Совершенного.
— Нет! — завопила Альтия, но деревянные пальцы уже сомкнулись на человеческом теле. Совершенный с легкостью выдернул пирата из рук Лавоя. Тот отчаянно закричал.
— Нет! Совершенный, остановись! — тщетно призывала Янтарь.
Но изваяние отвернулось от них, держа пленника перед собой. Совершенный нагнулся над ним, словно ребенок, собравшийся тайком съесть похищенный пряник. Он что-то грозно бубнил и тряс беднягу, как невесомую тряпичную куклу.
— Совершенный, пожалуйста, не надо! Остановись! — молила Янтарь.
— Корабль! — проревел Брэшен. — Немедленно верни этого человека на палубу!
В его голосе была необоримая сила приказа, перед которой склонился бы любой член команды. Но Совершенный и ухом не повел.
Альтия, словно очнувшись, обнаружила, что тоже стискивает пальцами поручни и кричит, свесившись вниз:
— Нет!
Корабль ничем не показал, что слышит ее.
Краем глаза Альтия заметила подле себя Лавоя. Его зубы блестели в странной судорожной гримасе, взгляд неестественно разгорелся. Совершенный поднес бьющегося пленника к самому своему лицу, и был миг кромешного ужаса, когда Альтии показалось, будто он вознамерился откусить ему голову. Вместо этого Совершенный вдруг замер, словно к чему-то прислушиваясь.
— Нет!!! — закричал он затем, срываясь на визг. — Кеннит никогда этого не говорил! Он никогда не хотел заполучить себе живой корабль! Ты врешь, врешь!
И он снова принялся трясти свою жертву. Альтия услышала, как трещат кости. Пленник стал кричать — дико, безумно. Совершенный размахнулся и метнул его прочь, далеко в сторону. Изломанное тело, кувыркаясь, пролетело по высокой дуге и звучно шлепнулось в море, сверкавшее под полуденным солнцем. Взлетели брызги… и все кончилось. Человек — или то, что от него осталось, — исчез в глубине, утащенный цепью на ногах.
Некоторое время Альтия лишь тупо смотрела на то место, где его поглотила вода. «Вот все и случилось, — стучало у нее в голове. — Совершенный снова убил…»
— Ох, корабль, корабль… — простонал рядом с ней Брэшен.
Совершенный повернулся и обратил к ним безглазое лицо. Он прижимал к груди стиснутые кулаки, словно пряча свое деяние. Когда он заговорил, его голос был голосом напуганного, но по-прежнему дерзкого мальчишки.
— Я заставил его все мне сказать… Делипай. Мы найдем Кеннита в Делипае. Ему всегда нравился Делипай. — Никто ни слова не ответил ему, и он усмехнулся. — Вы же этого хотели, ведь так? Вызнать, где Кеннит? Вот я вам и помог. Развязал ему язык.
— Верно, парень, — хрипло выговорил Лавой. Кажется, даже ему было не по себе после выходки Совершенного. Старпом покачал головой и добавил тихо, так, чтобы слышали только люди: — Вот уж не думал я, что он такой номер отмочит.
— Еще как думал! — угрюмо перебила Янтарь. Она смотрела на Лавоя, и сказать, что ее взгляд способен был испепелить, значило весьма приуменьшить. — Именно поэтому ты и поставил пленного так, чтобы Совершенный смог дотянуться. Чтобы он схватил его и убил. Ты хотел, чтобы он умер. Как умерли все прочие, кого могли взять живьем! — Янтарь неожиданно повернулась и обвела взглядом татуированных из свиты Лавоя, молчаливо наблюдавших за происходившим. — Вы тоже участвовали, — продолжала Янтарь. — Вы отлично знали, что на уме у вашего вожака, но остались стоять. Вот, значит, какие струнки он сумел в вас пробудить! Самые худшие, какие только могло в вас породить рабство! — И ее пылающий взгляд вновь обратился на старпома. — Лавой, ты чудовище! И я не только о том, что ты сделал с пленником! Ты и корабль хочешь превратить в монстра по своему образу и подобию!
Совершенный отвернулся так резко, словно пытался укрыться от сказанного Янтарь.
— Значит, вы там меня больше не любите, — проговорил он. — Ну и пожалуйста. Мне на вас начхать. Если вы только могли любить меня, пока я был слабым, так и оставьте свою любовь при себе, мне она не нужна. Без вас обойдусь.
