взгляд и ответил, что называется, «в лоб». И, как ни странно, пульс мой не участился, но заработал мозг и выстроилась логическая цепочка.
Джефф — это да, это мужчина, но сейчас мне нужен не столько любовник, сколько друг. А потом, чересчур уж он крепкий американец, чтобы я игнорировала постель, если до этого дойдет: далекое и близкое, тот самый случай. Это ранит. И мне бы — повременить. Одно дело: плакаться в подушку, другое — выворачивать душу перед парнем из ФБР. Тут уж без разницы — что он за парень. Служба есть служба.
Вот уж десять недель, как я без мужчины. Ну, хоть хто-нибудь в этом мире поймет меня? Лучше женщины женщину, наверное, никто не поймет. Мысль стара, но интересна, да? Я дважды пробовала на Девоне — так, без особого удовольствия. Но из всех тех, кого Господь высылал ко мне навстречу, истинно им были дарованы мне только женщины. Мужская поддержка? О'кей. И опереться на плечо. Все другое — второстепенное. А раз так… поддержку и плечо может обеспечить и женщина. Притом, что куда лучше поймет мое душевное состояние, чем какой-то самец.
О состоянии. Я вышла из своего дремотно-задумчивого состояния, жогда услышала, как мистер Эппингворт предупреждает группу: азартные игры — это опасно. Понятно — холл, паб, значит, и игральные автоматы, — обдерут как липку в считанные минуты. Благо, от кредитной карточки кусочек не оторвешь и в прорезь автомата не кинешь. . •
Я подумала, что неплохо бы изучить их денежную систему. Кое-что об этом я уже знала — система образования в Ново-Йорке все же на высоте — и помнила, что фунт стерлингов равен десяти долларам, но дальше этого дело не шло. Я и понятия не имела, с чем едят английский шиллинг, — с золотым испанским дублоном или с пеликаном?
Мы с Виолеттой договорились, что снимаем номер на равных правах.
Через полчаса нам предстояла экскурсия по городу. Это — обязательная программа, а потом мы были предоставлены сами себе.Виолетта поставила свои вещи в уголке и открыла шторы. Комнатка показалась мне невзрачной, старой — вероятно, здесь жили уже тогда, когда никому на свете и не мерещился НовоЙорк, — но все в номере было чистенько опрятно, обои по стеночкам. Виолетта опробовала одну из кроватей, сев на краешек, — металлические пружины, классный старый стиль, и сказала мне:
— Чудик, представь, что я и есть та самая светло-березовая дылда, тот самый чурбан, по которому твой топор плачет.
— Чурбан? Джефф? — — Я присела на другой краешек.
— Как ты его находишь? — спросила Виолетта.
— Парень как парень, уровень. Мы с ним три месяца проучились в одном университете… что еще… встречались. Ужин, спорт. На этом корте иллюзии не прыгают.
— Правда? Плохой отскок?
Я легла.
— Черт его знает, — сказала я. — Не хочется усложнять себе жизнь.
— Клановые дела?
— Нет. Просто есть один… А может, и не один. И еще, когда-то очень давно я решила: лучше помру девственницей, чем буду в клане, с матушкой на пару.
О сколько чувства было в реплике Виолетты.
— Вот и у меня та же история, — прошептала она. — Ах эти женщины по фамилии Брукс! Понимаешь? Стопор. Слишком поздно мне помирать… девственницей. Господи, благослови!
— Выпендреж, — буркнула я. — Хочешь, познакомлю с Джеффом?
— Такой большой. — Виолетта была на голову ниже меня. — Придется стул подставлять. Но заманчиво, — вздохнула она.
— Чудесная пара, — усмехнулась я. — Фэбээровец и дочка содержательницы прито…
— Фэбээровец? — вздрогнула Виолетта.
— Чудеса на тарелке? — спросила я.
— Ну. Ты объясняла ему когда-нибудь, что такое контрабанда?
Я стала изучать другой вопрос: как там мои ногти?
— Само собой. Хочешь, чтоб убили — плати. Другое дело — кого? Это не по мне, — сказала я.
Виолетта расхохоталась.
— Пойдем-ка вниз да треснем чего-нибудь, — сказала она, отсмеявшись. — Тайга ли, прерии ли, дюны, дорога дальняя, так?
