Фангуань между тем все еще студила суп.
– Хватит! – сказал наконец Баоюй. – А теперь попробуй, не очень горячий?
Фангуань решила, что это шутка, и, растерянно улыбаясь, оглянулась на служанок.
– Пробуй, пробуй! – ободрила ее Сижэнь.
– Дай-ка мне, – предложила Цинвэнь, взяла чашку и отпила глоток.
Тогда Фангуань расхрабрилась и тоже попробовала.
– Пожалуй, не очень горячий, – сказала она и отдала чашку Баоюю. После супа Баоюй съел несколько ломтиков бамбука и запил их рисовым отваром. Затем девочки-служанки подали ему полоскательную чашку и таз для умывания. Наконец и Сижэнь пошла ужинать. Фангуань хотела последовать за ней, но Баоюй бросил на девочку выразительный взгляд. Фангуань была сообразительна, к тому же игра на сцене научила ее понимать других по выражению лица. Заметив взгляд Баоюя, она притворилась, будто у нее болит живот, и заявила, что ужинать не будет.
– Тогда посиди здесь, – сказала Сижэнь. – Мы оставим тебе немного рисового отвара, когда проголодаешься – поешь.
Оставшись наедине с Фангуань, Баоюй рассказал ей о своей встрече с Оугуань, о том, как он солгал, чтобы ее выручить, и как по ее совету решил поговорить с Фангуань.
– Кому же она приносила жертву? – спросил Баоюй.
Фангуань сразу погрустнела, глаза ее покраснели, и она со вздохом промолвила:
– По правде говоря, это блажь Оугуань.
– Почему блажь? – удивился Баоюй.
– Она приносила жертву душе умершей Яогуань.
– Если они дружили, Оугуань так и должна была поступить, – заявил Баоюй.
– Какое там дружили! – воскликнула Фангуань. – Просто глупостями занимались! Оугуань обычно исполняла роли молодых героев, а Яогуань – молодых героинь. Как-то им пришлось играть любящих супругов, и с того самого момента они обе словно одурели и стали вести себя в жизни как на сцене. А потом и в самом деле влюбились друг в друга. Как плакала Оугуань, когда Яогуань умерла! Она до сих пор ее помнит и всякий раз в положенное время приносит ей жертвы. После смерти Яогуань она стала играть в паре с Жуйгуань, но и с ней вела себя так же, как с Яогуань. Мы говорим ей: «Так скоро ты утешилась с новой подругой, а о старой забыла?» – «Я не забыла, – ответила Оугуань. – Если умирает жена, мужчина женится вторично, но покойную жену не забывает, это – закон любви». Ну скажите, не глупа ли она?
Поступки Оугуань запали глубоко в душу Баоюю, ибо в точности соответствовали его взглядам на жизнь. Это и радовало его, и печалило, и в то же время казалось удивительным.
– Если все так, как ты говоришь, – промолвил Баоюй, – то передай, пожалуйста, Оугуань, чтобы не жгла больше бумажные деньги, а в положенное время воскуривала благовония в курильнице. Так она и почтит память покойной, и избежит неприятностей. На моем столике тоже стоит курильница, и если меня что-то тревожит, я, независимо от времени года, ставлю перед курильницей чашку с чистой водой и свежего чая, иногда кладу цветы и фрукты, а то расставляю мясные и овощные блюда и совершаю жертвоприношения. Все дело в искреннем уважении к памяти умершей, а не в пустых словах. Так что скажи ей, чтобы отныне больше не жгла бумагу!
Фангуань пообещала все в точности выполнить и ушла в комнату служанок, где принялась за оставленный для нее рисовый отвар. В этот момент вошла служанка и сообщила:
– Старая госпожа вернулась!
Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.
Глава пятьдесят девятая
Итак, Баоюй, узнав о возвращении матушки Цзя, оделся потеплее и отправился ее навестить. Он пробыл у нее недолго, так как матушка Цзя за последние дни очень устала и собиралась пораньше лечь спать. Ночью ничего достойного упоминания не произошло. А на следующее утро, в пятую стражу, матушка Цзя встала и снова отправилась ко двору.
Накануне похорон жены императора служанки собрали вещи матушки Цзя и госпожи Ван, тщательно все проверили и передали служанкам, которые должны были сопровождать матушку Цзя и госпожу Ван во время поездки. Провожали их шесть девочек-служанок и десять пожилых женщин (мужчины не в счет). Последний день целиком ушел на снаряжение конных паланкинов и приведение в порядок дорожных принадлежностей.
Юаньян и Юйчуань остались присматривать за домом и не сопровождали своих хозяек. Они только привели в порядок дорожные постели и пологи и отправили их заранее в гостиницу, где матушка Цзя и госпожа Ван должны были остановиться.
Слуги отправились к месту назначения первыми, устроили все как было приказано и ожидали приезда хозяев.
Наступил день отъезда. Матушка Цзя села в паланкин вместе с женой Цзя Жуна, госпожа Ван – в другой паланкин. Сопровождал их Цзя Чжэнь во главе отряда домашней охраны. Следом за ними ехали большие повозки со служанками и вещами.
Тетушка Сюэ, госпожа Ю и остальные члены семьи проводили отъезжающих до главных ворот.
Цзя Ляню не хотелось трогаться в путь, он опасался, что придется терпеть неудобства, но ему пришлось возглавить второй отряд домашней охраны, поскольку вместе с матушкой Цзя и госпожой Ван ехали и его родители.
Поскольку во дворце Жунго почти никого не осталось, управляющий Лай Да назначил ночных сторожей, велел запереть все гостиные и парадные залы и закрыть все входы и выходы; таким образом, во дворец входили и выходили через западную угловую калитку. А как только садилось солнце, запиралась и эта калитка.
В саду Роскошных зрелищ тоже были заперты все ворота, открытыми оставались лишь одни, небольшие, ведущие к дому госпожи Ван, которыми обычно пользовались все живущие в саду девушки, а также ворота, ведущие на ту сторону, где жила тетушка Сюэ. Эти ворота незачем было запирать, так как через них можно было попасть лишь во внутренний двор дворца Жунго.
Юаньян и Юйчуань заперли господские покои, сами же вместе с остальными служанками жили в прихожих. Жена Линь Чжисяо на ночь присылала во дворец с десяток пожилых женщин, а в залах и коридорах разместила мальчиков-слуг, чтобы сторожили и отбивали стражи. В общем, все было предусмотрено и сделано самым тщательным образом.
Однажды ранним весенним утром Баочай, едва проснувшись, откинула полог и соскочила с кровати. Было ясно и свежо. Баочай приоткрыла дверь и выглянула наружу. На влажной земле ярко зеленел мох – недавно, видимо, прошел дождик.
Баочай разбудила Сянъюнь. Та села к зеркалу причесываться и сказала:
– Щеки что-то чешутся. Наверное, персик расцвел, и у меня снова появились прыщи. Дай немного розовой мази, сестра, я смажу лицо.
– У меня нет, – ответила Баочай, – я сестрице Баоцинь отдала… Надо попросить у Чернобровки. У нее много. Собиралась взять у нее, но все забываю. Не чешется – и ладно.
Она велела Инъэр пойти к Дайюй попросить розовой мази.
– Погоди, – сказала тут Жуйгуань, – вместе пойдем. Заодно навестим Оугуань.
