примеру.
– Какой же смысл, товарищ дивизионный комиссар? – слегка приподнимая свои широкие плечи, сказал Чорохов. – Я свое предложение высказал, получил отказ, вопрос для меня ясен…
– Ой ли, товарищ полковник? – проговорил Васнецов, чуть прищуриваясь. – Формально все ясно, но в душе, скажите честно, на ополченцев не очень надеетесь? Ведь так? Но почему же? Организацией их обороны вы, как говорите, удовлетворены. Верно? Значит, сомневаетесь в людях. Вот почему, я думаю, беседа с комиссаром вам не повредит. Ведь говорят, каков поп, таков и приход, простите за старорежимную поговорку.
И Васнецов умолк, выжидающе глядя на Чорохова.
– Я могу повторить лишь то, что уже докладывал маршалу в вашем присутствии, товарищ член Военного совета, – подчеркнуто официально, однако с нотками обиды в голосе произнес Чорохов. – У меня нет замечаний по организации обороны, которую нам показали.
Он хмуро посмотрел на Королева и, подчеркнуто обращаясь не к нему, а к Васнецову, продолжал:
– И все же я считаю, что при столь растянутых участках фронта и нехватке войск слева от меня должна стоять кадровая воинская часть. Дивизия народного ополчения, как явствует из самого ее названия, в профессионально военном смысле является дивизией лишь… формально. Вчера немцы попробовали прорвать нашу оборону на центральном участке и получили по морде. Неизвестно, где они будут атаковать завтра. Не исключено, что именно здесь. Возможно, противнику уже известно, что фронт тут держит не кадровая часть, – его разведка тоже ушами не хлопает. Ополченцы не устоят против танков. А если немцам удастся прорваться здесь, они выйдут в тыл мне, а возможно, и всей оборонительной полосе. Вот и все, что я хотел сказать, товарищ член Военного совета, пусть уж комиссар на обижается.
Васнецов побарабанил пальцами по столу.
– Ваше мление, товарищ Королев? – спросил он.
Звягинцев увидел, как на впалых висках Ивана Максимовича надулись вены.
– Дивизия не отступит, – коротко и глухо произнес он.
– А мне этих слов, полковой комиссар, мало! – воскликнул Чорохов, движением верхней губы вздергивая пики своих усов. – Ты сколько времени в армии?
– Две недели, – спокойно ответил Королев.
– А я – двадцать два года и три месяца! Разница? Ты танк немецкий перед собой когда-нибудь видел? Из пулемета по тебе строчили? Так вот, когда такой танк на тебя полезет да сверху еще авиация прижмет, тут твои две недели скажутся! А когда твои бойцы от этого танка побегут, тут уж их агитацией и пропагандой не остановишь, поверь старому солдату! Ты, не в обиду будь тебе сказано, свои шпалы в первый день войны, наверное, получил, а я за каждую свою кровью да годами службы платил, вот!
Звягинцев, которому в последние два дня уже довелось узнать Чорохова, еще не видел его таким распаленным. Так взвинтили его, очевидно, какие-то предварительные разговоры с маршалом и Васнецовым, а может быть, и тот факт, что Васнецов привел его, комдива, сюда как бы «на выучку».
Королев пристально глядел на полковника, ни словом, ни жестом не прерывая его. И только выражение лица его постепенно менялось, морщины становились глубже, вены на висках вздувались все сильнее.
Очевидно, это не укрылось и от Васнецова, потому что он сказал комдиву строго и укоризненно:
– Как вы можете так говорить, товарищ Чорохов. В эту дивизию ленинградский рабочий класс послал лучших своих сынов… Среди них есть и молодые, есть и те, кто делал революцию, громил Корнилова, участвовал в боях с белофиннами…
Королев повернулся к Васнецову:
– Подождите, товарищ дивизионный комиссар. Разрешите, я уж сам полковнику отвечу… Значит, ты, полковник, ни танков, ни авиации немецкой никогда не боялся? Может, ты от врага Прибалтику защитил? Ты Ригу и Вильнюс отбил? Ты Псков отстоял? Ты финна на северной границе задержал? Ты людей советских, которые под немца попали, из неволи вызволил?!