Идея была хорошей.
Теперь, уже совсем по-компанейски, мы хлебнули с ней чайку, и обе, всякого в жизни нахлебавшиеся, выплеснули друг на друга немножко личного. На ушко друг другу пошептали.
Мать Виолетты фактически развелась со своим мужем, к тому времени являвшимся главой клана Брукс, но официально развод получить не смогла. Суд в штате Массачусетс, где проживали супруги, счел, что оснований для развода нет. Тогда мать забрала свою несовершеннолетнюю дочь из семьи и перебралась с девочкой в Неваду. Единственным капиталом матери была её красота. Женщина сделала ставку именно на свою внешность, пустив в ход роскошное тело, и вскоре преуспела в трудах неправедных, став дорогооплачиваемой куртизанкой. Если оценивать её успехи по ранг-листу «Гильдии Трудящихся Женщин Невады» — мать Виолетты достигла подлинных вершин карьеры. Она трудилась на этом поприще восемь или девять лет и сумела очень грамотно распорядиться заработанными деньгами, время от времени вкладывая их в различные процветающие предприятия. А затем, когда скопила достаточную сумму, приобрела в Лас-Вегасе бордель. Когда родилась младшая Брукс, её глаза были ярко-фиолетового цвета; поэтому девочку и назвали Виолеттой — фиалка. С возрастом её глаза заметно почернели. Девочка жила и училась в престижном пансионе в Новой Англии и очень редко наезжала к матери в Неваду. В основном это было связано с тем, что в Неваде киднеппинг стал чуть ли не узаконенным бизнесом, и у матери Виолетты, женщины очень состоятельной, имелись все основания для волнений по этому поводу. А впрочем, не только киднеппинг был разрешен в Неваде. Тут было дозволено все и всем.
Виолетта получила отличное образование и светское воспитание. Никакие радости жизни были ей не чужды, и все же я видела — где-то в глубине души она чувствовала себя очень неуверенно, что-то беспокоило её. Что? Так глубоко заглянуть в себя она не умела. Виолетта почти боготворила свою мать, но никогда не спешила повидать её. Отца же не знала и знать не желала. Здесь у нас с ней было много общего.
Она увлекалась живописью, писала стихи, разбиралась в поэзии — имя Бенни Аронса было ей знакомо — и не имела ни малейшего представления, чем станет заниматься после окончания университета. Она готовилась к защите диссертации по специальности английский язык и литература, но, мне кажется, не любила свою профессию, не собиралась уйти в научную работу, не собиралась где-либо преподавать.
Как-то она сказала, что завидует моему честолюбию.
Наше путешествие по Лондону на автобусе более напоминало обыкновенную поездку на такси, нежели экскурсию. Мы мотались от одной достопримечательности к другой с той скоростью, с какой позволяло передвигаться по городу дорожное движение. Полагаю, задумка организаторов заключалась в том, чтобы дать нам возможность пусть мельком, но оглядеть все мало-мальски, привлекательное в столице Англии. А ленч удался. Мы обедали в ресторане на проспекте Уитби, в пабе, который был построен ещё при Тюдорах. Пять веков назад.
Я и не предполагала, что так устану. Право, очень тяжело сидеть, смотреть да слушать экскурсовода восемь часов подряд. Но, по большому счету, день прошел отлично. Нам даже на короля Георга довелось посмотреть — издали, конечно. Он перерезал ленточку на открытии какого-то общественного здания. Однажды я уже видела короля Георга воочию. Это было десять лет назад, когда монарх делал остановку в Ново-Йорке по дороге на Луну.
По возвращении в отель мы с Виолеттой решили поужинать где-нибудь за пределами гостиницы и заодно разведать ближайшие окрестности. В поисках подходящего ресторанчика мы спустились к центру по Бромптон-роуд. И зря, не стоило так поступать. Мы бродили от ресторана к ресторану, пересмотрели с дюжину меню, вывешенных в окнах-витринах, и вдруг я поняла, что просто-напросто вожу Виолетту за нос, подсознательно выбирая заведеньице подешевле. Но я не желала девушке голодной смерти, поэтому честно покаялась, а в ответ услышала, что она и не собиралась шиковать. Она совсем не против экономии.
