поедем вместе. Какие документы вы взяли?
– Данные о личном составе и вооружении.
– Захватите еще схему минных полей.
– Слушаю, товарищ майор. Я и сам думал…
Звягинцев сел в машину рядом с комбатом. Он умышленно сел не на переднее место, которое по неписаному армейскому закону обычно занимал старший начальник, а рядом с капитаном, как бы желая подчеркнуть, что в данном случае не претендует на старшинство.
Настроение у Звягинцева было испорчено: перспектива разговора с Чороховым мало улыбалась ему.
Молчал и Суровцев, видимо понимая состояние майора.
Штаб стрелковой дивизии Чорохова располагался в городе Луге, то есть примерно в тридцати километрах от района, где работал в предполье оборонительной полосы батальон Суровцева.
Они ехали по тому пути, который относительно недавно проделали в обратном направлении.
Но теперь эту дорогу нельзя было узнать. Пустынная, почти безлюдная той светлой июньской ночью, теперь она была совсем иной. Навстречу им двигались войска – бойцы, идущие строем и цепочками по дороге и обочинам, военные грузовики, тягачи с орудиями.
Разговорову приходилось то и дело прижимать «эмку» к обочине, пропуская воинские колонны, бронетранспортеры и танки.
Звягинцев смотрел в окно машины, и настроение его постепенно менялось. Он не знал, принадлежат ли все эти бойцы, грузовики, орудия и танки дивизии Чорохова, или они разойдутся по ответвлениям дороги на другие участки Лужского рубежа. Но как бы то ни было, вид больших войсковых колонн, орудий и танков радовал.
– Сила! – произнес Разговоров, в очередной раз останавливая машину, чтобы пропустить орудия крупных калибров – шестидюймовки, длинноствольные пушки, короткие гаубицы и противотанковые «сорокапятки». Он вышел из машины и стал у обочины, широко раскрытыми глазами глядя на проходящие войска.
Звягинцев тоже вышел и по появившейся в последнее время привычке взглянул вверх. А если внезапный налет немецкой авиации?
Однако сегодня было пасмурно, облака кучевые, низкие, уже накрапывал дождь. Вероятно, поэтому командование и рискнуло продолжать переброску войск в дневное время. «А может быть, противнику снова удалось продвинуться, и штаб фронта вынужден спешно перебрасывать войска, не считаясь со временем суток?» – подумал Звягинцев.
Работая в штабе округа, а затем – фронта, Звягинцев оперировал масштабами дивизий, корпусов, армий. А теперь он превратился в обычного армейского майора, живущего прежде всего интересами своей части. И сейчас ему было трудно представить себе характер предстоящих операций. Что это за войска? – спрашивал себя Звягинцев. Переброшены ли они сюда с других участков фронта, или это резервы, присланные Ставкой? Один факт несомненен: на Лужской линии обороны сосредоточиваются крупные силы.
Но раз это так, то, следовательно, именно здесь решено дать сокрушительный отпор немцам, отбросить их, погнать назад, разгромить.
– Смотрите, товарищ майор, а ведь это курсанты! – обратился к нему Суровцев.
Звягинцеву достаточно было приглядеться, чтобы по петлицам узнать курсантов артиллерийских училищ. Радость сразу померкла. «Даже курсанты! – подумал он. – Значит, всех собрали, всех подчистую!.. – И снова вспыхнула тревога: – А как же я? Неужели опять стану штабистом-тыловиком?»
– Слушай, капитан, – еще раз с тайной надеждой спросил он Суровцева, – ты уверен, что тебе сам Чорохов звонил?
Суровцев повернулся к нему:
– Как же тут ошибиться? Ко мне из штаба дивизии связь вчера ночью протянули. А на рассвете сразу звонок. «Кто?» – спрашиваю. В ответ бас, точно труба иерихонская: «Не „кто“, а полковник Чорохов. Комбата Суровцева мне!» Прямиком, без всякого условного кода по таблице. И фамилию знает.
– Так, значит, «прямиком»… – задумчиво повторил Звягинцев.
– Товарищ майор, – сказал Суровцев, и в голосе его зазвучало что-то вроде обиды, – вы уж не думаете ли, что я сам в дивизию ехать напросился? Я даже с Пастуховым советовался, как быть. Он говорит: «Приказ старшего начальника. Ехать надо. Только майору доложи».
Он умолк.
– Ты правильно поступил, капитан, – твердо сказал Звягинцев и добавил как бы про себя: – Хотелось бы мне увидеть, как фашистские танки на наших минах взрываться будут…
Было около восьми утра, когда они въехали в Лугу.
Город уже стал фронтовым. Кое-где виднелись разбитые авиацией дома, на улицах чернели воронки от фугасных бомб. Связисты тянули провода, то и дело проходили военные грузовики, на перекрестках дежурили красноармейцы-регулировщики.
Командный пункт дивизии размещался в небольшом домике на северной окраине города. Над дверью еще висела вывеска «Городской совет Осоавиахима». Неподалеку стояли два грузовика-фургона, прикрытые зелеными сетями. Звягинцев невольно рассмеялся: на сетях были наклеены потертые изображения каких-то рощиц, озер с плавающими лебедями, – кому-то пришла в голову идея использовать для маскировки театральные декорации.
У крыльца стоял часовой. Взглянув на петлицы Звягинцева, он крикнул в открытую дверь:
– Товарищ лейтенант!
Через минуту на пороге появился лейтенант в начищенных до блеска сапогах.
– Доложите комдиву: майор Звягинцев и капитан Суровцев из инженерного батальона, – сказал ему Звягинцев.
Лейтенант взглянул на стоящего несколько в отдалении Суровцева и, снова переводя взгляд на Звягинцева, ответил:
– Полковник сейчас занят. Комбата приказано сразу к нему… Вы комбат, товарищ майор?
– Мы по одному делу, – резко ответил Звягинцев и прошел вперед.
Когда они вошли в комнату командира дивизии, Чорохов и какой-то немолодой бритоголовый майор стояли спиной к двери у прикрепленной к стене большой карты Лужского района.
Звягинцев отметил их покрытые грязью и пылью сапоги, гимнастерки, взмокшие на спинах, и понял, что полковник и майор только что вернулись с позиций.
Звягинцев громко произнес:
– Товарищ командир дивизии, майор Звягинцев и капитан Суровцев прибыли.
Чорохов резко повернулся, оглядел Звягинцева с головы до ног, пошевелил закрученными на концах в тонкие иглы усами и, обращаясь скорее к Суровцеву, чем к Звягинцеву, насмешливо спросил:
– Сколько комбатов в инженерном батальоне? А?
Суровцев сделал поспешный шаг вперед, краска проступила на его лице сквозь загар, он ответил:
– Я комбат, товарищ полковник. Капитан Суровцев.
– Так почему же он и не докладывает? – недовольно спросил Чорохов, переводя взгляд на Звягинцева. – Я его вызывал, а не вас, майор.
Стараясь не сорваться и не ответить резкостью, Звягинцев начал было:
– Разрешите, товарищ полковник…
– Не разрешаю… – отрубил Чорохов. – Закончу с комбатом, тогда поговорю с вами.
Первой мыслью Звягинцева было повернуться, пойти на узел связи, соединиться с генералом Пядышевым и доложить ему о возмутительном, на его взгляд, поведении комдива.
«Но тогда я не буду знать, о чем, в сущности, идет речь, – тут же подумал Звягинцев, – почему Чорохов позволяет себе игнорировать представителя штаба фронта и его задание…»
И хотя Звягинцев чувствовал себя отвратительно – на него больше не обращали внимания, – он все