– Товарищ член Военного совета! – возмущенно воскликнул Чорохов. – Кто дал ему право оскорблять армию?
– А ты, полковник, когда тебе рабочий человек правду говорит, слушай, на дыбки не вставай! – сказал Королев. – Ты фактам в лицо гляди! Можешь сам с немцем управиться – давай действуй, у нас и на заводах делов хватает, оружие тебе ковать. А не можешь, так принимай помощь. И армию я не оскорбляю, не приписывай. Но против фактов, дорогой товарищ, не попрешь. Без народа, без ополченцев, без партизан в тылу врага, одной армией нам немца не остановить. Как говорится, горько, но факт… А насчет шпал – тут я твой упрек принимаю. Не заработал еще, авансом дали, сознаю. Вот так.
И Королев слегка ударил ладонями по некрашеной поверхности дощатого, наскоро сколоченного стола.
Васнецов усмехнулся полудобродушно, полуиронически и сказал:
– Ну вот, знакомство и состоялось. Теперь полковник Чорохов будет знать, кто у его соседей слева боевой дух поднимает. Той самой пропагандой и агитацией. К вашему сведению, товарищ Королев состоит в партии с шестнадцатого года.
– Анкета моя товарищу полковнику ни к чему, – угрюмо сказал Королев, – он от нас дела требует. Что ж, покажем и дело. Не зайдут к тебе немцы в тыл, полковник, не тревожься. О своем участке болей. А мы, пока живы, на земле стоим, отсюда не уйдем.
Чорохов пожал плечами и, резко меняя тему разговора, сказал:
– Хочу к Военному совету с просьбой обратиться, товарищ дивизионный комиссар. В стыке с этой дивизией я поставил инженерный батальон. Вот этот самый майор Звягинцев с тем батальоном прибыл, чтобы предполье минировать. А я этих саперов был вынужден в окопы посадить, как пехоту. Во время вчерашнего боя у батальона больше трети из строя вышло. Врать не хочу, дрались они геройски. Но следующей атаки не выдержат. Надо бы отвести батальон на пополнение.
– Но разве для этого требуется решение Военного совета фронта? – спросил Васнецов.
– Никак нет. Но поставить мне на этот участок больше некого. Вот я и прошу на его место замену прислать. Ну хоть стрелковый батальон, усиленный артиллерией…
– Не будет сейчас батальона, полковник, – покачивая головой, сказал Васнецов, – нет у нас его, лишнего.
Он помолчал немного и спросил:
– Майор Звягинцев тоже к просьбе полковника присоединяется?
– Да уж куда больше! – ответил, опережая замешкавшегося с ответом Звягинцева, Чорохов. – Он мне чуть глотку не перегрыз за то, что я его батальон не по назначению использую!
Звягинцев встал и, вытянувшись, сухо сказал:
– Просьб не имею, кроме одной. Поддержать нас противотанковыми орудиями. Ну и пулеметов добавить, если возможно. Станковых.
– Вот так-то, полковник Чорохов, – с улыбкой произнес Васнецов. Потом повернулся к Звягинцеву и сказал: – Батарею и несколько пулеметов он даст. И сосед слева еще поможет. Верно, товарищ Королев? Теперь у вас два шефа. Устоите? – Он пристально посмотрел в глаза Звягинцеву. – Всего несколько дней. Потом сменим. Кстати, я так и не спросил вас, майор, почему вы здесь?
– Прибыл для установления связи с дивизией, товарищ член Военного совета, – доложил Звягинцев, – но пока все с маршалом были заняты…
– Маршал уже отбыл, – сказал Васнецов, – самолет за ним прислали. И я сейчас уезжаю. Так что и комдив и начальник штаба скоро будут свободны. Пошли, полковник. До свидания.
У самого порога он остановился и, обернувшись к Королеву, сказал:
– Да, вот еще что, чуть было не забыл. Мы здесь случайно встретили архитектора Валицкого. Лазает по окопам и дзотам на переднем крае, учит, кричит на всех… На маршала напоролся, вступил в пререкания… Но дело не в этом. Его может убить любой шальной пулей. Как он сюда попал?
Лицо Королева помрачнело, однако ответ его прозвучал сдержанно и даже равнодушно:
