прочная!»
Как сказал полководец Черепаха, так и сделал. Но прошло несколько дней, и храм опять обокрали. Пришли тогда небесные полководцы к духу-хранителю деревни и говорят: «Ты уверял, что, если поставить стену, грабежи прекратятся. Но храм снова ограбили!»
«Значит, стена непрочная», – ответил дух.
Зашумели тут полководцы: «Пойди сам погляди!»
Пошел дух, поглядел. Стена прочная. Как же через нее грабители в храм проникли? Пощупал стену рукой и воскликнул:
«Я думал, стена настоящая, а она фальшивая!»[82]
Все расхохотались.
– Вот так дядюшка Дурак! – покатываясь со смеху, сказал Цзя Цян. – Я тебя не обижал, а ты меня черепахой обзываешь! Пей штрафной кубок!
Дядюшка Син осушил кубок, совсем захмелел и стал жаловаться на свою сестру, а Вань Жэнь – на свою. Оба не скупились на колкие и язвительные замечания. Цзя Хуань, расхрабрившись от вина, стал ругать Фэнцзе, которая будто бы жестоко с ним обращалась.
– Человек должен быть добрым и справедливым, – поддакнули остальные, – а Фэнцзе, пользуясь покровительством старой госпожи, творила всякие бесчинства, а потом, как говорится, «обожгла себе хвост». Теперь дочке ее придется расплачиваться за зло, содеянное матерью!
Цзя Юнь вспомнил, как однажды обидела его Фэнцзе, а Цяоцзе, увидев его, расплакалась, и тоже принялся поносить покойницу и ее дочь.
– Пей лучше вино! – оборвал его Цзя Цян. – Зачем злословить?
– Сколько лет девочке? – стали спрашивать гости. – Хороша ли она собой?
– Тринадцать лет ей, – ответил Цзя Цян. – Настоящая красавица!
– Жаль, что она родилась в вашей семье! – воскликнули гости. – Будь она из бедной семьи, ее родители и братья могли бы стать чиновниками и разбогатеть.
– Каким образом? – спросили все в один голос.
– Я недавно узнал, – стал рассказывать один из гостей, – что где-то в дальних краях есть ван, большой охотник до наслаждений. Он ищет вторую жену и обещает забрать к себе и родителей девушки, которая ему приглянется. Бывает же такое счастье на свете!
Никто не придал его словам особого значения, только у Ван Жэня мелькнула недобрая мысль. Однако он и виду не подал и продолжал пить вино.
– Вот где веселье! – раздались возгласы, и на пороге появились сыновья Лай Да и Линь Чжисяо.
– Вы почему опоздали? – закричали тут все. – Уж мы заждались!
– Прошел слух, будто в доме опять что-то случилось, – стали оправдываться молодые люди, – и мы забеспокоились. Но потом оказалось, это не у нас.
– Не у нас, и ладно, – отвечали гости. – Нечего было задерживаться!
– Хоть и не у нас, но некоторое отношение к нам имеет, – возразили оба. – Знаете, о ком речь? О почтенном господине Цзя Юйцуне. Говорят, ему надели кангу и собираются везти на допрос в судебную палату! А ведь он состоит в родственных отношениях с нашими господами! Вот мы и решили дождаться, когда его повезут, надеялись разузнать, не грозят ли нашим господам новые неприятности.
– Пожалуй, вы правы, – согласился Цзя Юнь. – Ладно, садитесь, потом все расскажете!
Молодые люди стали отнекиваться, но затем все же выпили и продолжали рассказывать:
– Господин Цзя Юйцунь – человек способный, умеет находить покровителей и благодаря им получил высокую должность. Однако он жаден до денег и несколько раз попадался на вымогательстве. В обвинении говорится, что он обирал подчиненных – брал взаймы и не возвращал. А государь наш, – пусть здравствует он десять тысяч лет, – самый мудрый и просвещенный, самый гуманный и добрый из всех правителей, не щадит алчных, тех, кто грабит народ или, пользуясь властью, обманывает людей. Как только ему донесли на Цзя Юйцуня, он немедля издал указ об его аресте. И если обвинение подтвердится, Цзя Юйцуню несдобровать! Если же донос окажется ложным, плохо придется тому, кто оклеветал Цзя Юйцуня. В обоих случаях появится вакансия и кому-то посчастливится стать чиновником.