Альтия в который уже раз содрогнулась. Этот самый корабль только что со зверской жестокостью убил человека. И буквально тут же надулся, как дитя малое. Да что ж он такое, в конце-то концов?
Янтарь ничего не ответила своему подопечному. Она лишь склонялась все ниже, пока не уткнулась лицом в ладони, лежавшие на фальшборте. Альтия не знала, была ли это молитва или просто молчаливая скорбь. Во всяком случае, Янтарь так сжала пальцами твердое диводрево, словно желала сама влиться в него.
— А что я такого сделал? — запоздало возмутился Лавой. Его самооправдание показалось Альтии каким-то трусливым. Вероятно, оттого, что он еще и все время оглядывался на своих татуированных. — Все видели, как это случилось. Я-то при чем? Корабль просто взял дело в свои руки… в прямом смысле и в переносном.
— Заткнись! — велел Брэшен. — Все помолчите немного!
Он обошел бак, заглядывая людям в лица. Все смотрели на капитана. Его глаза задержались на побелевшем лице Клефа. Юнга обеими ладонями прикрывал себе рот, в глазах стояли слезы.
Когда Брэшен заговорил снова, его голос был абсолютно бесстрастен.
— Курс на Делипай — и полный вперед. Во время нападения вы, ребята, вели себя безобразно. Так, что тошно было смотреть. Значит, будем упражняться до посинения, и не только нижние чины, но и начальствующие. Я хочу, чтобы каждый железно знал свои обязанности и свое место в бою. — Он еще раз обвел глазами столпившуюся команду, и Альтии показалось, что за этот день он успел постареть. Во всяком случае, таким измотанным она его еще не видала. Он повернулся к носовому изваянию. — Теперь что касается тебя, Совершенный. Ты провинился, отказавшись выполнять мои прямые распоряжения, и понесешь наказание. Отныне никто не смеет разговаривать с кораблем без моего личного на то разрешения. НИКТО! — повторил он, заметив, что Янтарь вскинула голову и собралась возразить. — Более того, никто не должен находиться на баке, если это не связано с исполнением непосредственных обязанностей. А теперь все прочь отсюда! За работу! Живо!
И он остался молча стоять, наблюдая, как его команда также молча расходится по местам. Кто на главную палубу, кто в кубрик, смотря какая у кого была вахта…
Ушла со всеми и Альтия. Сейчас Брэшен казался ей совсем незнакомым и чужим человеком. Как он допустил, чтобы это случилось? Неужели он не видел, что представляет собою Лавой? Не замечал, что его старпом делает с кораблем?
Брэшену было больно. И длинный порез вдоль ребер был почти ни при чем, хотя, Са свидетель, рана жгла и саднила почем зря. Тело криком кричало от пережитого напряжения. Болело буквально все: и челюсти, и спина, и живот. Даже мышцы лица, и он никак не мог успокоить их расслаблением. Альтия… В ее взгляде он прочел такую бездну презрения! Спрашивается, за что? А Совершенный! Его живой корабль, его гордость, его друг! Он оказался способен на убийство, да такое, которое иначе как зверским назвать было нельзя. Кто бы мог подумать? Ох, тошно…
Зато теперь Брэшен вполне убедился, что Лавой не просто сколачивал себе верную шайку для бунта. Он еще и корабль себе в союзники пытался завербовать. Янтарь была права от первого до последнего слова… жаль только, что она выговорила эти самые слова вслух. Да, Лавой определенно постарался, чтобы все пленники умерли. И зачем ему это понадобилось, Брэшен понимал еще не до конца.
Сколько забот на одну капитанскую голову! А ничего не поделаешь, надобно разбираться. И тащить этот воз. И ни в коем случае не показывать — ни словом, ни взглядом! — как тебе тяжело.
Брэшен стал капитаном. И в очередной раз убедился, что за все следовало платить.
Лавою он бы с радостью голову оторвал. А Альтию — схватил в охапку и уволок утешать. А из Совершенного вытряс бы доподлинную правду о том, что в действительности произошло.
Вместо этого он должен был расправить плечи и стоять как памятник себе самому. Он — капитан. Он должен достоинство соблюдать. Не показывая никаких чувств. Ради корабля и команды. Ни словом, ни
