внять доводам разума!
Пожилая женщина ласково улыбнулась. Ее щеки разрумянились на холодном ветру. Удивительное дело: она показалась Брэшену и более хрупкой, и более исполненной жизненной силы, чем прежде.
— Бортжурналы сыграли большую роль, Брэшен, но не главную, — продолжал Совершенный. — Главное оказалось во мне. Для меня было необычайно полезно оглянуться на прожитое и увидеть свои путешествия глазами моего капитана. Места, где я побывал, Брэшен, все, что я повидал в качестве корабля. Все это — часть меня. — Он отвернулся. Он по-прежнему не открывал глаз, но впечатление было такое, будто он смотрел вдаль. — Боль оказалась всего лишь частью гораздо большего целого. Знаешь, у меня ведь были жизни и до этого, и все они тоже мои. Тоже часть меня. Я могу обладать своим множественным прошлым, хранить его — и определять свое будущее. Мне не нужно быть тем, кем кто-то сделал меня. Я могу быть собою самим — Совершенным!
Брэшен отнял руки от поручней. Услышал ли кто-нибудь, кроме него, безрассудное отчаяние за полными радужных надежд словами корабля? Кажется, Совершенный предпринимал очередную попытку обрести внутреннюю целостность, самость. И если у него опять не получится — как бы он вовсе не скатился в потемки безумия.
— Конечно, ты можешь! — горячо пожелал он кораблю.
Правда, в темных тайниках его собственной души гнездились такие сомнения, что Брэшен сам себе показался брюзгливым старикашкой. Как бы то ни было, полностью довериться неожиданно восторженному настроению корабля он просто не мог. Больно уж резким оказался переход от былой мрачности и уныния. Кабы все не взяло да так же быстро не улетучилось.
— Парус! — долетел сверху тонкий голосок Клефа. Мгновением позже юнга поправился: — Паруса то есть! Да такое множество, просто тьма-тьмущая! Джамейские корабли!
«Джамелийские» он по-прежнему не выговаривал.
— Чушь какая-то, — высказался Брэшен.
— Может, мне залезть туда и самой посмотреть? — предложила Янтарь.
— Сам посмотрю, — сказал Брэшен. Ему всяко требовалось немного побыть одному и поразмыслить над положением дел. Да и взглянуть на всякий случай, как там плоды недавней починки: Брэшен не бывал на снастях со времени того памятного ремонта. Он отправился наверх. И очень скоро ему стало не до придирчивого осмотра рей и канатов.
Клеф оказался прав. Далекие корабли оказались джамелийскими. Разномастный флот нес флаги сатрапии и столицы. На палубах крупных судов уже можно было разглядеть баллисты и иные осадные приспособления. Да, этот флот производил впечатление отнюдь не торгового. Брэшен, однако, сомневался, чтобы джамелийцы шли в Делипай. А потому и привлекать их внимание определенно не стоило.
Вернувшись на палубу, он велел Симою сбавить ход.
— Только постепенно, — предупредил он старпома. — Если они уже заметили нас, пускай им покажется, будто мы просто отстали из-за того, что они очень ходко идут. Не надо, чтобы они заподозрили, что мы от них уворачиваемся. Покамест у них нет причин нами особо интересоваться. Вот пускай и дальше не будет!
— Альтия что-то говорила о слухах, ходивших в Делипае, — подала голос Янтарь. — Она, правда, думала, что это лишь досужие выдумки. Что-то насчет того, будто торговцы Удачного как-то нехорошо обошлись с сатрапом и Джамелия высылает туда карательный флот.
— Так или иначе, — сказал Брэшен, — сатрапу, видно, вконец надоели и настоящие пираты, и те, что косят под калсидийских сторожевиков.
— Значит, это наши возможные союзники против Кеннита? — задумалась Янтарь.
Но Брэшен лишь мотнул головой и хохотнул.
— Союзники! Да они будут не столько за пиратами по проливам гоняться, сколько грабить и заниматься ловлей рабов. Будут захватывать все встречные корабли вместе с командами. Нет уж! Давайте лучше молить Са, чтобы Проказница им ни в коем случае на глаза не попалась. Потому что, если Альтия к ним попадет, мы ее потом всю жизнь по невольничьим рынкам будем искать.
— Принеси еще свечей, Уинтроу, — весело приказал Кеннит.
