же решил остаться.
– Сведения о личном составе и вооружении привез? – громко спросил комдив, обращаясь к Суровцеву.
– Так точно, товарищ полковник, – поспешно ответил капитан.
– Сдашь потом начальнику штаба дивизии. Вот… майору. – Чорохов кивнул на бритоголового.
– У меня и схема минных заграждений с собой, – сказал Суровцев. – Вот…
Он потянулся к своему планшету, но Чорохов, точно отмахиваясь, остановил его движением руки:
– Да погодь ты со своими минами! Схемы сдашь в штаб. У тебя в батальоне все саперы?
– Так точно, все саперы, – недоуменно подтвердил Суровцев.
– Об этом пока забудь, – сказал Чорохов. – Хватит вам в земле ковыряться. Воевать надо, понял! Получай настоящее боевое задание. Передвинешь свой батальон на десять километров восточнее. Займешь оборону на моем левом фланге, а все твои теперешние минные поля станут моим предпольем. Ясно?
– Так точно, ясно, – машинально проговорил Суровцев. Но по тону его Звягинцев, по-прежнему стоящий посреди комнаты, понял, что капитану ничего не ясно. Да и сам он не понимал, что происходит.
«Что он, в своем уме, этот Чорохов, или просто чудит? – подумал Звягинцев. – Не собирается же он всерьез посадить в окопы саперную, плохо вооруженную часть, как пехоту? – Звягинцев невольно усмехнулся. – Интересно, приходилось ли ему хоть раз слушать лекции профессора Карбышева об использовании инженерных войск?»
А Чорохов, будто читая его мысли, буркнул:
– Ничего еще тебе не ясно, саперный комбат. А ну, давай сюда.
Он подошел к столу, сел, сдвинул к краю прямоугольные ящики полевых телефонов, разгладил карту и сказал вставшему за его плечом Суровцеву:
– Смотри на карту. Начальник штаба, объясни ему задачу.
Бритоголовый майор встал рядом с Чороховым, склонился над картой:
– Вот здесь, капитан, восточное участка, который занимает ваш батальон, находится населенный пункт Ожогин Волочек. Видите? – У майора был спокойный, усталый голос, и говорил он, точно учитель, разъясняющий ученику младших классов элементарную задачу. – Здесь, в Ожогином Волочке, – он опустил на карту указательный палец с коротко остриженным ногтем, – оборону займет наш сосед – дивизия народного ополчения.
– А какой ее участок? – спросил Суровцев.
– Какой участок?! – вмешался Чорохов и хлопнул по карте своей широкой ладонью. – А хрен его знает какой! Вчера вечером ополченцы вышли на позиции. И знаем мы только, что здесь будет их правый фланг. Вот это и есть главное, что тебе надо, как «Отче наш», запомнить!
Он повернул голову к своему начальнику штаба и сказал:
– Дай я уж ему сам расскажу. Он по молодости лет божественной науки не проходил. Так вот, – он снова перевел взгляд на карту, – я седлаю основное шоссе и железную дорогу из Пскова. – Чорохов провел ногтем две линии на карте. – А теперь что ты меня должен спросить? А?
Суровцев молчал, сосредоточенно глядя на карту.
– Товарищ полковник, – ответил наконец Суровцев, – это у вас десятикилометровка. Но тогда мне кажется, что между ополченцами и вами получается большой разрыв, километров… в восемь – десять. Кто его будет держать?
– Ах ты умница, саперная твоя душа! – одобрительно и вместе с тем как-то зло воскликнул Чорохов. – В самую точку попал. Так вот, ты и будешь этот разрыв держать. Ты понял?! Потому что, кроме твоего батальона, мне эту дырку заткнуть нечем, и так тридцать километров на мою долю приходится. В одиннадцать верст прореха на стыке с ополченцами получается. Твоим батальоном я и буду ее латать.
Чорохов исподлобья глянул на Звягинцева, молча стоявшего посреди комнаты, но тут же снова повернулся к Суровцеву.
