Сковала, как сирот, сестер неодолимая печаль, А матушка в года свои совсем ослабла, одряхлела… Покоя не было у нас весь день, с рассвета до темна Рычанье тигра, песий лай[10] не утихали ни на миг, Потом обрушилась беда… Весь дом несчастье потрясло, — Неистовей, чем ветра шквал, сильней, чем ливень в непогоду[11]. Ночь глубока, а я томлюсь. Ворочаюсь, и – не заснуть. О, бесконечная печаль! Нет ей начала, нет конца! С тобою мысленно делю раздумья грустные свои, Лишь у тебя могу искать сочувствие и пониманье… Я вспоминаю, как возник наш круг – «Бегония» – в те дни, Когда осенняя пора в нас породила свежесть чувств, Любуясь хризантемой, мы вкушали крабов не спеша, Был тесен долгий наш союз, и всем казалась жизнь отрадной. …Я помню фразу из стиха, которую хочу прочесть: «Одну лишь верхнюю из веток Не заслоняет тень от мира, А веток остальных удел Неторопливо расцветать…» Никто так горько не вздыхал о быстротечности расцвета, Как мы с тобою в те часы, когда одни цветам внимали… …Воспоминанья о былом сейчас растрогали меня, Я в четырех строфах тебе поведать так хочу об этом. Нельзя сказать, что нет причин прорваться стону моему; И все же песню предпочту, в которой растворятся слезы. Прискорбно: меняется времени счет, И снова холодная осень подкралась. Тревожит по-прежнему горе семьи, Живу одиноко, в разлуке печалясь… Мне чудится в северной комнате мать, — Возможно ль не помнить ее треволненья? Печаль ее, нет, не могла я унять, Поэтому в сердце, как прежде, – смятенье… * * * Сгущается в небе копна облаков, И ветер вздыхает и стонет уныло, Иду к середине двора, где листва Под инеем белым засохла, застыла. Куда мне податься? Что делать? Как быть? Утрачена радость. Приходит усталость. Лишь горечь да жалость в глубинах души, Лишь горечь да жалость… Вот все, что осталось! * * * Есть омут, где ищет покоя осетр; Есть балка под крышей – журавль к ней стремится; Дракон обретает жилье под водой, А мой где приют, незатейливой птицы? Я никну от горестных дум головой И так вопрошаю пространство и дали: «О, Неба бескрайность! О, толща земли! А вы б затаенную скорбь угадали?..» * * * Серебряный в небе бледнеет поток[12], Тепло исчезает, и холодом веет. Луна искривила под утро лучи, А чайник затих и вот-вот опустеет…[13] Печальное сердце стучит и стучит, Но вздох мой невольный – увы – не поможет. И все ж на призывный и жалобный стон Сочувственно ты отзовешься, быть может?» Дайюй прочла и сама загрустила.