– Твой старший брат и так счастлив! – сказали дружки сыну Лай Да. – Разве плохо быть начальником уезда?
– Так-то оно так, – отвечал сын Лай Да, – но если он будет поступать подобно Цзя Юйцуню, долго не продержится!
– Неужто и у него руки загребущие? – удивились все.
Юноша кивнул и осушил кубок.
– Больше ничего не удалось разузнать?
– Об этом ничего. Еще говорят, будто поймали разбойников, орудовавших на морском побережье, и доставили на допрос в судебный ямынь. И схватили злодеев, которые похищали людей. Они прятались здесь же, в городе. Это благодаря старанию господ, которые служат при дворе государя.
– Значит, те, что были в городе, пойманы! – воскликнули все в один голос. – А ограбивших наш дом не нашли?
– Об этом мы ничего не знаем, – отвечали молодые люди. – Слышали, правда, будто один из разбойников похитил какую-то женщину и увез на морское побережье, но женщина не покорилась ему, и он ее убил. После чего вместе с сообщниками хотел бежать через заставу, но все они были схвачены и казнены.
– Уж не Мяоюй ли это, которую похитили из кумирни Бирюзовой решетки? – сказал кто-то.
– Ну конечно это она! – вскричал Цзя Хуань. – Эту Мяоюй я больше всех ненавидел! Вечно ходила с кислой рожей. Зато стоило ей увидеть Баоюя, как она расплывалась в улыбке. А на меня и смотреть не хотела! Вот было бы хорошо, если б это оказалась она!
– А может, и не она, – сказал кто-то. – Разве мало похищают людей?
– А по-моему, Цзя Хуань прав! – вмешался Цзя Юнь. – Недавно мне рассказывали, что одной монашке из кумирни приснилось, будто Мяоюй убита.
– Мало ли что приснится! – засмеялись все. – Выдумки это!
– Выдумки или не выдумки – нас не касается! – вскричал дядюшка Син. – Давайте поедим, а ночью будем играть!
Игра продолжалась до четвертой стражи, пока за дверью не послышался голос слуги:
– Четвертая барышня Сичунь повздорила с женой своего брата и остригла волосы. Она просит госпожу Син и госпожу Ван отпустить ее в монастырь, иначе грозится покончить с собой. Госпожи Син и Ван не знают, что делать, и просят на совет господ Цзя Цяна и Цзя Юня.
Цзя Юнь давно слышал, что Сичунь собирается в монастырь, и был уверен, что отговорить ее невозможно. Поэтому сказал Цзя Цяну:
– Мы ничем не можем помочь госпожам, а тем более что-либо решить. Поговорим для виду с четвертой барышней. Не послушает нас – дело ее! Напишем письмо Цзя Ляню, чтобы не оказаться потом виноватыми.
Решив так, они направились к госпожам Син и Ван и принялись уговаривать Сичунь отказаться от своего намерения. Сичунь твердила свое, а потом попросила, если ее не отпустят, отвести ей пустую комнату, где она могла бы читать сутры и молиться Будде.
Тогда госпожа Ю, опасаясь, как бы девушка не покончила с собой, сказала:
– Если отпустить ее, люди подумают, будто мы вынудили барышню уйти в монастырь! Пусть лучше останется дома, я буду за ней присматривать! А брат Цзя Цян сообщит обо всем в письме Цзя Ляню и Цзя Чжэню.
Если хотите знать, что сказали на это госпожи Син и Ван, прочтите следующую главу.
Глава сто восемнадцатая