«Нелепо! Неграмотно!.. Преступно!..» – хотелось крикнуть Звягинцеву.
– Сколько у тебя пулеметов? – спросил Чорохов.
– Три ручных, – механически ответил Суровцев, мысли которого были заняты все еще тем, что минутой раньше сказал комдив.
– Ах, будь ты неладен! – воскликнул Чорохов. – Как тебе это нравится, майор? – обратился он к начальнику штаба и встал. – Ты что же, к теще на блины или на войну приехал? – заговорил он, опять поворачиваясь к Суровцеву. – На триста штыков три пулемета?!
– А у нас и штыков нет, товарищ командир дивизии, – уже явно смелее ответил Суровцев, – саперам не винтовки, а карабины положены.
– «Положены, положены»! Ты что ж, со своими обрезами, что ли, на немцев в атаку пойдешь?
Он с силой подергал усы, точно собираясь их вырвать, и сказал:
– Ладно. Начштаба, запиши: дать его батальону три станковых… Только не «за так». Ты, капитан, говорят, король по автомобильной части. Так вот: ты мне даешь пять машин, а я тебе три пулемета. Затем ты мне дашь…
Звягинцев не выдержал:
– Товарищ полковник! Я настаиваю, чтобы меня выслушали. На каком основании вы разбазариваете батальон?..
– Отставить, майор, – оборвал его Чорохов и, поворачиваясь к начальнику штаба, сказал: – Идите с капитаном к себе и дайте письменный приказ о боевом задании. А вы, капитан, долoжите все свои схемы минирования и забудьте о них. Теперь у вас новый рубеж и новые задачи.
Несколько мгновений он наблюдал за идущим к двери начальником штаба, потом, видя, что Суровцев, растерянно глядя на Звягинцева, нерешительно переминается с ноги на ногу, сказал, повысив голос:
– Ну, капитан?! У вас что – времени свободного много? Идите!
Суровцев сделал уставной поворот и вышел из комнаты.
Звягинцев тоже направился было к двери (он решил немедленно связаться с генералом Пядышевым), но за его спиной раздался трубный возглас комдива:
– А вы, майор, останьтесь!.. Сюда идите, к столу. Ну, слушаю вас…
Весь горя от негодования и в то же время стараясь сдержаться и не наговорить чего-либо такого, что дало бы повод Чорохову придраться к нарушению дисциплины и уйти от существа дела, Звягинцев молча подошел к столу.
– Ну, слушаю вас… – повторил Чорохов.
– Я полагаю, товарищ полковник, – тихо, гораздо тише, чем ему хотелось бы, сказал Звягинцев, – что не я вам, а, наоборот, вы мне должны бы объяснить, что все это значит. Кто я такой и какое получил задание, вы отлично знаете, я имел повод доложить об этом еще вчера, когда вы открыли стрельбу из пулемета…
Звягинцев умолк, внутренне ругая себя за то, что не сдержался и напомнил о вчерашнем.
Однако Чорохов не обратил на его слова никакого внимания.
– Та-ак… – проговорил он. – Выходит, ты от своего начальства никаких указаний не получал? Странно. Ну ладно, коли так, слушай меня.
Он оперся обеими руками о стол, слегка подался вперед к Звягинцеву и медленно произнес:
– Позавчера немцы взяли Псков.
Усы его дернулись.
– Ну что же ты замолчал, майор? – снова заговорил комдив. – Давай высказывайся, раз такой горячий…
Но Звягинцев не мог вымолвить ни слова. «Псков, Псков, Псков! – стучало в его висках. – Последний большой город на пути к Ленинграду, всего в трехстах, нет, в двухстах восьмидесяти километрах от него! Значит, немцев не удалось задержать и после Острова, значит, они уже шагают по Ленинградской области, и Лужский рубеж – последняя преграда на их пути!..»
Наконец он взял себя в руки.
