добавить немножко гуманизма.
Трумэн принес салат для Марти. Тот сказал:
— В Гвадалахаре неприятности. Я узнал от Джефферсона как раз перед тем, как отключился от Двадцати.
Связь между Гвадалахарой и Портобелло поддерживалась в основном через подключение, а не по обычному видеофону. Во-первых, так за меньшее время можно было сообщить больше информации, а во- вторых, таким образом последние новости рано или поздно узнавали все подключенные.
— Недопустимая небрежность, — сказал Джулиан. — Им следовало быть более осторожными с этой женщиной.
— Это точно, — поддакнул Трумэн и пошел за бутербродами для Марти. Никто из них не подозревал, что речь идет о двух разных инцидентах. Трумэна дважды пробовали подключить, и он как раз был в контакте, когда пришло сообщение о смертоносном визите неистовой Гаврилы, который закончился убийством Элли.
— С какой женщиной? — на миг оторвавшись от бутерброда, спросил Марти.
Джулиан с Амелией переглянулись.
— Значит, ты ничего не знаешь про Гаврилу? Про Рэя?
— Абсолютно ничего. У Рэя неприятности?
Джулиан собрался с духом и сказал:
— Он мертв, Марти.
Марти выронил вилку.
— Рэй?!
— Гаврила — наемная убийца из «Молота Господня», ее послали убить Блейз. Она пронесла пистолет в комнату для собеседований и застрелила Рэя.
— Рэя? — повторил Марти. Они с Рэем дружили еще со школы. Марти замер и побледнел. — Что же я скажу его жене? — он покачал головой. — Я был его лучшим другом…
— Не знаю, что ты ей скажешь, — вздохнул Джулиан. — Например, «он отдал жизнь за мир во всем мире». И это будет правдой, в каком-то смысле.
— Но правда и то, что я вытащил Рэя из его тихого, безопасного кабинета и затащил туда, где бродят сумасшедшие убийцы.
Амелия взяла его за руку.
— Не надо сейчас об этом думать. Все равно ты уже ничего не сможешь изменить.
Марти тупо уставился на нее.
— Она все равно ждет его домой не раньше четырнадцатого сентября. И может случиться, что это станет совершенно бессмысленным — если Вселенная полетит ко всем чертям.
— А скорее всего, — добавил Джулиан, — Рэй станет просто еще одним в длинном списке погибших при несчастных случаях. Ты мог бы подождать и сообщить ей обо всем после того, как эта дерьмовая бескровная революция закончится.
Трумэн тихо подошел и поставил на стол их бутерброды. Он услышал достаточно, чтобы понять, что они еще не знают о смерти Элли и о том, что Гаврила снова на свободе.
Он решил ничего им не рассказывать. Все равно они сами скоро все узнают. А за время этой задержки он, может быть, успеет что-нибудь придумать.
Потому что лейтенант Трумэн не собирался сидеть сложа руки и смотреть, как эти сумасшедшие уничтожают армию. Он должен был их остановить — и теперь он, по крайней мере, знал, где искать помощи.
Через невыносимую головную боль, которая помешала ему соединиться с этими безумными идеалистами, в сознание Трумэна все же просочились обрывки жизненно важных сведений. Например, Трумэн узнал о том, кто такой генерал Блайсделл и какой властью тот обладает.
Да Блайсделл мог одним телефонным звонком разрушить заговор в Здании 31! Трумэн решил, что должен связаться с Блайсделлом, и как можно скорее. А имя Гаврила будет вместо пароля.
Когда мы вернулись в наше скромное обиталище, на мониторе светилось сообщение, адресованное Амелии, не мне. Ее просили немедленно перезвонить Джефферсону по защищенному каналу. Джефферсон был в своем гостиничном номере в Гвадалахаре и как раз обедал. На нем была удобная нагрудная кобура с пистолетом, который заряжался транквилизирующими стрелками.
Джефферсон посмотрел на нас с экрана и сказал:
— Сядь, Блейз.
Амелия медленно присела на стул возле комма.
— Я не знаю, насколько безопасно находиться в Здании 31. Надеюсь, что достаточно безопасно, — он многозначительно помолчал. — Гаврила сбежала. Она убила двух человек в клинике и у одного из них под жестокими пытками выспросила твой, адрес.
— Нет… Ох, нет! Джефферсон кивнул.
— Она явилась туда сразу же после того, как вы уехали. И мы не знаем, что рассказала ей Элли перед смертью.
Меня эта страшная новость поразила, наверное, даже сильнее, чем Амелию. Амелия жила с Элли в одной квартире, но я ведь когда-то жил
Амелия смертельно побледнела и спросила, почти не шевеля губами:
— Она ее пытала?..
— Да. А потом отправилась прямиком в аэропорт и первым же рейсом улетела в Портобелло. Сейчас она наверняка где-то в городе. Приходится признать, что она наверняка точно знает, где вы находитесь.
— Она не сможет сюда пробраться, — сказал я.
— Не надо самообманываться, Джулиан. Отсюда она тоже никак не могла выбраться.
— Да, конечно. Ты можешь сейчас подключиться? Джефферсон посмотрел на него внимательным профессиональным взглядом.
— С тобой?
— Нет, конечно. С моей боевой группой. Они охраняют наше здание и должны иметь полное представление об этой сволочи.
— О, прости. Конечно.
— Ты расскажешь им все, что знаешь о ней, а потом мы пойдем и поговорим с Канди.
— Хорошо… Только имей в виду — я подключался с Гаврилой в полном контакте…
— Что? Ну вы и учудили, ребята!
— Мы думали, она надолго останется в смирительной рубашке. И это был единственный способ выудить из нее информацию. Мы действительно очень много узнали. Но ты прав — она многое узнала и от нас со Спенсером.
— Она не узнала моего адреса, — заметила Амелия. Джефферсон покачал головой.
— А я его и не знал. И Спенсер тоже. Главное, что Гавриле теперь известны основные направления нашего плана.
— Чер-рт! Она наверняка обо всем проболтается…
— Да, но не сразу. У нее есть шеф в Вашингтоне, но она не станет пока с ним связываться. Он для Гаврилы нечто вроде живого божества, это сильно переплетается с ее религиозным фанатизмом… Не думаю, что она позвонит ему раньше, чем сможет сказать: «Миссия выполнена!»
— Значит, мы не будем от нее прятаться. Мы отловим ее и сделаем так, что она не станет болтать.
— Упрячьте ее в клетку понадежнее.
— А еще лучше — сразу в ящик, — сказал я. Джефферсон кивнул и прервал связь.
— Ты думаешь, ее надо убить? — спросила Амелия.
— Не обязательно. Достаточно просто сдать ее нашим медикам, и пусть спит до самого судного дня.
Возможно, скоро получится так, что во всем Здании 31 останется только два человека, физически способных кого-то убить, — мы с Амелией.
