ямынь.
– А Бао Юн где? – поинтересовался Цзя Лянь.
– В саду.
– Позовите его!
Слуги побежали за Бао Юном и, провожая его к Цзя Ляню, говорили:
– Спасибо, вы оказались поблизости. Не то разбойники разграбили бы весь дом!
Сичунь боялась, как бы Бао Юн не рассказал о приходе Мяоюй. Фэнцзе молчала, не осмеливаясь слово сказать.
В это время послышались возгласы:
– Пришла сестра Хупо!
Все сразу вспомнили о матушке Цзя и заплакали.
Хупо сказала, что нет денег, чтобы расплатиться с людьми, занятыми на похоронах, и Цзя Лянь еще больше разволновался.
Хупо между тем, увидев взломанные сундуки и шкафы, так расстроилась, что толком не могла вспомнить, какие вещи остались после матушки Цзя, однако спросить больше было не у кого, и на основании ее слов составили список пропавших вещей, который и отправили в военный и гражданский ямыни.
Фэнцзе и Сичунь разошлись по своим комнатам, а Цзя Лянь назначил сторожей на ночь. Он даже не стал, как обычно, ворчать на Фэнцзе, а сел на коня и уехал в кумирню.
Фэнцзе тем временем послала Фэнъэр успокоить Сичунь, опасаясь, как бы та не покончила с собой с горя.
Ко времени второй стражи разбойники уже успели миновать заставу. Но во дворце Жунго никто не спал.
Главарь разбойников, замысливший похитить Мяоюй, понимал, что соблазнить монахиню ему не удастся, поэтому взял с собой кинжал, прихватил одурманивающие благовония и в третью стражу пробрался в сад. Там он увидел, что в кумирне Бирюзовой решетки горит свет, подкрался поближе и спрятался. Постепенно огни в окнах погасли, освещенным осталось только одно.
Мяоюй сидела на молитвенном коврике, погруженная в размышления:
«Я приехала в столицу из Юаньму, желая прославиться подвижнической жизнью. Но была приглашена в этот дом и не смогла осуществить свое намерение. Вчера я с самыми добрыми чувствами отправилась навестить четвертую барышню Сичунь, а какой-то негодяй меня оскорбил, да еще пришлось натерпеться страху».
Вернувшись от Сичунь, Мяоюй никак не могла унять дрожь, сердце ее трепетало. Обычно она предавалась созерцанию в одиночестве и поэтому звать никого не стала.
Во время пятой стражи Мяоюй почувствовала сильный озноб, хотела позвать людей, но тут услышала за окном шорох. Вспомнив о грабителях, Мяоюй стала звать на помощь, но никто не откликнулся.
Вдруг голова у Мяоюй стала тяжелой, руки-ноги онемели, язык отнялся. В комнату вошел человек со сверкающим мечом в руке. Мяоюй не могла двинуться с места. Вот и настал ее смертный час. Сердце девушки бешено колотилось, но страха она не испытывала.
Вошедший спрятал меч, осторожно взял Мяоюй, положил себе на спину. Мяоюй, словно пьяная, не соображала, что с ней происходит.
Увы, эта непорочная девушка была одурманена, и негодяй смог похитить ее…
Разбойник с Мяоюй на спине подошел к задней стене сада, поднялся на нее по веревочной лестнице и спустился с наружной стороны, где его ожидали несколько человек с коляской. Посадив Мяоюй в коляску, злодей нарядился чиновником и велел как можно быстрее ехать к городским воротам. Добрались они туда, как раз когда ворота открыли.
Стражники, увидев коляску, решили, что едет какой-то чиновник, и даже не стали проверять.
Благополучно выбравшись из города, разбойники подстегнули коней и во весь дух помчались на склон Двадцати ли, где встретились с остальными грабителями, разделились на группы и поспешили к Наньхаю.
Не будем строить догадок, смирилась ли Мяоюй со своим позором или же покончила с собой – следы молодой монахини затерялись.
А теперь вернемся в кумирню Бирюзовой решетки.
Одна из буддийских монахинь, которая прислуживала Мяоюй и жила в келье, находившейся в самой глубине кумирни, спокойно проспав до пятой стражи, была разбужена звуками, доносившимися из переднего помещения. Зная, что Мяоюй сидит там на своем коврике, предаваясь созерцанию, монахиня подумала, что девушка сама с собой разговаривает. Вдруг послышались тяжелые мужские шаги, скрипнула дверь. Монахиня хотела встать, но все тело охватила истома, даже рот лень было раскрыть. Она не слышала голоса Мяоюй и, лежа с широко раскрытыми глазами, продолжала прислушиваться.
Лишь на рассвете монахиня смогла подняться. Она оделась и приказала старой даосской монахине вскипятить чай для Мяоюй, а сама отправилась посмотреть, что та делает. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что Мяоюй нет, а окна и двери распахнуты настежь! Тут она вспомнила шум, послышавшийся ей ночью, встревожилась и подумала: «Куда это она могла так рано уйти?»
Монахиня вышла во двор, огляделась и тут заметила веревочную лестницу, свисавшую со стены, а рядом, на земле, ножны от меча и пояс.
«Беда, – подумала женщина. – Ночью пробрался в сад какой-то злодей и одурманил нас курениями!»
Она крикнула монахиням, чтобы внимательно осмотрели кумирню, но ворота кумирни оказались запертыми.
– Ты зачем подняла нас в такую рань? – ворчали монахини. – Вчера в кумирне воскуривали дурманящие благовония, и мы никак не можем прийти в себя!
– А где настоятельница, не знаете? – спросила прислужница.
– В зале богини Гуаньинь! – отвечали монахини.
– Вы, видно, все еще спите! – закричала прислужница. – Пойдите посмотрите, там ли она?
Ничего не подозревавшие монахини бросились в зал богини Гуаньинь. Обыскав сад и не найдя Мяоюй, они подумали, что она у Сичунь. Побежали во дворец Жунго, стали стучаться в садовую калитку, но Бао Юн обрушился на них с бранью.
– Мы ищем нашу настоятельницу Мяоюй, – стали говорить монахини. – Откройте, может быть, она у четвертой барышни? Мы спросим.
– Ваша настоятельница привела к нам грабителей! – крикнул Бао Юн. – Они обобрали весь дом, а ваша настоятельница с ними убежала!
– О всемогущий Будда! – переполошились монахини. – Смотри, за такие слова попадешь в ад, там тебе укоротят язык!
– Хватит болтать! – орал Бао Юн. – Не то я вас отколочу!
Монахини, стараясь задобрить его, заулыбались и стали просить:
– Откройте нам, пожалуйста, господин! Мы поглядим, здесь ли наша настоятельница. И больше не посмеем вас тревожить.
– Не верите – идите смотрите! – произнес Бао Юн. – Но берегитесь, попадет вам от меня, если ее там нет!
Бао Юн впустил монахинь, которые со всех ног побежали к Сичунь.
Сичунь в это время сидела у себя в комнате и думала: «Мяоюй ушла от меня вчера утром. Слышала ли она, что говорил о ней этот Бао Юн? Если слышала, то наверняка обиделась и больше не придет. А мне так тяжело: я – сирота, жена брата меня ненавидит. Старая госпожа по-доброму ко мне относилась, а сейчас я осталась совсем одна».
Сичунь вспомнила, что невыносимые страдания довели до смерти Инчунь; Ши Сянъюнь ни на минуту не может оставить больного мужа; третья сестра Таньчунь в дальних краях. Одна Мяоюй свободна, как облако или дикий аист.
«Быть такой, как она, – это счастье, – продолжала размышлять девушка. – Но, увы, я из знатной
