 23
Брайс уговорил Мэри остаться. Он был единственным человеком, попытавшимся удержать ее. Мэри отказалась от предложенного купальника. Ей показалось не слишком разумным светиться в этой толпе в полуобнаженном виде.
Кроме того, Мэри никому из них, за исключением разве что Саманты, не верила. Лукас следил своими акульими глазками за каждым ее шагом. Взгляд Шерон был цинично-холоден, что-то вроде взгляда ученого, наблюдающего за мечущейся в лабиринте подопытной мышью. Красавчик обитал где-то на другой планете, а Ума была с другой планеты. Мэри чувствовала себя так, будто попала в населенный покойниками параллельный мир, где за каждым углом ее поджидала опасность.
Брайс исполнял роль подавленного привидения. Он выбрал место в тени, рядом с Мэри, усадив справа от себя Саманту, и поставил перед собой нетронутый стакан виски.
– После несчастного случая с Люси он просто обезумел, – сосредоточенно глядя на стакан, произнес Брайс. – Мне кажется, причина отчасти и в этом.
– Они были так близки? – поинтересовалась Мэри, не сводя глаз с потянувшейся к стакану костлявой руки Брайса – движение, свидетельствующее скорее о желании подавить раздражение, нежели о необходимости успокоить некоторое внутреннее беспокойство.
Брайс бросил на Мэри острый взгляд, но на лице его при этом не дрогнул ни один мускул. Голос тоже был безупречно спокоен:
– Таунсенд дал Люси деньги на покупку ранчо. Разве она вам не говорила?
– Да я особенно и не интересовалась. Я не принадлежу к числу защитников внебрачных связей.
Саманта неловко заерзала на своем стуле, склонила голову и ничего так не желала, как стать совсем крошечной, а еще лучше и невидимой. До этого она успела сходить в дом
– Так ведь в этом, понимаете, вся и штука, – вздохнул Брайс, играя кусочком льда в своем стакане с виски. – Таунсенд тоже не принадлежал. Он помешался на Люси, но сам очень переживал по этому поводу. Он не бросил ради нее жену, хотя их брак с Иреной в последние годы уже и браком нельзя было назвать. – Брайс отхлебнул виски очень маленьким глотком – ровно настолько, чтобы ощутить изысканный вкус напитка, – и уставился на противоположите сторону бассейна. – Глупость, конечно, цепляться за ничего не значащее, но привычное, когда можешь все начать сначала.
Саманта опять скрипнула ножками стула о каменную плитку площадки.
– Может быть, он все еще любил свою жену? – тихо сказала она. – Возможно, он просто не мог с собой справиться.
Брайс долго и со значением посмотрел на Саманту:
– Мы всегда можем с собой справиться, милая.
На глазах Саманты выступили слезы. Мэри захотелось обнять девушку и сказать ей, что Уилл все еще любит ее, что ему стоит помочь, стоит побороться за него, только Саманта этого не понимает. Но то было лишь предположение, а предположения уже и так завели Мэри слишком далеко в ее отношениях с братьями Рафферти. И все же она не могла сидеть сложа руки и наблюдать за тем, как Брайс соблазняет Саманту и завлекает ее в свои сети. Все равно что, засунув руки в карманы, смотреть, как сатанист охмуряет деревенскую девственницу. Мэри была здесь и несла определенную ответственность.
– Если бы люди всегда могли с собой справляться, – сказала Мэри, – у Бетти Форд не было бы клиники[9]. Для большинства людей слабость характера – не единственный недуг.
Брайс стиснул тонкие губы. Мэри не обратила на него никакого внимания, а встретила исполненный боли взгляд Саманты, пытаясь изо всех сил телепатировать девушке персональную направленность своего заявления.
– Очень романтичное замечание; полагать, что каждый человек может исправиться или заслуживает исправления, – сказал Лукас. Очевидно, посчитав, что память почившего Таунсенда может быть оскорблена полуголым видом, определявшимся шортами, Лукас сменил одеяние на широкие светло- коричневые брюки и цветастую рубаху с открытым воротом «а-ля Брайс». – Статистика, показывающая рост рецидивизма в наших тюрьмах, опровергает вашу теорию, Мэрили.
– Мы говорим не о сотнях уголовников. Речь идет о хорошем человеке, несколько раз сделавшем неверный выбор.
«То есть якобы о Таунсенде», – подумал Брайс, прекрасно понимая, что судья тут уже ни при чем. В этом случае он не мог более продолжать дискуссию с Мэри, без очередной мощной атаки на Уилла Рафферти, а Саманта, ясное дело, не была еще готова выслушать подобное. Брайс вздохнул и кивнул в знак согласия с точкой зрения Мэрили, про себя переведя ее в статус опасной особы.
– У вас очень наивный взгляд на человеческую натуру, – поднося к губам стакан с коктейлем, заметила Шерон. Она сидела между двумя мужчинами все еще в купальнике, лишь накинув на угловатые плечи черное прозрачное покрывало, мало что скрывавшее на обнаженном теле.
– Я предпочитаю думать об этом с большим оптимизмом, – криво усмехнувшись, возразила Мэри.
– Глупо! – резко заявила Шерон, чье внимание было сосредоточено на Брайсе. – Все люди исходят лишь из своих эгоистичных интересов. Те, что поумнее, взбираясь наверх, переступают через всех, кто может способствовать им в достижении желаемого. Жестокие идут напролом. Дураки же обречены на то, чтобы их топтали и оставляли умирать. Каждый за себя.
– Что ж, в подобных вещах вы разбираетесь лучше меня, – сладким голоском согласилась Мэри. – Я