Уинтроу подавил вздох и послушно поднялся. Сатрап уже казался бесплотным привидением, а на бледном лице Малты обозначился грим. Даже Соркор и капитан Рыжик явно устали. И лишь Кеннит был по-прежнему полон неистовой энергии.
Малта пришла за этот стол с достоинством и самообладанием истинной наследницы старинных торговцев. Уинтроу с гордостью наблюдал за младшей сестрой. Она излагала свои предложения отточенными и вместе с тем очень осторожными фразами, не забывая по каждому пункту перечислить выгоды, которых следует ожидать сатрапу и Кенниту. Признание Кеннита королем Пиратских островов, которые отныне становятся суверенным и независимым государством. Соответственно, бесповоротное окончание нападений джамелийских работорговцев на Пиратские острова. Само собой, никаких более калсидийских «сторожевиков» в водах Пиратских островов.
Капитаны Соркор и Рыжик торжествующе улыбались. Их улыбки чуть-чуть погасли, когда Малта перешла к тому, чего бы желал взамен государь. Безопасного возвращения в столицу под защитой кораблей Кеннита. Заверения, что суверенное государство Пиратские острова станет признавать и поддерживать его как сатрапа всея Джамелии, и прочая, и прочая. В будущем от Кеннита также ожидалось, что он станет невозбранно пропускать любые корабли под флагами Джамелии. И пресекать поползновения «независимых» пиратов, которым вздумается данное соглашение не уважать.
Поначалу Кеннит был само воодушевление. Он отправил Уинтроу за пергаментом, пером и чернилами и велел все записать. Уинтроу так и поступил, правда, чуть мозоли на пальцах не нажил, выводя полный титул сатрапа, занявший едва не половину страницы. «Его Славнейшее и Могущественнейшее Величество…» и так далее. Едва он справился с этим, как уже Кеннит преисполнился вдохновения и пожелал титуловаться «Храбрым среди храбрецов, дерзким среди дерзновенных, никем не побежденным пиратским капитаном Кеннитом, королем Пиратских островов по святому праву смелости и хитроумия». Записывая сии блистательные «почеты», Уинтроу видел искрящееся веселье в глазах капитана Рыжика и законную гордость на лице Соркора, Сам Уинтроу по наивности полагал, что тут-то переговорам и настанет скорый конец. Он ошибся. Кеннит еще толком и не начинал.
Он быстро и уверенно повел речь о всяких оговорках и поправках к достигнутому вроде бы соглашению. Ну не может же всерьез требовать баснословно могущественный сатрап, чтобы он, король нескольких далеко разбросанных городков и деревушек, охранял здешние воды от «неверных» пиратов без всякого вознаграждения? Уж верно, калсидийцы, занимавшиеся этим раньше, служили сатрапу не безвозмездно. Значит, будет лишь справедливо, если Кеннит потребует для себя за те же услуги той же оплаты. И веских возражений тут быть, право, не может, ибо от сатрапа даже не потребуется против прежнего новых затрат, Выплаты останутся теми же, изменится лишь получатель. И естественно, в качестве ответной любезности корабли под Кеннитовым флагом Ворона станут в своих походах на юг невозбранно посещать джамелийские воды. Что же касается частного амнистирования разного рода преступников, некогда бежавших на Пиратские острова, — о, тут недолго и запутаться. Лучше уж выдать высочайшее прощение всем чохом.
Сатрап возразил, что подобного рода татуированные — так, кажется, их теперь велено называть? — будут неотличимы от джамелийцев, законным образом пребывающих в рабстве. Кеннит, казалось, воспринял это затруднение очень серьезно. И тут же предложил сатрапу зататуировать особыми метками всех свободных джамелийцев. При этих словах на капитана Рыжика напал приступ жуткого кашля, ибо хохотать вслух было бы уж совсем неприлично, сатрап же побагровел. Поднявшись, он объявил, что ему нанесено несмываемое оскорбление. После чего проследовал к двери и вышел вон из каюты, и за ним побежала совершенно несчастная Малта. Она явно понимала то, чего не понимал Касго, а именно: идти ему было некуда. А так называемые переговоры высоких сторон плавно перетекали в документально обоснованный грабеж.
Пока оставшиеся в каюте дожидались окончания высочайшей истерики, Кеннит велел Уинтроу налить своим приближенным самых лучших вин. Потом отправил его за подносиком различных сыров и всяких удивительных фруктов, также ведших свое происхождение с недавно взятого корабля. Так что когда